Плик и Плок - Эжен Сю

Флорес. Кажется, друзья мои, что преподобный заведует совестью сеньоры. К счастью, он крепкого здоровья, иначе это была бы тяжкая обязанность!

Молодая девушка. Ах, ты озорник! Больно слышать, господа, такую клевету на духовного человека от оглашенного, от фран-масона!

Множество голосов. Масон! Оглашенный! Где, где масон?

Флорес. Заклинаю тебя грудью твоей матери! Замолчи, девка, не шути таким образом, за это одно, только ведь, избили Переса.

Молодая девушка. Слышите, господа, он знаком был с Пересом, которому, по милости Божьей, надавали больше толчков, чем этот еретик-цирюльник перебрил бород за всю свою жизнь. Посмотрите-ка, у него и зеленая лента на шее; как Святая Дева видит и просвещает меня! Это масон! Отойдите от него прочь, дети, отойдите! (Волнение в народе).

Множество голосов. В море оглашенного! Смерть масону! В море!

Флорес. Клянусь кровью Креста, приятели, что эта лента ничего не значит, и что...

Поселянин (ударяя его). Вот тебе, собака! А! Ты смеешь мешаться в общество христиан!

Другой. Вот тебе еще! Посмотрим, заступятся ли за тебя твои братья, демонио. Зови-ка их на помощь.

Многие голоса. В море! В море!

Молодая девушка. Браво, господа! Пресвятая Дева благословит вас, отнесите его зеленую ленту и голову к алькаду, и вы не будете нуждаться в дублонах и индульгенциях на сей пост.

Флорес (избитый, сдавленный, растерзанный, переходит, так сказать, из рук в руки, до самого вала, орошаемого морем; там, один сильный андалузец его хватает и бросает в воду, вскричав). Прости, Господи! Так умирают масоны, еретики и приверженцы Конституции, враги самодержавной власти!

Толпа. Браво! — Viva el Rey abcoluto!

Моряк. Тише! Тише! Дети мои, вот, кажется, шествие начинает подвигаться. Праведный Боже! Какой прекрасный день для меня.

Крестьянин. Как для вас, так и для всех, господин моряк.

Моряк. Для меня прекраснее, клянусь Святым Иаковом! Я находился на сторожевом судне, которое было за ним в погоне под командой капитана Яго.

Многие голоса. Как, сударь, вы участвовали в этом страшном сражении? Пресвятая Дева! И вы живы!

Моряк. К счастью, дети мои, мы исповедовались накануне, иначе демон утащил бы нас в тартарары.

Крестьянин. Но как же это случилось, сударь? Ведь вы, наконец, говорят, потопили его тартану.

Моряк. Да, приятель, потопили, как ореховую скорлупу, и вдруг, она явилась позади нас, вся в огне, и нагруженная более чем десятью тысячами демонов, извергавших пламя ртом и глазами.

Множество голосов. Пресвятая Дева, помилуй нас!

Моряк. И среди их всех, носился проклятый Хитано, богохульствуя и оскорбляя Небо, Святых рая и господина губернатора!

Толпа. Господи, какой ужас! И что же вас спасло от чудовища?

Моряк. Наш капитан, по счастью, имел бутылку воды, освященной Толедским архиепископом, и как адское судно было от нас близехонько, то мы на него и бросили святую влагу.

Крестьянин. Из пушки, приятель?

Моряк. Нет, братец, выстрел произошел из корабельной аптечки, вы понимаете? И тогда все погасло, как бы очарованием, и тартана снова погрязла в воду при громком реве демонов.

Мещанин. Но, господин моряк, отчего же Хитано допустил взять себя в монастырском саду, если он был одарен этим адским могуществом?

Моряк. Разумеется, от того, что он был в священном месте, в монастыре. Пресвятая Дева! Попирать монастырскую землю, да это окаянному то же, что плавать в святой воде.

Толпа. Справедливо! — Господи, Боже! Это всегда так бывает, — и кто в том сомневается?

Мещанин. Но, господа, выйдя из монастыря на улицу, не мог ли он снова получить свою силу?

Моряк. Но для того, когда надевали на него цепи, сперва порядком их опрыскали святой водой, и сверх того, два монаха, каждую минуту лили ему ее на голову. Зато, Иисусе! надобно было видеть, как его коробило: он едва мог двигаться.

Мещанин. Я думаю, праведный Боже! У несчастного нога была раздроблена.

Женщина. Это была одна только уловка для возбуждения сострадания. Господи! Послушаешь, куда как много он страдал от своей раны.

Мещанин. Воля ваша, приятели, все это мне кажется что-то не очень ясным, и хотя говорят о том монахи, я не верю...

Женщина. Так какой же вы после этого христианин? Вы, еретик, если не верите первым основаниям религии. Санта-Кармен! Вы мне страшны! Пресвятая Дева, помилуй мя! Он не верует!..

Мещанин (вспомнив об участи Флореса и смотря, далеко ли он от вала). Сеньора, я всему верую, я ставлю свечу в тридцать фунтов Богородице Пиларской, я ношу четки, видите.

Множество голосов. Точно ли? — посмотрим четки, — это, может быть, масон!

Мещанин (крайне бледный). Вот, господа, вот они, смотрите. — А вот еще письмо, писанное ко мне от настоятеля Сан-Жуанского. Смотрите, господа, читайте!

Множество голосов. Мы не умеем читать. Еретик морочит нам глаза. В море масона! Это должен быть масон.

Бросаются на мещанина, но в эту минуту пение монахов, сопровождающих шествие, слышится явственнее, и народ, покидая мещанина, который убегает в шинок, теснится в первые ряды.

Женщина. Ах! Какое благополучие, Пресвятая Дева! Вот процессия. Нам хорошо здесь будет, Жуана, смотри-ка, у самого почти эшафота. Скажи, голубушка, там, кажется, две лестницы?

Жуана. Без сомнения, так как этот окаянный командовал некогда королевским кораблем, то для него умилостивились сделать особливую лестницу, и он не пойдет по той, которая назначена палачу, это все-таки приятнее.

Мужчина. Демонио! Какая несправедливость! Предоставляют это право отступнику, а может быть мне откажут в этом.

Жуана. Смотри, Пепа, вот францисканцы несут гроб его. Господи! Как они безобразны: как глаза их блестят из-под капюшонов.

Пепа. Вот позади идет палач. Пресвятая Дева! Он не дурен для палача; красный цвет ему очень идет. Только, как он бледен!

Жуана. Очень не мудрено, это палач из Кордовы, заступивший место нашего, ему надобно время, чтобы оглядеться, и потому позволительно быть немного застенчивым, ибо здесь еще не привыкли к нему.

Мужчина. Скажите, голубушки, вы видите Хитано?

Жуана. Нет, сын мой. Вот хоругви монастыря Сан-Жуана, за ними идут сержанты с заряженными карабинами, а там... (обращаясь к Фазильо, который, завернувшись в плащ, проходит и грубо ее толкает локтями). Осторожнее, молодой человек, вы чуть было меня с ног не сбили, Святая Дева! Опять! Ну, встаньте, пожалуй себе, передо мной, к самому эшафоту, лучшее место, (тихо Пепе). Пепа, какой взгляд, глаза так и сверкают под шляпой.