Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Андрей Воронин

Время шло, руководство менялось, но его интерес к объекту поисков не ослабевал. Да оно и немудрено: все-таки вагон золотых слитков – это не потерявшаяся группа туристов и не застрявшие в плену у каких-нибудь талибов заложники; вагон золота – это, товарищи, стимул, причем достаточно мощный, чтобы десятилетиями финансировать поиски человека, которого, вполне возможно, давно нет в живых.

Пару лет назад Стрельникову и его группе снова удалось напасть на след неуловимого экс-полковника. Но тут пресловутое руководство сменилось в очередной раз и, изучив собранный Стрельниковым материал, пришло к выводу, что данное расследование необходимо прекратить, а накопившиеся бумаги по делу сдать в архив. Таков, по крайней мере, был отданный ему приказ; о настоящих выводах и намерениях нового начальства Виктору Павловичу оставалось только гадать, но он подозревал, что тут все не так просто, как выглядит на словах. Во главе спецслужб, по секрету сообщил он Андрею, никогда не стояли романтики с фанатичным блеском в глазах, готовые с радостью принести свою жизнь на алтарь служения Отечеству. Но нынешние, сказал он, – это что-то новое, доселе невиданное; глаза у них, как у снулых карпов, и, если в этих глазах что-то отражается, так это не эмоции и мысли, а всего лишь цифры, какие можно увидеть в окошечке работающего кассового аппарата.

Коротко говоря, у Стрельникова сложилось совершенно определенное впечатление, что руководство решило прикрыть разрабатываемую им тему с одной-единственной, не слишком благовидной целью: официально признать так называемое золото партии несуществующим, чтобы затем с использованием служебного положения в целях личного обогащения все-таки разыскать его и прибрать к рукам. А чтобы господин Стрельников не помешал осуществлению этого плана, его аккуратно выперли на пенсию – по возрасту, состоянию здоровья и в связи с недостаточным пониманием стратегических целей и задач возглавляемого им подразделения в свете изменившейся геополитической обстановки.

Разумеется, Стрельникова такая формулировка не оставила равнодушным: он взъярился и положил себе во что бы то ни стало обойти этих рвачей, разыскать Прохорова и извлечь из него информацию о местонахождении золота – если понадобится, даже при помощи тисков, паяльника и прочих приспособлений, которых за века развития пыточного искусства человечество изобрело более чем достаточно.

Совсем недавно его людям удалось разыскать человека, который располагал кое-какой информацией о нынешнем местонахождении Прохорова. По его словам, тот намеревался в течение какого-то времени отсидеться в одной из столичных частных психиатрических клиник, где, как он полагал, его никто не станет искать. Что это за клиника и где она расположена, источник сообщить не успел: на условленную встречу он не явился, а вскоре его нашли мертвым со следами пыток на теле. Из этого печального происшествия Стрельников сделал резонный вывод, что его противники не дремлют и, используя его собственные наработки, движутся с ним буквально ноздря в ноздрю.

Дальнейшее можно было не объяснять. Господину Стрельникову нужен был грамотный, заинтересованный человек со стороны, чтобы, не привлекая к себе ненужного внимания, обследовать все столичные и подмосковные частные дома скорби. Эта роль представлялась Андрею Липскому не шибко почетной и завидной, однако Стрельников платил не только деньгами, но и информацией, причем именно той, которая Андрея в данный момент больше всего интересовала.

Кроме того, как справедливо заметил все тот же господин, другого выхода, помимо тесного сотрудничества с ним, у журналиста Липского, похоже, не существовало: противная сторона уже взяла его на мушку и была готова в любое мгновение спустить курок.

Слон прижал указательным пальцем вставленный в ухо шарик микрофона, немного послушал, наклонив голову, а затем, отыскав взглядом Андрея, сделал приглашающий жест в сторону подъезда: Моська доложил, что внутри все чисто, можно было двигаться. Липский выбрался наружу, ежась от пронизывающего холода, запер машину и, пройдя полпути до подъезда, обнаружил у себя за спиной громоздкую, похожую на втиснутую в короткое черное пальто копну сена фигуру Слона. Сделав вид, что ничего не замечает, Липский вошел в лифт, поднялся на свой этаж, кивнул торчащему на лестничной площадке Моське, вошел в квартиру и с облегчением запер за собой дверь.

Все-таки повсюду таскать за собой этот эскорт было дьявольски утомительно.

Столь же, если не более, утомительно оказалось разъезжать по частным клиникам и пансионатам для лиц с нарушениями психики, исподволь выведывая у заведующих, не находится ли у них на излечении господин Прохоров – ну, или, на худой конец, господин с другой фамилией, но с лицом, похожим на то, что изображено… позвольте, одну секундочку… вот на этой фотографии. Нет? Что ж, покорнейше прошу простить, всего вам наилучшего…

Поскольку было заведомо понятно, что за здорово живешь выдавать первому встречному врачебную тайну никто не станет, Андрею пришлось прибегнуть к легенде: он, свободный журналист имярек, собирает материал для серии статей об известных заведениях, где, по слухам, за большие деньги содержат неугодных родственников, стоящих на пути к чьему-нибудь наследству. Истина превыше всего; вы должны понять, что целью данного расследования является не поиск жареных фактов и высосанных из пальца сенсаций, а именно установление истины, в том числе, прошу заметить, развенчивание мрачных мифов и пресечение на корню всевозможных инсинуаций, которые порочат современную российскую медицину. Вот, к примеру, один пожелавший остаться анонимным источник утверждает, что в вашем заведении незаконно, против его воли, содержится изображенный на этой фотографии гражданин. Скажите, так ли это? Нет? Превосходно! Значит, он находится здесь по своей воле? Ах, его здесь вообще нет? Простите великодушно… И так далее, до бесконечности, всеми мыслимыми и немыслимыми способами и всегда с одним и тем же результатом – отрицательным.

Сегодня он посетил два таких заведения, устал как собака, а главное, начал чувствовать себя потенциальным клиентом одного из них: еще чуть-чуть – и впору будет примерять смирительную рубашку. Ощущение, что он занимается не тем, чем следовало бы заниматься, и, притворяясь идиотом, потихонечку им становится, крепло с каждым днем и сегодня, кажется, достигло апогея. Снимая в прихожей сапоги, Андрей был по-настоящему зол. Необследованными оставались всего два частных пансионата для душевнобольных, но это вовсе не означало, что он близок к цели: неуловимый полковник Прохоров мог преспокойно обретаться в любом из заведений, которые Андрей уже посетил, а мог с таким же успехом находиться где угодно – в Коломне, в Иркутске или каком-нибудь Тимбукту. Или в могиле.

Повесив куртку в стенной шкаф, Андрей прошел на кухню и обследовал холодильник. В холодильнике было негусто. При мысли о том, чтобы заняться стряпней, свободный журналист Липский ощутил острую тягу к самоубийству. Голод при этом никуда не делся; с этим нужно было что-то делать, причем срочно. Хлеб в доме, слава богу, нашелся. Соорудив чудовищных размеров бутерброд из чего попало, Андрей после некоторых колебаний выбрал меньшее из двух зол и оставил недопитую неделю назад бутылку водки ждать своего часа на полке холодильника, решив ограничиться пивом – по крайности, для начала. «Там видно будет», – облизнувшись, сказала его темная половина. «Видела бы тебя Марта!» – невесело усмехнулась светлая.

Андрей лишь пожал плечами: можно подумать, это для нее открытие! Кроме того, Марта крайне редко разменивалась на мелочи типа «Я же говорила, что ты без меня пропадешь» и если уж била, то по самым чувствительным, по-настоящему больным местам.

Он поставил тарелку с бутербродом и бутылку с пивом на свой рабочий стол, включил настольную лампу и уселся в вертящееся кресло. Работать он, понятное дело, не собирался – время было позднее, да и настроение, мягко говоря, не то, – но перед сном следовало хотя бы проверить почту. Кроме того, после развода он как-то незаметно для себя разучился усваивать пищу просто так, без параллельного усвоения информации. Медики утверждают – и, наверное, они правы, – что перекусывать, не отрываясь от работы, а также читать или смотреть телевизор во время еды вредно. Процесс приема пищи, по их мнению, суть дело ответственное, требующее серьезного к себе отношения. Но тщательно пережевывать пищу, тупо уставившись в стену, смертельно скучно, да и врачей, которые всегда и во всем следовали бы собственным рекомендациям, Андрей Липский не встречал.

Уже обосновавшись за столом, он обнаружил, что забыл прихватить с кухни открывалку. В свои без малого сорок лет свободный журналист Андрей Липский так и не освоил тонкое искусство открывания пивных бутылок подручными средствами – например, зажигалкой, ключом от входной двери, спинкой ножа и так далее. Едва ли не каждая такая попытка заканчивалась рваной раной на сгибе указательного пальца, а поскольку указательных пальцев у него было всего два и оба были нужны ему для работы, он давно прекратил подобные эксперименты. К тому же острой нужды в них не наблюдалось: пил он вполне умеренно, а на случай вроде того, что приключился сейчас, под рукой всегда оказывалось что-нибудь твердое, с углами.