Локальный конфликт - Александр Марков

Голубев оставил автомат в левой руке, а правой быстро вывернул изуродованный замок из петлиц, отбросил его сторону, так чтобы он не мешался под ногами, снял железную полоску засова и распахнул ворота.

— Так, так, — причмокнул он, увидев «Ленд Крузер» в таком превосходном состоянии, будто стоял тот не в сарае, а в дорогом автосалоне.

Между дверями автомобиля и стенками сарая расстояние было очень маленьким. Чтобы протиснуться, Голубеву пришлось повернуться боком и идти приставными шажками. Странно, что, загоняя в сарай, машину совсем не поцарапали. Обычно местные жители ювелирной ездой не отличались, что стало даже поводом для многих анекдотов.

Голубев встал на подножку, заглянул внутрь салона, еще раз причмокнул от увиденного. Кожаные кресла, на «торпеде» вставки из полированного дерева, система для прослушивания компакт-дисков, мини-холодильник, может, и мини-бар был, и уж окончательно его добил деревянный руль. Откладывай — и хоть всю жизнь — честно заработанные денежки, хватит их разве что на этот руль. Он служил атрибутом богатства и роскошной жизни. Раздобыв такой руль и поставив его хоть на «Жигули», все равно в глазах истабанцев приобретешь солидность. Подобные вывихи Голубев здесь встречал, и это напоминало ему дореволюционных старателей, которые, намыв немного золотишка, спешили купить портянки из бархата и похвастаться приобретением перед завсегдатаями пивных и чайных.

«Может, отломать в качестве сувенира?» — усмехнулся Голубев.

— Что ты там копаешься? Хороший сарай, — следующая фраза объясняла, к чему относится это определение, — угнать хочешь?

Егеря выбрались из дома и теперь шли к калитке. Впереди, помахивая хвостиком, бежал волкодав — уменьшить его раза в три, вполне имел бы добродушный вид.

— Злые вы. Уйду я от вас. Здесь жить останусь, — отмахнулся Голубев.

— Ну, как знаешь. Домов здесь много. Все не бедные. Может, чего еще найдем, а то ты прямо на первое попавшееся бросаешься, — сказал «чистильщик» Коля.

— Лучше не бывает. Эта колымага всех «лендроверов» из Африки вытеснила.

— Здесь «лендроверов» отродясь не было. Все УАЗы — их-то вытеснить не трудно. Ты в Африке и то, что в турпоездке был?

— Почти.

— И где?

— В Конго.

— Ну, как? Загорел, за негра стали принимать?

— Нет. Для этого надо целый день загорать. Как раз обуглишься, как головешка, а я немного загорал. Покраснел только. На индейца стал похож.

— Весь в делах был. Понятно. Никак с миротворцами?

— С ними. Сам был миротворцем. Но там было проще, чем здесь. Гораздо проще.

— Чуковский-то правильно писал про Африку?

— Что детям туда не надо ходить гулять? В Африке акулы, гориллы, крокодилы? Не совсем, но долго рассказывать. Ладно, черти, дайте полюбоваться хоть немного. Я на такой и не накоплю.

— Валяй, любуйся. Потом догонишь. Брось ты его, что это за жизнь — на запчасти только работать будешь. Все равно что больной, который на лекарства все деньги тратит, — сказал Луцкий.

— Точно. «Жигули» лучше или «Лада» там какая-нибудь. Дешево и сердито, — подтвердил Кондратьев.

— То-то мы все такие сердитые, — сказал Евсеев, — это у Голубева «Мерс». Он должен быть добрым.

Ему что-то хотели возразить, но на этом разговор закончился.

Голубев постоял еще секунд десять, но, услышав, как отворилась калитка, вздохнув, закрыл ворота — они скрипели, повесил засов — он вошел в пазы с лязгом, поискал в снегу замок и нашел его по маленькой лунке, запустил в нее руки, поморщился от холода, нащупав пальцами холодный металл, вытащил нехитрый улов, запихнул дужку в петлицу, опять вздохнул еще грустнее, посмотрел на закрытые ворота, точно мог видеть через железо, и побрел за егерями.

За оградой сиротливо лежал боевик, напоминавший подвыпившего гуляку. Он после вечеринки шел домой, но не нашел его, устал и решил прилечь отдохнуть на снег. Тот был мягким, как перина, а то, что он холодный, гуляка так и не почувствовал — кровь у него в жилах кипела от спиртного, выходила жаром через поры в коже, и он мог растопить любой сугроб. Он лежал между двух полос, оставленных колесами грузовика.

— Вы чего его посредине улицы бросили? А если кто задавит? — сказал Кондратьев.

— Не-е-е. Не посредине. Не раздавят. Видно его так далеко, а если бы с краю дороги положили, то издалека не увидишь. Грузовик «мусорщиков» — не трамвай, объедет, — возразил Евсеев.

— Разговорчики. Перетащите к ограде. Пусть не мешает движению транспорта.

— Есть, — сказал за всех Голубев.

— Наш им чем-то не понравился, — удивился Евсеев, посмотрев вслед машине «мусорщиков». — Не пойму, не тяжелый вроде. Летные качества у него ничем не хуже, чем у других, — егерь кивнул в сторону грузовика.

Грузовик отъехал метров на тридцать вперед. Его команда забрасывала в кузов спящих боевиков. Сколько там их уже было — не понятно.

— Ну пусть отдохнет пока еще. Какой наш следующий дом? — спросил Евсеев.

— Не торопись, — сказал ему Кондратьев.

Оставить без присмотра боевика они могли, но найденное оружие — нет. Пришлось ждать, пока не приедет автомобиль и не заберет и то и другое. В зачистке много было бюрократических моментов. Столкнувшись с ними, егеря демонстративно воротили нос, подшучивали над «мусорщиками» или «оружейниками», выслушивали ответные колкости, придумывали на ходу достойные ответы. Не дай Бог, достойно начнут отвечать боевики…

Глава 6

Ночь набросилась на этот мир, как всегда, неожиданно. Серая пелена сгустилась во мглу, точно кто-то варил в котле зелье, вначале сюда просачивался только пар, а теперь пролилось и все варево, которое обожгло глаза, и они стали плохо различать очертания домов. Так, видели что-то непонятное, бесформенное. Дома ли? Может, варево разъело их?

«Мусорщики» грузили новых пленных уже с раздражением. Работы оказалось гораздо больше, чем они полагали. Конца ей не видно. «Ну, вот еще один», — недовольно ворчали, забрасывая в кузов тело боевика. Им лучше, чтобы он оказался мертвым. Тогда его можно перепоручить другим службам. Но им не везло. Все были еще живы.

Егеря устали, передвигались с трудом, как старики, точно все они завязли в прозрачной жиже. Надо торопиться. Чувствовалось, что жижа густеет. Но все их движения кто-то, кто правит на небесах и курирует состояние дел на земле, воспроизводил с приличным замедлением. Сонные мухи. Место им в янтаре. Пусть время застынет.

Бронежилеты оттягивали плечи. Еще немного — и вся кожа, вместе с венами и мышцами, сползет вниз, отделившись от костей.

Егеря шли гуськом друг за другом, уже не переговариваясь и не подшучивая, прямо как роботы. Ноги их нестерпимо гудели в суставах, точно кто-то подбросил в эти сочленения песок и теперь, чтобы боль ушла, надо этот песок вымыть, а суставы смазать маслом. Кровь пульсировала где-то возле виска, там проходила какая-то очень важная вена. Она привязывала голову ко всему остальному телу. Когда она натягивалась, казалось, что ноша становится слишком тяжелой для нее и она может порваться. О, голову тогда унесет, как воздушный шар, от которого оторвалась гондола, а тело упадет на землю и затихнет.

Часто они натыкались на группки таких же уставших, измученных, грязных и потерянных солдат. Они слонялись по селу, точно что-то потеряли здесь, но еще надеялись найти, несмотря на темноту. Беда в том, что они забыли, что им нужно. Кондратьев пробовал считать, сколько их, но скоро сбился, когда ему показалось, что одну из групп он уже встречал и теперь столкнулся с ней снова. Это навело его на мысль, что и прежде он посчитал некоторых дважды, а может, и трижды…

Мозг устал, воспринимал реальность с небольшим запозданием, прямо как у динозавров. Рефлексы проявлялись быстрее. Мозг не успевал их обработать. Все это могло привести к тому, что, завидев очередную группу вооруженных людей, не раздумывая начнешь по ним стрелять…

У Кондратьева смешались в голове дома, где он побывал, и если вначале он, посмотрев на пленного боевика, мог тут же ответить, где его нашел, то теперь их лица слились в одно, будто это были клоны или близнецы.

В снегу валялись люди, будто село поразила какая-то эпидемия, несчастные из последних сил покинули свои отравленные болезнью дома, чтобы умереть на улице. Сил не осталось даже на то, чтобы спросить, кто они. Язык во рту не ворочался. Порвалась какая-то нитка, связывающая его с мозгом.

Кондратьев удивлялся тому, что село так быстро стало производить впечатление заброшенного, неуютного. Точно такое же ощущение бывает, когда идешь по комнате, из которой вывезли всю мебель и ободрали обои. Звук шагов гулко отлетает от голых стен. Они играют этими звуками, как теннисными мячиками. Отбивают их обратно. Если все оставить как есть, кирпичи, на которые завод-изготовитель давал многолетнюю гарантию, скоро начнут рассыпаться. Сами собой прогниют крыши и обвалятся вниз, а потом разрушение пойдет быстрее, и даже не заметишь, как в селе останутся одни развалины, точно обглоданные червями не погребенные кости на месте кровопролитного сражения. Все зарастет труднопроходимыми зарослями. Природа старается побыстрее залечить раны, которые наносит ей человек. Легче будет построить новые дома, чем восстанавливать старые…