Загадать желание - Ольга Кай

– Нет. Руины. Пепелища, – он нахмурил брови, заглядывая в полупустую кружку. – Бродяги какие-то поселились, кто смог пройти караул. И все.

Он помолчал, но видя, что все ждут продолжения рассказа, вновь заговорил:

– Мне удалось попасть в город, пока Максим отвлек стражу. Нашел тайник, оружие… И тех, кого превратили в камень. Они так и стоят на площади. Среди развалин.

– А разве Максим не смог их расколдовать? – удивилась Алина.

Леон покачал головой.

– Он не смог к ним пробраться. И… мне тоже пришлось уйти. Мы поспрашивали в Ручейном. Люди видели, как церковники вывезли из города закрытый фургон. Нам указали дорогу. Оказалось, фургон ехал в Свято-Георгиевскую обитель. Они остановились на постоялом дворе, в Васильковом. Сын хозяина игрался с приятелями недалеко от повозки, им стало любопытно, что внутри. Проковыряли щель между досок… – Леон покрутил кружку в руках, вздохнул. – Мальчишки все как один клянутся, что видели в фургоне каменного человека.

Я словно ожидала чего-то подобного, и потому не удивилась.

– О, Господи! – выдохнула Алина, а Арис хмуро потребовал:

– Дальше.

– Дальше мы решили ехать в обитель. Сначала нашли колдуна, который смог изменить нам внешность. Обещал, что хватит на неделю. Но… только мы прошли под воротами монастыря, колдовство рассеялось.

Объяснить этакое чудо мне оказалось просто:

– Им, наверное, кто-то из наших с воротами помог.

– Наверное, – согласился Леон.

– А может, кое-кто подгадал минутку и чары снял, – подал голос Горыныч, явно намекая на Макса.

– Вряд ли, – возразил сын воеводы. – Ему тоже досталось. Мы оба едва вырвались. Но кое в чем ты прав, Арис. Нас словно ждали. Мы с Максимом несколько дней в окрестностях прятались, людей спрашивали. Фургон видели, говорят, заехал в те самые ворота. Одна старушка рассказала, что его ночью на заднем дворе разгружали, что-то большое и тяжелое там было. Но что именно – не разглядела, а после ее сын позвал, и что дальше произошло – она не знает.

– Значит, ты так и не увидел отца? – тихонько спросила я.

Он покачал головой.

– Нам пришлось уйти оттуда. Была погоня, Максима ранили. Я помог ему спрятаться и отвлек. А у развилки, что возле Павловска, меня поджидали. Понять не могу, как узнали. Вроде не по прямой дороге ехал… Застали врасплох, – он нахмурился. Допил остывшее молоко и отставил кружку на край тахты. – Знаешь, Арис, я долго думал над тем, что ты говорил мне тогда, в лесу, ночью. Помнишь? Нам, и правда, больше не к кому обратиться за помощью. Но… я уже не застал того времени, когда старейшины общались с лешими и водяными. Помню, что с ними боролись – то церковники, то сами крестьяне, а позже – и колдуны. Потому что леший детей таскал, водяной рыбу в сеть не пускал, русалки… – он усмехнулся, – сам знаешь. И я совершенно не представляю, как с ними можно договориться.

Я вспомнила Осинку и ляпнула:

– Бусиков накупить побольше, когда в аномалии будем.

На меня посмотрели удивленно, а Горыныч – подозрительно.

– Есть тут одна любительница побрякушек, – проговорил он. – Только это у них по-молодости, потом проходит. Лет эдак через двести. И молодых совсем мало осталось, их колдуны в первую очередь перебили. Так что бусиками не откупимся.

– А чем?

Горыныч пожал плечами:

– А кто их знает? Решим на месте. Там народ капризный, но, думаю, сторгуемся.

* * *

В путешествие мы собирались потихоньку, без спешки, день за днем. Леон едва ходил, и свалился бы на первой стометровке, а Алина, хоть и перестала температурить, кашляла да чихала, вытирая припухший от насморка нос платочком. Я пыталась помочь, но после той ночи, когда, по рассказу подруги, таки потеряла сознание, силы возвращались необыкновенно медленно. На моем самочувствии это не отражалась, а вот делиться было практически нечем.

Наверное, мы бы еще месяц ждали, пока Леон окончательно придет в себя, но Арису не нравилась эта задержка. Он пару раз уезжал куда-то, позаимствовав у старосты лошадь, и возвращался через сутки, усталый и недовольный. Первый раз на мой вопрос, куда и зачем ездил, Горыныч не ответил.

После второй поездки он, как обычно, зашел к нам. Алина как раз готовила ужин, я зашивала дыру на рубашке. Арис поздоровался, узнал, что Леон дышит свежим воздухом на лавочке за домом, и пошел к нему. Я отложила шитье и тихонько, мысленно успокаивая проснувшуюся совесть, отправилась следом.

Они говорили тихо, но расслышать слова оказалось нетрудно.

– Ну как? – спросил Леон.

– Ищут.

– Думаешь, найдут?.. И скоро?

– Не знаю, – ответил Горыныч.

– Уходить надо. Хотя бы вам. Арис, может…

– Тихо, – перебил его тот.

Я вслушивалась, вслушивалась… И едва не умерла от страха, когда прямо передо мной неожиданно выросла темная фигура. Горыныч молчал, но надеяться, что мне позволят дослушать разговор или введут в курс дела, было бы слишком наивно. Я виновато пожала плечами и, провожаемая укоризненным взглядом, ушла в дом.

Подслушанный разговор о многом заставил задуматься. И многое прояснил. Вот почему Арис постоянно словно на иголках, почему так много змей ползает у нашего дома и за околицей. И Леон наверняка чувствует себя виноватым, но ничего не может поделать. Хорошо, что Алина не знает, иначе тоже бы не находила себе места. А ведь надо что-то сделать, и срочно, иначе скоро придется уносить ноги. И Леона, которому в его состоянии путешествие вряд ли пойдет на пользу.

Полночи я думала, как помочь ему и подруге выздороветь. А наутро отправилась к Марфе.

Старушка жила в небольшой, окруженной цветником избушке. В ответ на стук в дверь Марфа крикнула: «заходи», – предпочитая не отвлекаться от приготовления всяческих снадобий на такие пустяки, как открывание-закрывание двери.

Я вошла в благоухающую травами горницу и устроилась на табурете у двери. Старушка сидела подле окна: в вышитой рубашке, красной юбке с передником и темно-вишневой в мелкий цветочек косынке, прячущей волосы и завязанной надо лбом. Хвостики смешно торчали в разные стороны, напоминая то ли рожки, то ли заячьи уши. На плотной шее Марфы красовалась не одна нитка бус.

– За работою пришла? – спросила она, не переставая толочь что-то в медной ступке.

– Нет. Спросить хочу. Я тут слышала о живой воде.

– Надобно тебе?

– Надобно.

Знахарка вздохнула, поставила ступку на колени.

– Озеро где – знаешь?.. Там в заливчике, за старою пристанью, ручеек был. Вода в нем завсегда целебною считалась, и, помню, когда ешо молодая была, многие хвори ею вылечивала – и себе, и людям. Только вот у пристани нечисть какая-то завелася, и мало кому удавалося до воды той добраться: кого сгубит, над кем поглумится да отпустит восвояси голого-босого, с синяками да шишками. А последний год так и вовсе одтель никто не возвращалси.

– А многие ходили?

Старушка задумалась, загибая пальцы, подсчитывая.

– Трое, кажись. Один вернулся, да умом тронулся после. А мож, он и раньше болезный был, кто его знает?

После такого рассказа стало немножечко не по себе.

– Вы мне скажите, как это место найти. Позову Ариса, вместе пойдем.

– Ни-ни, нельзя вместе! – старушка замотала головой. – За живою водою токмо в одиночку ходють, да ночью, абы никто не знал да не видел.

– Почему это?

– А иначе силы волшебной в ней не будет.

Дурацкое условие и очень подозрительное, но после того, как девушка в листвяной одежде чуть не превратила меня в дерево, я готова была поверить во все, что угодно.

– Так пойдешь? – деловито осведомилась Марфа.

– Пойду. Куда денусь…

– Ну так я тоже скляночку приготовлю, принесешь и мне водички. Ежели достанешь. А то ведь уйдете вы – сызнова ко мне все пойдут со своими хворями… – знахарка протянула руку, взяла горсть сушеных ягод с блюдечка на подоконнике, бросила в ступку и принялась толочь. – Ты зайди ко мне пополудни, да монетку принеси медную. Я тебе на нее нашепчу, абы нечисть отпугивать.

Я недоверчиво скривилась.

– И что, поможет?

– А то как же! Токмо она и поможет, без нее никак. Заговоренных медячков наша окрестная нечисть завсегда пугалася.

Вечер близился. Медная монетка, заговоренная Марфой, уже лежала в кармане. Арис зашел к Леону ненадолго, а после Алинка его уговорила поужинать с нами, и, так как Леон заснул, составить ей компанию, дождаться меня. Сегодня его присутствие было очень некстати, но не останется же он на ночь!

Я быстро поела и сидела за столом, поглядывая в окно. До полуночи еще очень далеко, можно и подождать.

Леон спит на своей тахте. Алина с Горынычем, как нарочно, тянут время, медленно попивая горячий отвар.

– Арис, – тихонько шепчет подруга, – скажи, а ты, правда, видел русалок?