Студент 2 - Всеволод Советский

цифрами.

Я мгновенно сообразил две вещи.

Во-первых — это у нашего негоцианта идет письменный разбор его фарцовочных комбинаций, и что-то там не вяжется. Не бьется. А во-вторых, о своем зачислении на химфак он еще не знает. Ну и ладно.

— Решаем проблемы? — я указал взглядом на листок.

— Да, есть загвоздки… — промямлил он. — Что-то концы с концами не сведу.

— Это по коммерческой части? — я присел за стол.

— Ну, можно и так сказать, — ответил он не очень охотно.

— А я вот тоже твои вопросы решаю! — сказал я с необычайной многозначительностью.

Витек непонимающе уставился на меня… но вот в глазах мелькнуло просветление.

— А! — воскликнул он. — Это ты что имеешь в виду? Факультет?

Я сделался еще значительнее, хотя куда уж больше.

— И это тоже. Но сейчас речь не о том.

Видно было, как заработала Витькина мысль. И кажется, в правильном направлении. В лице, во взгляде заиграло нечто…

— Постой, — заговорил он с надеждой, — постой…

— Паровоз? — я усмехнулся. — Не стучите, колеса?

— Да ладно тебе! — Витьке было не до острот. — Я правильно понимаю, что…

Он слишком выразительно не договорил.

— Я бы даже сказал, что читаешь мои мысли.

— Телепатия? — он разулыбался. — Не отказался бы от такой способности!..

— Можешь считать, что первый шаг сделан. Короче!..

И я растолковал, что примерно через полчаса Татьяна будет ждать его в триста двенадцатой.

— Ждать… в каком плане? — осторожно уточнил он, еще не веря в то, что подплыл к берегу мечты, и до него рукой подать.

— В том самом. Скромность и воспитанность не позволят мне говорить об этом вслух… — я шутливо закуражился, и чем дальше, тем шире и вожделенней делалась улыбка на Витькиной роже. — И вот что я тебе еще скажу! Время есть, хотя и в обрез. Лети-ка орлом в гастроном, возьми бутылку хорошего вина…

Физия разъехалась в улыбке так, что назад собрать трудно:

— Так у меня имеется!..

— Ничего себе, — я слегка удивился. — Откуда?

— Ну, как-то приобрел… Ты вот все говорил: токайское, токайское, вот я и решил, так сказать, воспользоваться советами бывалых.

Он вскочил, сунулся в шкаф, с торжествующим видом извлек длинногорлую изящную бутылку с золотистой этикеткой:

— Во! Видал?

— Ну вот, это чинно-благородно, — одобрил я. — Штопор у нас вроде бы есть?

— Должен быть, — там же, в шкафу Витька оживленно забренчал столовыми приборами. — Есть! — радостно провозгласил он.

— Возьми. Иначе пробку не вытащишь.

Затычка в этой бутылке действительно была проблемой, особенно для случайной компании, жаждущей сдобрить общение, дабы оно было интересней и продуктивней. Конечно, токайское в подобных случаях употреблялось нечасто — ходовые напитки были все же попроще и подешевле. Но случалось и такое. И без штопора — беда. В советских бутылках пробку можно было протолкнуть вниз, и черт с ней. Но сумрачный мадьярский гений выдумал такой сосуд, где данный прием не прокатывал. Приходилось как-то эту пробку крошить, расковыривать, пробивать в ней дырку… И в итоге пить с крошевом, плеваться и нелегкими словами поминать чертовых мадьяр, которые во время войны свирепствовали на нашей территории, в пятьдесят шестом году бунтовали, а теперь поставляют какие-то уродские колбы…

— Ладно, — сказал я. — Ключ с собой возьми. И завтра в семь тридцать как штык здесь. Я, возможно, тоже отлучусь.

— Куда⁈ — Витек застыл со штопором в одной руке и бутылкой в другой — как со скипетром и державой.

— На конспиративную квартиру. Оперативное совещание, — я подмигнул.

— А! Опять эти твои хохмы!

— А у тебя опять пустые вопросы. Мужчине неприлично любопытство.

Витька хотел слегка надуться, но вспомнил, что перед ним благодетель, почти сделавший сказку былью. Смирил себя.

Я собирался в душ, но не хотел включать в приятеле поток догадок. Поэтому ловко спровадил его на кухню поставить чайник, а сам в это время прихватил полотенце, мыло, спрятал все под одеждой. А когда сосед явился, озабоченно глянул на часы, сказал, что чая ждать не буду, время поджимает. И свинтил.

Время и правда поджимало, но я все же ополоснулся в душе, просушил волосы и, чуть опаздывая, устремился на третий этаж, надеясь, что с Витькой нос к носу не столкнусь.

Не столкнулся. Но народу вообще заметно прибавилось. На лестнице мне попалась целая развеселая компания: трое парней, по-моему, чуть-чуть поддатых, самую малость, поднимались, таща в руках всякие рюкзаки и свертки.

— О! — воскликнул один из них, — никак новые лица?

— Так точно! — отчеканил я. — Первый курс.

— Уже зачислен? — подхватил второй.

— Состою в списках!

— Ну, с тебя магарыч!.. — захохотал третий.

— Без вопросов!..

Так с шутками-прибаутками и разминулись. На третьем этаже, впрочем, было пусто, вдали маячили смутные фигуры, но на меня никак не отреагировали. Я быстро нашел триста девятую комнату.

Условный стук: раз — и через пару секунд два. Как договаривались.

Дверь мгновенно открылась.

О чем я думал в эту секунду?..

Ну, тут прежде надо сказать, о чем не думал.

Конечно, я старался не думать о Лене. Понимая, что мысль о ней живет глубоко во мне, никуда он нее не деться — тем не менее, я постарался сейчас отключить ее. Как бы упростить мир, в котором я живу.

Люба, обычно щеголявшая по общаге в футболках, трико или шортах, на сей раз была в самом обычном пестром ситцевом халатике, довольно линялом и заношенном. Зато чистеньком. В комнате царил полумрак, шторы плотно задернуты. Из четырех кроватей три были пусты, а одна опрятно заправлена свежайшим бельем.

— Привет, — зачем-то сказала Люба, и голос ее хрипловато просел. Я заметил, что она старается отводить взгляд.

— Привет, — я улыбнулся. — Стесняемся, что ли? Постисниваемся?

Она смущенно ухмыльнулась.

— Ну, знаешь, это я в компании такая бойкая да задиристая. Жизнь так научила. А вообще-то я нормальная женщина…

— С теорией «стакана воды»?

Честное слово, я никак не хотел ее зацепить. Само вырвалось. Но она не обиделась:

— И это тоже уроки жизни… Ну да ладно! Чего разводить лирику? Решили, так решили. Только отвернись.

Я послушно отвернулся, услыхал, как с легким шорохом слетел халат, затем негромко скрипнула кровать. И я стал