C-dur - Алексей Ефимов

После встречи с Пучковым он заехал на ланч в ресторан.

Сделав заказ, он стал думать. Решение было принято, и оставалось лишь воплотить его в жизнь, то есть найти ответ на вопрос – «Как»? Стараясь отбросить эмоции и сконцентрироваться, он скоро понял, как это трудно. Требуется постоянный самоконтроль. Мысли, одетые в строгие деловые костюмы черного цвета, идут стройной шеренгой, не смешиваясь, не сбиваясь, – но стоит расслабиться, как начинается хаос. Моисеев, ухмыляющийся, с зализанными назад волосами, тут как тут. Черт бы его побрал! Он развяжет войну, не брезгуя самыми гнусными средствами, можно быть в этом уверенным. Корпоративные войны между бывшими партнерами и даже друзьями, длящиеся годами, – сколько их было? Сколько крови пролито, в буквальном смысле этого слова? Судя по всему, это их будущее. Все начнется с проекта по заморозке, далее пламя перекинется на основной бизнес, и бизнес залихорадит. Столько сил вложено в общее дело, столько пройдено и пережито на долгом пути к успеху, столько было гордости, доблести, радости – каково после этого видеть, как чахнет любимый ребенок? Будто нож в сердце. Можно смалодушничать, не ломать отношения, а можно быть честным. Вспомнить утро – заплаканную Оксану и гадкую рожу Вити – и сделать свой выбор. Пожалуй, ты знал всегда: раскол – это вопрос времени. Вы не стали ближе друг к другу за эти годы; спрятав глубже взаимную антипатию, вы притворялись ради стабильности и достатка. У вас нет общего будущего. И никогда не было.

Пришло время сказать это Виктору Моисееву.

Быстрый набор его номера – на клавише «3». Первая зарезервирована под голосовую почту, вторая – номер Ани, четвертая – Светы. Но ее имени нет в записной книжке. «Налоговые юристы» – запись осталась с тех пор, как вместе ходили в суд. Когда их отношения вышли на новый уровень, он по понятным причинам не стал ничего менять. Шутки ради Света сделала его «Сашей Колбаскиным». Она сказала, что он будет Колбаскиным до тех пор, пока она не увидит в списке его контактов свое имя. Вполне заслуженно и справедливо. Когда Саша Колбаскин, изменщик и лгун, исчезнет, вернется Саша Беспалов.

Он нажал на клавишу «3».

– Да, – услышал он сдержанный голос Виктора.

– У тебя как со временем? Можем встретиться через час?

– Да. Что с Толей?

– С Толей в порядке.

– То есть он готов дать нам кредит?

– Да.

– Отлично.

Долгая пауза.

– Что-то хочешь сказать? – спросил вкрадчиво Виктор. – Или при личной встрече?

Пауза.

– Я не участвую в этом проекте.

– Правда? Почему это, интересно? Из-за бабы? Все беды из-за баб, ты это знаешь? Давай ты приедешь, и мы все спокойно обсудим.

– Да, все обсудим.

Он положил трубку.

Через час они встретились в комнате отдыха. Моисеев был собран и холоден, смотрел остро, внимательно. Беспалов, напротив, был странно расслаблен. Он принял решение. Если так, то нет смысла нервничать.

Кофе в этот раз не заказывали.

– Саша, рассказывай. – Губы Виктора сложились в усмешку, в то время как две светло-зеленых льдинки впились в Беспалова.

– В общем-то, все уже сказано.

– Думаешь, правильно?

– Да.

– Нет, Саша, неправильно. Почему, знаешь? Потому что ты из-за бабы назвал меня сволочью и ставишь под удар бизнес. Наш бизнес. У меня в голове не укладывается.

Слушая Моисеева, он разглядывал его рыжие волосы, гладко зализанные назад. «Гель или лак»? – вот в чем вопрос.

– Ты, Витя, попробуй, – сказал он. – Смирись с этой мыслью. Мы с тобой разные люди. Странно, что мы были вместе.

– Да, разные. Все люди разные. Но у нас хорошо получалось. Мы ехали на одном поезде и здорово его разогнали. Все это (он очертил в воздухе полукруг) – наше. И тут ты говоришь, что спрыгиваешь. С чего вдруг? Ты знаешь, что это опасно? Можно разбиться.

– Это угроза?

– Нет, Саша. Это попытка тебя образумить. – Моисеев откинулся на спинку дивана. Его голос чуточку потеплел, лед в нем подтаял.

– Витя, у меня все в порядке с разумом. Но в отличие от тебя, у меня есть сердце.

– Как патетично! Открою тебе секрет: у меня оно тоже есть. Здесь, слева. Знаешь, что я чувствую, когда вижу, что ты гробишь наш бизнес? Злость. И сожаление. Кстати, ты спросил у нее, зачем она села в такси? Зачем пригласила к себе? Нет? Мы с ней выпили две бутылки вина. Я насильно ее поил? Насильно тащил в койку? Прислушайся к своему сердцу, оно скажет тебе, что здесь нет белого и нет черного. Нет дьявола и нет ангела. Есть сложные человеческие отношения. Да, я взял инициативу в конце, но что прикажешь делать, когда девушка лежит на кровати с задранной юбкой и вдруг объявляет тебе, что не готова и ей надо подумать? Может, к мамочке сбегать за мудрым мамочкиным советом?

– Витя, ты монстр.

– Нет, Саша. Я человек.

Они замолчали.

Время шло, и каждая секунда долго висела в комнате, растягиваясь между прошлым и будущим.

Моисеев заговорил первым:

– Если все так серьезно – я до последнего в это не верил – будем серьезно. Ты не участвуешь в проекте по заморозке. Я в нем участвую. Как видишь схему? Что с финансированием? Что с комбинатом? В нем ты тоже не хочешь участвовать?

– Пока речь только о заморозке. Я не хочу начинать новый проект, не самое лучшее время. Что касается финансирования, то можем над этим подумать. На мой взгляд, в общих чертах схему можно оставить прежней, но заём от комбината будет в два раза меньше и на залог оборудования я не согласен. Я не хочу, чтобы завод пошел с молотка. Есть вариант со вспомогательными цехами. Остальное ищи сам. Можешь сходить к Толе.

На секунду опешив, Виктор быстро взял себя в руки и снова стал прежним Виктором Моисеевым. Он усмехнулся:

– Саша, ты издеваешься? Какой банк это возьмет? Если тебе что-то не нравится в плане, давай еще раз вместе посмотрим.

Пытаясь вести лодку в фарватере бизнеса, он всякий раз оказывался на рифах эмоций партнера, и для него это было в диковинку. Деньги не любят чувств – он жил с такой установкой и думал, что все живут так же.

– Витя, дело не в бизнес-плане.

– Дело в бабе. Ты, Саша, слишком сентиментален.

– Мы ходим по кругу.

– Да. Мы ходим по сраному кругу.

– Давай зафиксируем статус кво. Первое – я не участвую, второе – ты сам ищешь деньги. Ты же не Вася с улицы. У тебя есть знакомые. В конце концов ты можешь взять кого-нибудь в долю.

– Спасибо. Очень ценный совет. Но знаешь, как-то не хочется.

Беспалов увидел картинку как бы со стороны. На угловом диване сидит рыжий мужчина в светлом костюме и белой рубашке с расстегнутым воротом, нервничает, давит, хочет чего-то добиться; второй мужчина (между ними стеклянный столик), в белой рубашке и галстуке, внешне спокоен и явно устал от этого разговора – они не договорились. Дело идет к войне. В воздухе пахнет тестостероном.

Моисеев бросил взгляд на часы:

– Через полчаса совещание. Скажем всем?

Он испытывал Александра: ну-ка, что ты ответишь? Дрогнешь? Так ли ты тверд, как хочешь продемонстрировать?

– Мне все равно.

Он сказал правду.

– Я думаю, Саша, надо вынести этот вопрос на общее собрание акционеров и посмотреть, что оно скажет, – сделал выпад Виктор.

– Считай, вынесли. Здесь, в этой комнате.

– Нет, Саша, мы не единственные акционеры. Есть государство, есть трудовой коллектив. Вдруг большинство решит взять кредит, вложить деньги в проект, диверсифицировать бизнес и получить прибыль?

– С Петром Ивановичем посоветуйся.

Моисеева покоробило. Петр Иванович был для него красной тряпкой. Он всякий раз болезненно реагировал, когда о нем слышал.

– Конечно, – с сарказмом сказал Виктор. – Он-то все и решит. Может, сделать его генеральным? Как думаешь?

– Сделаешь в новой компании.

Петр Иванович, бригадир колбасного цеха, был в числе тех немногих, кто не продал акции – ни бывшему генеральному, ни новым хозяевам. Его жена работала в трудовой инспекции, и с ним обращались вежливо. Уговаривали. Много денег сулили. Он не сдавался. Чудак-человек. Зачем ему акции? Дивиденды не платят. Ни на что не влияешь. Когда его спрашивали, он отмалчивался или отшучивался: выдвинусь, мол, в генеральные, будете знать. Он источник головной боли. Он ходит на все собрания в добротном, советского образца костюме и голосует по-своему. Скажете, это забавно? Нет. Повода для улыбки нет. Каждая акция – мина замедленного действия. Мало ли в чьих руках может она оказаться.

– Саша, у меня тридцать семь процентов акций, – сказал Виктор. – И я имею право на треть имущества. Так? Соответственно, это имущество мы отдадим в залог. То, что возьмет банк. Если потребуется, заложим консервный цех. Или колбасный. Кому нужна рухлядь?

– Судебным приставам – точно нет.

– Саша, какие приставы? О чем ты? Это бизнес, а не какая-то лажа. В общем, я предлагаю вот что: мы встретимся через несколько дней, когда угли остынут, и примем решение. Да – да, нет – нет. Как тебе это?