Игорь-якорь - Марк Ефетов

А там ещё не была подготовлена оборона, там были важнейшие заводы и нефть — то, к чему так рвался враг.

Нет, нельзя было сдавать город. И нельзя было дать сомкнуться вокруг города кольцу врагов. А между тем враг этот уже отрезал и захватил село, где была водопроводная станция, и перекрыл все водовводы в город.

Люди остались без воды. Это не менее страшно, чем остаться без пищи. Что с того, что вокруг было море — оно-то солёное. Пожалуй, самое солёное из всех морей в нашей стране.

Теперь в городе рыли не только противотанковые рвы, но и колодцы. Воду выдавали по карточкам, и сколько раз бывало в семье Смирновых: мать отставляла свой стакан и говорила Игорю и Ване: «Допейте, не хочу». Но мальчики отказывались: «Что ты, мама, смотри — у тебя губы потрескались. Пей, это твоя вода».

У колонок, где выдавали по талонам воду, собирались очереди, и фашистские лётчики на бреющем полёте расстреливали беззащитных женщин и детей.

Гитлеровцы рассчитывали захватить город с ходу, они уже не раз хвастались по радио, что войдут в город «завтра к обеду».

В эти-то дни из моряков наших кораблей, что стояли в порту, был сформирован полк морской пехоты.

Загорелые до черноты моряки в бескозырках с развевающимися ленточками шли в бой, презирая смерть. Полосатые тельняшки шли цепями, как волны синего моря. И шли они, как волны в бурю — вал за валом. Остановить их нельзя было…

Сколько раз казалось: вот-вот враг ворвётся в город. Он подходит всё ближе и ближе, сжимая кольцо. Вот он уже совсем близко. Но выходили в контратаку моряки, шли чёрной лавиной — только тельняшки полосатились и сверкали белизной белки глаз и зубы, — и враг откатывался назад. Эти ребята в тельняшках и бушлатах прямо с катеров и с десантных судов через борт кидались на шквальный огонь фашистов.

Моряки если и погибали, то уносили с собой столько фашистов, сколько видели глаза.

Матросы били фашистов из автоматов, пока были патроны, потом били гранатами, прикладами, широкими моряцкими ножами. А если всё оружие выходило из строя, дрались просто так — руками, привыкшими лазать по мачтам, выбирать трос, грести. Мало ли в какой работе моряк наращивает свои мускулы, делая их упругими, как каучук.

И ещё моряки приводили и приносили с передовой «языка». Эти «языки», развязавшись, говорили одно: город обречён. Гитлер прислал своего самого жестокого (пленные немцы говорили «самого сильного») адмирала — Кельтенборна. У него план окружения города. Ещё день-два, кольцо сомкнётся, и в награду фашистским солдатам город будет отдан на разграбление.

Враг уже готовился к этому: пленные рассказывали, что подходят эшелоны с газовыми камерами, с огромными катушками колючей проволоки — со всем оборудованием для уничтожения десятков тысяч жителей.

Несколько дней стояла изнуряющая жара. Сухой, терпкий воздух был недвижим — ни малейшего ветерка. Море лежало такое спокойное и гладкое, будто это было озеро или огромный безбрежный пруд.

Штиль.

Когда в городе взрыв вражеской бомбы поднимал к небу тучу розовато-коричневой пыли, облако это долго не рассеивалось.

Адмирал Кельтенборн действовал не только по обстановке, но и по погоде. Наши разведчики сообщили, что по приказу адмирала построен концентрационный лагерь для пленных. Туда согнали не только захваченных раненых советских солдат и офицеров, но и гражданское население — всех, в ком подозревали коммуниста, комсомольца или просто преданного своей Родине человека. Лагерь этот был разбит на сухом и пыльном берегу соляного лимана.

Когда-то, в те времена, когда Яков Петрович был ещё мальчиком, в соляном лимане добывали соль. Места эти были хорошо знакомы старшему Смирнову, но ещё лучше Игорю.

На соляных промыслах с давних пор происходили, как известно, события непонятные, и потому мальчики облазили здесь все закутки, стараясь разгадать тайну.

Началось всё со сторожа соляных промыслов Прокопыча, который охранял участок солончаков между морем и лиманом. Это было в годы гражданской войны, когда в южном городе, где жили Смирновы, часто менялась власть.

5. Тайна соляных промыслов

Прокопыч исчез в дни, когда его хозяева Медвежатовы бежали вместе с белогвардейцами. О нём можно было сказать, что он «как в воду канул». Хотя до воды от будки Прокопыча, как называли избёнку, в которой он жил зимой и летом, то есть до моря, было ох как далеко. Старик сторож соляных промыслов к морю и не ходил. Его дело было здесь, на выжженной земле, где росли только рыжие солончаки да высились белые пирамиды соли.

Днём, пока рабочие выпаривали из густой рапы соль, Прокопыч спал. Он лежал в тени своего домика, который был величиной с будку мороженщика, только чуть пониже. Рабочие-соляники видели его седые мохнатые брови, жидкую бородёнку и ещё более редкие, как несколько нитей серебра, волосы над бронзового цвета высоким лбом. Ветер теребил его бороду и крутил редкие волосы вокруг лысины, а Прокопыч безмятежно спал.

О нём говорили:

— Спит, как дитё.

— А он дитё и есть. Мало что за шестьдесят. Мухи не обидел. Сам недоест, а бедняку последнюю корку скормит. Душа!

Душой называли его ещё и потому, что была у него душа при деле. Он сам рассказывал, как босоногим мальчишкой пришёл работать на промыслы. Сначала в тачке рапу возил из лимана в большую яму, что называлась «ванной», сгребал лопатой в пирамиды соль. А к старости стал сторожем. Всю ночь ходил вокруг соляных гор как привидение. И хотя никто не пытался красть соль, всё равно ходил, ходил и стучал в колотушку. Хозяева Прокопыча, Медвежатовы, невиданно разбогатели, и шли слухи, что это Прокопыч навёл их на клад. Да и он, в рваных штанах и дырявой рубахе, непонятно откуда имел столько всего, что городские нищие шли к нему за много вёрст, и каждого он кормил, поил сладким чаем да ещё и торбу еды давал на дорогу. Кто утверждал, что это по доброте, но многие не соглашались и спорили:

— Добро-то добро, но богатства откуда? Молчун он и ночной житель, будто филин. Старика этого не раскусишь каков.

Называли его Прокопычем, по отчеству, имени никто не помнил, или прозвищем: «Душа старик». Когда мальчики приходили на промыслы поиграть в футбол, он говорил: «По мне, пущай играют. Только б хозяева не узнали».

И вот он исчез.

Ещё вчера помогал хозяевам привязывать сундуки на телеги. Было жарко и парко, как в бане. Укладывались допоздна. Рабочие-соляники рассказывали потом, как Прокопыч таскал к телегам огромные корзины и ящики из дома Медвежатовых и из конторы. На промыслах было всего два этих здания, а вокруг только соль, соль да соль.

6. Привидение

Перед вечером за городом полыхали зарницы и громыхало. То ли приближалась гроза, то ли заговорили пушки. До фронта было, как говорится, рукой подать. Первые отряды красногвардейцев наступали уже с пулемётами по заводской улице, откуда начинался город.

А поздно вечером грянула гроза. Молния раскалывала небо, гром заглушал голос пушек и пулемётов, ураган срезал верхушки деревьев, будто косил гигантской косой. Когда же утренние лучи солнца скользнули по блестящей от дождя земле, над промыслами поднялась до самых облаков тень разлохмаченного человека.

Это продолжалось несколько минут. Но многие жители города — все, кто встал пораньше, чтобы приветствовать красноармейцев, вывесить красные флаги или просто пройтись по умытым дождём улицам, видели эту таинственную тень. С верхней ступеньки большой городской лестницы можно было разглядеть на облаках как бы силуэт Прокопыча.

Это продолжалось несколько минут. Гигантская тень старика шагала по небу.

Несколько минут хватило вполне на то, чтобы это увидели сотни людей, спускавшихся в то время в порт. Одни застыли, замерли; другие, плача, упали на колени; многие крестились и молились.

Спустя пять-шесть минут тень исчезла.

А сам Прокопыч бесследно исчез с промыслов.

Красноармейцы смеялись, когда им рассказывай о чуде. Но ведь это была правда, что призрак, похожий на Прокопыча, бродил по облакам.

7. «Воды не давать»

Много лет прошло с тех времён, когда бежали хозяева соляных промыслов Медвежатовы, а о тени сторожа Прокопыча на облаках люди не забывали. За эти годы мало что нового произошло на косе между лиманом и морем. Промыслы забросили, вместо них появился за городом соляной завод «Химсольтреста». Коса эта бесплодная опустела: никто там, на солончаковой земле, не селился, не жил. Доживали свой век только два старых здания: контора и дом управляющего Медвежатовых.

Но зато какое раздолье было на этой косе мальчишкам!

Первым освоил пустынное солончаковое поле Яков Петрович в те времена, когда был он «Яшей — взяла наша» или Яшей-голкипером (так называли тогда вратаря футбольной команды). Прошли годы, Яков Петрович стал отцом, и сын его уже подрос — Игорь Смирнов. Он-то уж облазил все закутки соляной косы. В те годы спортивного стадиона в городе не было, и район соляных промыслов был, можно сказать, главным спортивным центром города. Случалось, что здесь, на старых соляных промыслах, собиралась масса народа смотреть матч портовиков с матросами какого-нибудь иностранного корабля.