Черная книга секретов - Фиона Хиггинс

— В пятницу зайду за деньгами, — бросил Иеремия и удалился, унося под мышкой бесценный том.

Стоит ли говорить о том, что свое слово он сдержал? С тех пор каждую пятницу Гадсон берет с меня пять шиллингов и уносит из лавки все, что ему приглянется, — и не по одной книге. Что касается «Одинокого пастуха», каждую ночь я в сотый раз проклинаю себя за алчность и глупость. А Гадсон тем временем разоряет меня.

Изменить прошлое не в моей власти, мистер Заббиду, и я глубоко сожалею о содеянном. Единственное, чего я стражду, — это покоя и забвения. Я хочу уснуть мирным сном.

Ладлоу отложил перо, промокнул написанное и закрыл черную книгу.

Джо взял холодную ручку Периджи в свои.

— Теперь вы будете спать спокойно, — пообещал он, — ибо тайна ваша в надежном хранилище.

— А как же Гадсон? — дрожащим голосом спросила Периджи. — Книга все еще у него.

— Наберитесь терпения, миссис Лист. Он сполна расплатится за все, что натворил. Больше пока ничего вам сказать не могу. А теперь возьмите, — и ростовщик вручил миссис Лист увесистый кошелек, — ступайте домой и отдыхайте.

Как обычно, Джо проводил ночную гостью до порога и постоял на крыльце, пока не убедился, что она благополучно добралась до дома и свет в ее окнах погас. Тогда Джо улыбнулся и улегся спать. Сам-то он засыпал мгновенно и никогда не видел кошмаров.

Глава тридцатая

Из мемуаров Ладлоу Хоркинса

Исповедь миссис Лист была последней записью, которую я внес в черную книгу. Наутро после визита Периджи хозяин послал меня за хлебом. Придя к булочнику, я, как обычно, поздоровался, но Корк и его жена встретили меня холодно. Сам булочник отпустил мне товар молча, а глаза его метали молнии. Старший из братьев Корк, помогавший за прилавком, даже смотреть на меня избегал. Я вежливо простился, взял покупки и вышел, недоумевая, чем же обидел их всех. На другой стороне улицы я увидел среднего и младшего братьев Корк. Раньше они всегда здоровались и мы шли рядом, болтая обо всем понемножку, но сегодня, завидев меня, они припустили в противоположную сторону. Потом средний обернулся и прицельно бросил в меня снежком — и попал прямо по голове! Боль была адская, я прижал руку к виску, а когда отнял, на пальцах алела кровь. Я поднял снежок и обнаружил, что в него втиснут камешек.

В этот самый миг надо мной распахнулось окно и меня окатило потоком ледяных вонючих помоев.

— Так его, так его! — злорадно заорала сверху жена булочника. — Катись обратно к своему хромоногому исчадью, бесенок! Нечего тебе тут околачиваться!

Я кинулся наутек и добрался до лавки, запыхавшись. Поспешно запер дверь и задвинул засов.

— Что стряслось? — спросил Джо, заметив ссадину.

— Сам толком не пойму, — ответил я, — но Элиас не желает со мной и слова сказать, а Руби облила меня помоями.

Джо удивился:

— С чего это вдруг?

— А я откуда знаю? — взвился я. — Ничего себе, сходил за хлебом!

С отвращением выпутавшись из мокрого плаща, я повесил его сушиться перед очагом. Джо сидел у стола, положив подбородок на сплетенные руки. Я затряс мокрой головой, и брызги воды зашипели на горящих поленьях.

— Вы знали, что так случится? — спросил я. — Это они из-за Иеремии на нас взъелись?

— Насчет Иеремии не знаю, но чего-то подобного я ожидал, — задумчиво протянул Джо.

— Почему?

— Потому что от благодарности до ненависти один шаг, маленький шажок, Ладлоу. Все охотно принимают от меня деньги, кланяются и благодарят, а потом возвращаются восвояси и быстро забывают, как худо им было до моего появления. А затем начинают хотеть большего.

Горечь в голосе хозяина поразила меня. Это был какой-то новый, непривычный Джо, — прежнего хозяина было ничем не пронять, он не огорчался и не обижался. Такой новый Джо меня встревожил.

— Вы говорите так, будто с вами подобное не впервой, — осторожно предположил я.

— Да, но обычно я знаю, в чем причина.

— Ну, какова бы ни была причина, одно скажу: несправедливо они с нами обходятся! — возмутился я, но продолжить не успел — в ту же минуту за стеной громко заквакала Салюки, и мирную утреннюю тишину грубо нарушили яростные вопли, донесшиеся с улицы. Похоже, где-то посреди деревни разразился скандал, грозивший перейти в потасовку.

Джо вскочил и метнулся к двери, я за ним, мы оба пулей вылетели из лавки и побежали вниз по склону холма. Зрелище, представшее нашему взору, было бы смешным и даже отчасти смахивало бы на театральный фарс, не будь само происшествие столь серьезным.

Свара возникла между Иеремией Гадсоном и Горацио Ливером. Каждый орал во всю глотку, и оба уже хватали друг друга за грудки. Их окружала толпа взбудораженных зрителей. Что же, как вы думаете, послужило причиной? Тушка индейки. Ссорящиеся яростно тянули ее каждый на себя.

— Началось! — воскликнул хозяин, и глаза его блеснули.

Подойдя поближе, мы поняли, что происходит.

— Нет уж, больше тебе не грабить мою лавку, жадное ты брюхо, прорва ты ненасытная! — выкрикивал мясник под одобрительные возгласы местных.

Здесь собралась чуть ли не вся деревня — семейство булочника в полном составе, Периджи, старик могильщик, Бенджамин Туп, Джоб Молт, Лили Иглсон, доктор Моргс, Полли и вдобавок еще какие-то незнакомые мне люди.

Гадсон ничего не ответил, лишь расставил ноги для упора и изо всех сил дернул тушку к себе — он держал индейку за ноги, а мясник за голову, так что бедная мертвая птица готова была вот-вот разорваться пополам. Соперники побагровели от гнева и натуги.

Надо сказать, в исходе поединка я засомневался, поскольку силы соперников были равны. Горацио, правда, слегка превосходил Гадсона ростом, но сложением оба отличались крепким, и к тому же коренастый Иеремия устойчивее держался на обледенелом склоне. Соперники изрыгали брань и брызгали слюной, а в морозном воздухе вокруг них клубился пар.

— Моя индейка! — пропыхтел Гадсон. — За тобой должок, Горацио!

Он рванул вновь, мясник покачнулся и, чтобы не упасть, выпустил тушку. А вот Гадсон, конечно, шлепнулся, и его радость от победы и добычи омрачилась тем, что он трижды крутанулся на льду самым несолидным образом, прежде чем ему удалось подняться.

Толпа заулюлюкала, загоготала, зааплодировала, потешаясь над попытками Гадсона встать на ноги. Нашелся лишь один человек, который протянул Иеремии руку, и это был мой хозяин, однако Гадсон сделал вид, что не заметил его, и заковылял домой, прижимая к себе обмякшую добычу.

— Скатертью дорога! — крикнул ему вслед булочник.

Иеремия ускорил шаг, но не обернулся. Вот так дела, удивился я. Как непохоже на Иеремию Гадсона — оставить последнее слово не за собой.

Мясник подошел к Джо, все еще тяжело дыша и весь дрожа после поединка. Никогда я не видел этого тихого заику таким взбудораженным.

— Видали, а, Джо? — торжествующе спросил он. — Я не дал ему спуску! Сказал — хватит брать у меня лучший товар. Взбунтовался. Все, как вы советовали.

Похоже, Горацио забыл, что индейка-то досталась Иеремии.

Мясник ожидал, что Джо поздравит, ободрит, похвалит его, может, похлопает по плечу, но хозяин молчал. Более того, он побледнел, а в глазах на миг сверкнул гнев.

— Ничего подобного я вам не советовал, — буркнул он. — Ничего подобного.

Тут выступил вперед кузнец Джоб Молт, насмешливо ухмыляясь, и с ядом в голосе сказал:

— А, так вы изволили пожаловать к нам на помощь!

— Срок Гадсона еще придет, — просто сказал Джо. — Вам нужно лишь подождать. Неужели пока вы не в состоянии довольствоваться тем, что вам стало полегче жить?

— Сколько можно ждать? — хрипло спросил Обадия. — Вы обещали мне, что Иеремия еще поплатится за все, что сделал, что вы с ним, дескать, расправитесь по справедливости.

Мясник оглядел толпу:

— А мне обещал, что рассчитается с Гадсоном по заслугам.

Подала голос и Периджи.

— И мне, и мне обещал! — как можно громче воскликнула она. — Обещал, что Гадсон заплатит!

— И мне! — раздался чей-то еще голос.

— И мне тоже! — крикнул кто-то из толпы. — А я думал, я один такой!

— Это ты о чем? — спросил его сосед, стоявший рядом, и кричавший (он тоже недавно продал Джо свой секрет) принялся объяснять, что такое «Черная книга секретов» и зачем к Джо ходят по ночам.

Толпа загудела, все заговорили одновременно, перебивая друг друга. Лишь сейчас жители деревни осознали, что едва ли не каждый из них был в числе ночных посетителей ростовщика, что почти у всех за душой были страшные тайны, которые эти люди приходили продать, когда било полночь. И каждый из побывавших у Джо чувствовал себя оскорбленным, ибо полагал, что такое доверие оказано было ему одному. О да, Джо Заббиду был обходителен, и каждый его клиент считал себя особенным. А те немногие, кто не ходил к Джо исповедоваться, тоже обиделись, поскольку решили, что ими пренебрегли как существами неинтересными. Так или иначе, но толпа забурлила, и вот уже те же самые люди, которые еще минуту назад хохотали над Иеремией, надвинулись на Джо Заббиду и устремили на него самые враждебные взгляды. Я обвел глазами эти озлобленные и обветренные лица и покрылся холодным потом от страха. Да они вот-вот нас растерзают!