Бесплатный сыр – в мышеловке - Светлана Алешина

— Ну все, Костя, — сказала я, снова очутившись в машине, — я свободна.

— Едем за Валерием? — уточнил он.

— А вы с ним заранее договорились?

— Еще вчера. Правда, мы не знали, что вам удастся съездить вместе с нами. Мы вечером были у Кати.

— Как она там?

— Кризис миновал. Врач ждет, что она в ближайшее время должна окончательно прийти в себя. Она уже открывала глаза, но сразу же снова отключилась. Слава богу, что это уже не кома, а обычная слабость.

Из-за того, что я справилась со «служебным заданием» несколько быстрее, чем рассчитывала, нам с Костей пришлось ждать Валеру. Когда он появился, то в машину забрался с ехидной репликой, что вполне было в его репертуаре:

— Ирина, ты неправильная женщина! Я тут, понимаешь, иду себе, никуда не тороплюсь, так как совершенно уверен, что мне придется ждать, а вы уже стоите!

— Почему это я неправильная женщина? — возмутилась я. — Я самая что ни на есть правильная.

— Ничего подобного! Вот скажи на милость, где ты видела женщину, которая по своей воле оторвется от горы халявных платьев, пока их все не перемеряет? Я когда говорил про час, думал про два, минимум полтора.

— Гурьев, ты невыносим! — закатила я глаза. — Или, что вернее, несчастный человек, которому сплошь и рядом попадаются совершенно кошмарные представительницы противоположного пола.

— Ладно, не буду я с тобой спорить, — отмахнулся Валера. — А то обидишься еще, чего доброго, потом извиняться придется, а я этого не люблю. Вот ведь умеешь ты даже меня превратить в неправого.

— Это потому, что я всегда права, — гордо заметила я.

— Так-таки всегда?

— Ну… почти.

В больнице Валерий пошушукался с какой-то тетечкой, она тут же выдала нам три белых халата, в которые мы облачились. Потом, прогулявшись по путаным коридорам старого корпуса, мы оказались перед палатой Кати. Когда Костя, идущий первым, открыл дверь, молоденький парнишка поднял голову от книги и подозрительно на него уставился, затем узнал и заулыбался. Он отложил книгу, осторожно поднялся со своего стула и, подойдя к нам, негромко сказал:

— Привет, Костя. Ночь прошла спокойно. Примерно в шесть часов утра Катя приходила в себя и просила пить. Никаких посторонних лиц замечено не было.

— Орел! — шепотом умилился Гурьев.

— Мы своих в беде не бросаем, — совершенно серьезно ответил парнишка.

В этот момент Катя слабо застонала. Наша команда тут же окружила ее кровать и уставилась на лежащую, ужасно бледную девушку. Веки Кати затрепетали, и она открыла глаза. Я чуть не расплакалась — так мало она была похожа на ту Катю, с которой я познакомилась всего неделю назад.

— Костя, — еле слышно выговорила девушка, — где я?

— Тихо, Катюша, — ласково сказал он, — тебе нельзя разговаривать. Ты в больнице.

— Что со мной?

— У тебя было тяжелое отравление, но теперь все хорошо.

Катя снова закрыла глаза. Эти две крохотные фразы утомили ее. Парнишка знаками показал, чтобы мы вышли, и сам вышел вместе с нами.

— Она еще очень и очень слаба, — как бы извиняясь за Катю, сказал он. — Ей нельзя утомляться. Вы вечером приходите.

— Обязательно придем, — пообещала я.

Валера попросил меня подождать, а сам вместе с Костей стал что-то втолковывать дежурному парнишке. Я не стала им мешать, понимая, что сейчас от меня ничего не зависит. Отойдя к окну в коридоре, я рассеянно смотрела на снующих мимо врачей и медсестер, как вдруг мое внимание привлекло чье-то знакомое лицо. Я спряталась за выступающую часть простенка и стала внимательно наблюдать за вошедшим молодым мужчиной, который о чем-то беседовал с главной дежурной медсестрой, сидевшей за столом в начале коридора. Наконец мне удалось вспомнить, кто это. Это был тот самый старлей, которого я видела в приемной полковника Семиреченко, правда, сейчас он был в штатском.

Медсестра внимательно слушала старлея и что-то ему отвечала. Я дождалась, когда со мной поравняется довольно многочисленная толпа каких-то личностей в белых халатах, скорее всего, практиканты, и под ее прикрытием вернулась к ребятам.

— Костя, Валера! — позвала я их. — У стола медсестры стоит секретарь полковника, или как он там называется, не знаю. Мне кажется, он не должен меня здесь видеть. Черт его знает, может быть, он пришел просто узнать о Катином здоровье, а может быть, и не просто.

— Ты права, — тут же напрягся Валера и как бы скучающим, ничего не значащим взглядом мазнул по старлею. — Я тебя сейчас выведу другим ходом, а ты, Костя, проследи с Шуриком за этим типом.

— Понял, — откликнулся парнишка, которого, как оказалось, звали Шуриком, — сейчас сделаем.

Он направился к столу дежурной медсестры, Костя остался возле двери Катиной палаты, а мы с Гурьевым пошли по коридору в противоположную сторону. Валерка привел меня к какой-то двери: кажется, это был вход, через который вносили еду для больных, так как возле двери стоял стол с грудой пустых котлов. Гурьев отобрал у меня халат и сказал:

— Стой здесь и никуда не уходи. Я скоро вернусь.

Он умчался обратно, а я осталась ждать. Из двери тянуло сквозняком, от котлов неприятно пахло остатками пищи, секунды тянулись подобно раненым улиткам. Мне казалось, что я буду ждать здесь вечно, и даже начала сожалеть о том, что решила спрятаться от старлея. Подумаешь, ну узнал бы он меня, ничего страшного. Чтобы не замерзнуть, я обхватила себя руками и стала ходить по крохотному пятачку перед дверью, все больше мрачнея.

Костя появился в тот момент, когда я уже собиралась идти искать их с Валеркой. Бездеятельность всегда пагубно влияла на меня.

— Костя, что вы так долго? — набросилась я на нашего водителя.

— Почему долго? — изумился он. — Всего пять минут прошло.

— Правда? А мне показалось, что не меньше получаса.

— Не нервничайте, Ирина Анатольевна, — постарался успокоить меня Костя. — Пойдемте в машину, Валерка скоро придет и принесет ваше пальто.

По улице злой Шилов тащил меня бегом, боясь, что я простыну. Может быть, его опасения и не были лишены основания, но я боялась не простудиться, а сломать каблук, так как больничная территория особой ухоженностью не отличалась.

Костя не слишком деликатно запихал меня в машину, включил обогрев и снова ушел, приказав ждать. И снова потянулись томительные минуты ожидания. Хорошо, что в машине было тепло и имелись часы, на которые я постоянно смотрела. Но на этот раз ребят не было довольно долго на самом деле: мне пришлось ждать почти двадцать минут, пока они появились.

— Вот, твое, — сказал Гурьев, протягивая мне пальто.

— Спасибо, — саркастически ответила я, — оно дорого мне как память о потраченных на него деньгах. А больше вы ничего не хотите мне рассказать?

— А тебе разве интересно? — с наивным удивлением вопросил Валерка.

— Гурьев, я тебя точно убью! — прошипела я. — Мало того, что я вынуждена была торчать на этих убогих задворках, так теперь ты еще и издеваешься! Прекрати сейчас же!

— Считай, что уже прекратил. Значит, так. Наш бравый вояка, само собой, поинтересовался здоровьем Кати и выразил желание посодействовать ее скорейшему выздоровлению, подкинув дефицитных медикаментов из военного госпиталя. Как ты понимаешь, медсестру такое предложение могло только порадовать. Она тут же настрочила списочек, который визитер забрал, пообещав вернуться после обеда. Все.

— Все?! — возмутилась я. — А чего же вы там так долго делали?

— Эх, все-то тебе надо быстро, — посетовал Валерка. — А как считаешь, нам не нужно было посмотреть, куда этот военнообязанный гражданин направится?

— И куда же он направился? — ядовито переспросила я.

— К машине, разумеется. В которой, между прочим, его ожидал твой хороший приятель полковник Семиреченко.

— Ну и что? Что из этого всего следует?

— Пока ничего, — согласился Гурьев. — Будем ждать сообщения от Шурика, он мальчик сообразительный. А сейчас едем обратно! Время, конечно, еще есть, но лучше тебе вернуться пораньше.

— Вот тут ты прав, как никогда, — согласилась я с Валеркиным утверждением. — Мне сейчас не рекомендуется надолго исчезать с телецентра, пока не миновал гнев начальства.

— Бедненькая ты наша, — скорчил Валерка сочувственную гримасу, — шеф на тебя сердится, муж сердится, никто тебя не любит…

— Ну, это ты преувеличиваешь, — возразила я. — Володя меня любит, а сердится только по делу, да и то крайне редко.

— Это он зря, — ехидно протянул Гурьев, — тебя пороть надо, по субботам, после бани.

— Отстань, домостроевец! Заведи себе жену и пори по субботам, если тебе это нравится. А меня не трогай. И вообще, у меня ванна дома есть, и в баню я не хожу, значит, пороть меня нельзя ни в коем случае.

— Ну, нельзя так нельзя. Я и не настаиваю на непременной экзекуции. Ты еще поддаешься словесному способу воздействия.