Революция 2. Начало - Александр Сальников

— Русская действительность вносит в нее коррективы, господин генеральный секретарь, — парировал Шломо, устраиваясь на стуле с высокой спинкой. — В вечернем Петрограде теперь проще поймать пулю, чем экипаж.

Керенский усмехнулся и посмотрел на часы:

— Не тратьте времени на остроты, господин Райли. Через пять минут за вами придут.

Соломона опять неприятно царапнула мысль о пистолете.

— Так зачем вас послали ко мне? — Керенский опустил перед ним масонские верительные письма.

— Мои братья шлют привет Великому Востоку России, — начал Шломо, пряча бумаги в карман пиджака, — и моими устами готовы признать вашу ложу.

Керенский удивленно вскинул бровь.

— Откуда вдруг такое доверие?

— Во имя истины и свободы нам просто необходимо объединить усилия для событий исторического значения! — страстно произнес Соломон. — Темные силы сгущаются над Россией, Александр Федорович, вы не можете этого отрицать! Разве война, разложение двора и общественных сфер не обязывают всех быть наготове? Разве могут истинные патриоты бездействовать, когда Родина стоит на краю бездны, а известные нам лица ведут к краху Русское государство?!

Керенский улыбнулся кончиками губ:

— Судя по вашему одесскому акценту, сами вы сменили родину.

— Но это не значит, что мне безразлична судьба России, — возразил Соломон. — И именно поэтому я вызвался исполнить волю моих английских братьев.

Керенский поглядел на часы:

— У вас осталось две минуты, господин Райли. Излагайте по сути. Чего хотят от нас ваши мастера?

Соломон выдержал паузу и доверительно произнес:

— Смерти Григория Распутина!

Зрачки карих глаз Александра Федоровича расширились.

— Настало время раздавить этого паука! — пламенно прошептал Соломон. — Нельзя больше позволять ему навязывать царю свое мнение и лезть в государственные дела! Ради забавы и личной выгоды тасовать кабинет министров, словно колоду карт! Во имя спасения государства русские патриоты должны положить этому конец! Уничтожьте Распутина, Александр Федорович! Освободите Россию! А мы, в свою очередь, будем способствовать вам всеми имеющимися средствами.

Часы тикали. Керенский молчал.

— Более того, — Соломон решил зайти и с другой стороны, — мы готовы пустить в ход свое влияние в Петрограде. Например, помочь вам и вашим братьям укрепить позиции на политическом поприще.

— Все это очень занятно, господин Райли, но вы, судя по всему, плохо осведомлены. — Керенский подался вперед. — Говорят, от Распутина зависит жизнь наследника трона. Император считает его членом семьи, а немка — та и вовсе без ума от Старца. Вы понимаете, что станет с его убийцами?

— Вам и не нужно марать руки, — заверил Шломо. — Подберите отважных и надежных людей. Лучше всего из депутатов, они ведь неподвластны закону?

— Наш император выше закона! — мрачно возразил Керенский.

— Но не выше закона Архитектора! Если император по малодушию своему попускает развратного хлыста и взяточника творить дело тьмы под личиной света? — горячо затараторил Соломон, глядя, как бежит по циферблату секундная стрелка. — Если духовенство не желает низвергнуть этого растлителя, шарлатана и еретика? Кто должен выйти вперед и взять на себя тяжкое бремя ради спасения России?

Керенский хмурил лоб и молчал.

В наступившей тишине отчетливо зазвучали приближающиеся шаги. Кто-то шел по коридору к номеру. Шломо прислушался — человек был один.

Разговоры не помогли. Пришла пора действовать.

Он распахнул пиджак и вытащил из жилетного кармашка маленькую шкатулку из орехового дерева. Орел оказался в ладони.

— Александр Федорович, — голос Шломо заставил Керенского поднять глаза. — С этой минуты вашим самым заветным желанием будет смерть Григория Распутина.

Глаза Керенского подернулись влажной пеленой.

Соломон скрипнул зубами, борясь с болью в ладони, и продолжал:

— Найдите исполнителя. Человека публичного, известного в политических и светских кругах. Убедите его взять ответственность на себя.

В замочную скважину вставили ключ. Хрустнул и лязгнул поворотный механизм.

— Вот это, — Соломон показал Керенскому серебристый артефакт, — поможет вам его убедить. Нужно просто сжимать во время разговора фигурку в кулаке.

Керенский смотрел на Орла, словно на блестящий кругляш в руках гипнотизера.

Хлопнула дверь номера «22/1».

— Когда Распутин умрет, вы вернете мне эту фигурку, — сказал Шломо, чувствуя, как пот застилает глаза.

В Комнате Размышлений скрипнули половицы.

— Как только определитесь с кандидатурой — сразу дайте мне знать, — выдохнул Шломо. Он втиснул Орла в узкое ложе коробочки и подтолкнул ее к Керенскому.

Дверь в лазуритовую комнату распахнулась.

Гальперн тревожно посмотрел на вжавшегося в спинку кресла Внерабля.

— Аудиенция окончена, — произнес Александр Федорович жестяным голосом. — Вам пора уходить.

Шломо встал и одернул пиджак.

— До новых встреч, господин генеральный секретарь. — Соломон положил перед Керенским свою визитную карточку. — С нетерпением буду ждать известий от вас.

* * *

Погруженный в мрачные мысли Владимир Митрофанович Пуришкевич шел по вечерней Шпалерной улице. Уже завтра его санитарный поезд отправлялся на Румынский фронт, а сегодня он получил печальное известие — премьер-министр Штюрмер отказался утвердить устав «Общества Русской географической карты».

Детище Пуришкевича, кропотливо вскармливаемое последние месяцы, должно было послужить исключительно благим намерениям. Оно создавалось ради убедительного обоснования границ Российской империи после победоносного окончания войны, в котором Владимир Митрофанович не сомневался ни секунды с самого ее начала.

Только истинный враг государства, германофил, поставленный у руля правительства и Министерства иностранных дел подлым Распутиным, мог одним росчерком пера придушить это новорожденное дитя. Злонамеренно. В угоду кайзеровским прихвостням, расплодившимся в российском тылу.

Начальнику головного отряда Красного Креста Пуришкевичу не раз приходилось бывать на передовых позициях. За два года войны он вдоволь насмотрелся на страдания русских солдат и офицеров, изувеченных в кровавых боях. Боль и скорбь переполняли его на фронте и становились невыносимыми по приезду в столицу, охваченную министерской чехардой.

Но Владимир Митрофанович не собирался сдаваться без боя. Кауфман-Туркестанский, состоящий главным уполномоченным Красного Креста при ставке государя, утром передал Пуришкевичу волю императора. По возвращении с Румынского фронта монарх желал видеть Владимира Митрофановича в Могилеве. Приглашал к обеду и для доклада о настроениях армий в районе Рени, Браилова и Галаца.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});