Батальон «Вотан» - Лео Кесслер

В бункере стояла тишина, прерываемая только дыханием умирающего солдата и звуками разговоров врагов, доносившихся снизу. Внезапно фон Доденбург вскинул вверх голову. Он, сам не замечая этого, почти заснул, сидя на корточках и пытаясь разобраться, что теперь делать.

Он устало протер глаза. Казалось, они были засыпаны крупным песком.

— Итак, галерея… — начал он. Слова звучали нечетко, как у пьяного. — Нет, я имею в виду огневую точку, которую вы ликвидировали. Она же находится вблизи от галереи, не так ли?

Фельдфебель-парашютист машинально кивнул.

— Есть ли какой-нибудь способ пробраться туда? Фельдфебель, я с вами разговариваю!

Парашютист резко вздернул голову. Он тоже задремал, сидя на корточках.

— Возможно, туда получится пробраться сквозь смотровую щель орудийной башни. При условии, что у нас будет что взорвать, чтобы достаточно расширить ее для прохода человека.

— Сколько же нужно для этого взрывчатки?

— Господи, — взмолился фельдфебель, проводя грязной рукой по лицу, — я не знаю. — Его глаза снова закрылись.

Фон Доденбург ухватил его за воротник и сильно потряс.

— Фельдфебель, я задал вам вопрос! Сколько нужно взрывчатки?

— Да немного, — бросил парашютист. — Нужна всего лишь связка из четырех или пяти ручных гранат. Достаточно связать их вместе, и они разнесут там все.

Фон Доденбург ослабил хватку. Фельдфебель-парашютист резко отвалился к стене. В следующий момент он крепко спал, громко храпя и широко открыв рот.

— Пять ручных гранат — прошептал Куно. — Всего лишь пять. — Постепенно в его сознании начал складываться план. К рассвету оберштурмфюрер хотел попасть в нижнюю галерею, чтобы приступить к ликвидации огневых точек. Он посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. У него оставалось ровно десять часов до того момента, как немецкая армия начнет форсировать Мёз. Если штурмовой батальон СС «Вотан» к этому времени не заставит орудия форта замолчать, форсирование реки превратится в массовое побоище.

* * *

— Все готово, фон Доденбург, — прошептал Шварц. Группа захвата сидела, припав к земле, на вершине форта. — Все готово.

— Прекрасно. — Куно дернул веревку, которую они сделали из ремней безопасности разбитого планера. Она была связана крепко. Он пристроил поудобнее связку гранат. — Так сойдет.

— Вы только взгляните вниз, господин офицер — с тревогой произнес Шульце. — Это будет очень трудно.

Фон Доденбург улыбнулся.

— Я сделаю, не переживай. И обязательно вернусь, чтобы сделать из тебя настоящего солдата.

Он бросил последний взгляд на светящийся циферблат. До рассвета оставалось самое большее пять часов.

— Давайте, спускайте меня вниз! — приказал он, стараясь получше замаскировать свой собственный страх.

Его люди ухватились на веревку и начали медленно отпускать ее. Вскоре Куно уже не было видно — он скрылся внизу. Тридцать футов, сорок, пятьдесят. Казалось, ветер все усиливается. Сползая по стене огромного форта, он чувствовал, как ветер тащит его по камням. Семьдесят футов. Внезапно он остановился. Тонкий шнур, привязанный к запястью, резко дернулся, сигнализируя, что он достиг необходимой точки. Теперь он должен был находиться на уровне верхней орудийной башни, той самой, которую сумели взорвать парашютисты.

Он глубоко вздохнул и посмотрел вниз. Внизу слабо серебрился канал Альберта. Сделай он хоть одно неверное движение — и очутится в воде. Фон Доденбург облизал губы и обеими руками ухватился за жесткие ремни безопасности.

— Ну, давай же, — сказал он, — мне надо раскачаться!

Медленно, почти незаметно, кустарная веревка начала перемещаться взад-вперед вдоль поверхности искусственного утеса из бетона. Он начал ощущать все нарастающий размах движения. Его тело качалось, как маятник, ударяясь о грубый бетон со все увеличивающейся частотой, при этом описываемая им дуга становилась все больше и больше. Он задыхался, потому что его тело все сильнее ударялось о стену, но он заставил себя продолжать, сцепив зубы, чтобы не закричать от боли. Где-то — возможно, всего в десяти метрах правее — из стены высовывался ствол навеки замолчавшего 75-миллиметрового орудия. Одного из тех, что сумели взорвать парашютисты. Он должен был как-то ухватиться за него. Должен!

Высоко над ним взмокшие от напряжения эсэсовцы отчаянно упирались пятками в камень, их мышцы дрожали от напряжения, а ладони горели. Они больше не могли видеть фон Доденбурга, но слышали его, когда он раз за разом ударялся о бетон.

Далеко внизу фон Доденбург раскачивался по большой дуге. Казалось, теперь ветер пытался ударить его посильнее и сбросить вниз с высоты. Он дважды стукнулся головой, и лишь каска спасла его от потери сознания. Внезапно он увидел первое из парных орудий, стволы которых торчали в разные стороны после того, как парашютисты взорвали их боезапас. Полностью полагаясь на своих людей, оставшихся наверху, он отцепил руку от веревки и ухватился за ствол. Ногти заскребли по холодному металлу. Но он не смог ухватиться за него и в следующую секунду качнулся в противоположном направлении. Затем фон Доденбург сделал еще одну попытку. И снова все напрасно! Кончики пальцев кровоточили и полностью потеряли чувствительность. Он ощущал, как стремительно тают силы. Сжав зубы, зная, что его люди не смогут больше выдержать это безумное напряжение, он снова хорошенько раскачался и полетел вперед. Ветер свистел в ушах, словно во время бури. Он приготовился. Внезапно на него надвинулось первое орудие. Вытянув руку как можно сильнее, напрягая каждую клеточку, он вцепился в него изо всех сил. Его руки цеплялись, скользили и цеплялись снова. Он сорвал ноготь; мучительная боль словно током прострелила руку, но он удержал крик. Из последних сил он ухватился за орудийный ствол и повис на нем, как мешок. Его невидящие глаза уставились вниз, в серебристое сияние канала Альберта, узкой лентой тянущегося далеко внизу.

Он пролежал так, казалось, целую вечность — хотя на самом деле прошло не более тридцати секунд. Затем он заставил себя дернуть за шнур, чтобы дать сигнал своим людям наверху: он сделал то, что собирался. Сидя верхом на стволе, он начал постепенно двигаться вперед к башне. Благополучно добравшись до нее и вытянувшись далеко вправо, он смог увидеть, что фельдфебель-парашютист не ошибся. Там находилась довольно широкая смотровая щель орудийной башни. Он осторожно вытянул руку и ощупал ее края.

Она была где-то размером тридцать на тридцать сантиметров. Слишком узко даже для самого худого из оставшихся в живых во второй роте. Но если добавить к этому десяток-другой сантиметров, то даже похожий на быка Метцгер смог бы здесь пролезть.

Он нащупал гранаты, грамотно скрученные вместе фельдфебелем-парашютистом, который также установил на связке рассчитанный на пять секунд взрыватель. Как и все парашютисты, приземлившиеся на планере на вершине форта, он был еще и опытным сапером. Закусив нижнюю губу, фон Доденбург аккуратно переложил гранаты в левую руку. Стоит сделать лишь одно неловкое движение — и они упадут и бесцельно взорвутся в канале далеко внизу.

Он всунул гранаты в проем, закрепил и выдернул предохранитель. Затем он бешено рванулся назад к первому орудию, потом ко второму, завернул за угол орудийной башни и вжался всем телом в грубый бетон. Как раз вовремя. До него донесся чуть приглушенный звук взрыва пяти гранат. Жаркая волна воздуха ударила в лицо. В воздухе просвистели куски бетона, и немного погодя он услышал, как они упали в воду далеко внизу. Он поднял голову, ожидая сердитых криков и автоматных очередей. Но ничего не произошло. Никаких криков, никаких пуль. Возможно, бельгийцы приняли звук за разрыв немецкого снаряда.

Осторожно, опасаясь ловушки, фон Доденбург начал обратный путь к проему. Дым развеялся, и стали видны зазубренные края отверстия. Он сунул голову и плечи в увеличившееся отверстие. Они легко прошли внутрь, и Куно дал сигнал остальным спускаться. Некоторое время спустя все уже были внутри брошенной орудийной башни, с любопытством озираясь по сторонам в тонком синем луче фонарика Шварца.

* * *

Прижав автомат к бедру, Шварц взял инициативу на себя. Маленький офицер СС казался абсолютно лишенным страха. Он дважды провел их мимо помещений, занятых врагом. Шум шагов и негромкий разговор, доносящиеся из-под дверей, показывали, что внутри находились бельгийцы и что они не спали; но Шварц ни разу не выказал ни малейших признаков страха. Один раз прямо перед ними, в плохо освещенном коридоре, метнулась какая-то огромная страшная тень и угрожающе надвинулась на них. Но Шварц, казалось, не замечал ничего. У него были совершенно пустые глаза, лишенные какого-либо выражения; лицо было покрыто кровью и грязью. Он вел их все глубже и глубже внутрь огромного форта, и единственные звуки, которые они слышали, был звук их собственных шагов, который они постарались максимально приглушить, натянув поверх сапог носки, — и ритмичная пульсация кондиционированного воздуха, похожая на биение чудовищного сердца.