Горечь испытаний - Олесь Бенюх

- Я убежден, что вы выдаете желаемое за действительное. Во время войны немцы делали расчет примерно на то же. И просчитались.

- Скажите, о вашему мнению, возможен ли был бы у вас Уотергейт? Джерри сменил тему. - Я имею в виду исход дела.

- Уверен, у нас невозможна была бы организация подобного подслушивания. По чисто этическим соображениям, - твердо сказал Виктор. "Нет, он не ханжа. И не лжец, - решил Джерри. Он просто фанатик. И меня боится. И записи разговора боится. Что же, это его право".

- Обычно отцы брюзжат в адрес детей, - словно обращаясь к самому себе, проговорил Джерри. И, повернувшись к Виктору: - Сегодняшние юноши и девушки, они пойдут умирать за красное знамя, за серп и молот, как их деды, отцы, старшие братья?

- Эти же вопросы иногда возникают и в нашей печати, заговорил после довольно большой паузы Виктор. - Вы - иностранец, для меня из ваших уст подобное звучит естественно. Когда же такое сомнение высказывают соотечественники, я возмущаюсь до глубины души. Поводом для сомнения бывает, как правило, поведение выродка. Но ведь земля наша держится многие века не на выродках. Нет!

Когда сели за стол, Джерри, провозгласив тост за гостей, спросил, глядя то на Аню, то на Виктора: "Вы могли бы, видимо, не ехать в Соединенные Штаты? Но приехали. Зачем?" "Я переведу предельно точный вопрос моего папы, - вмешалась Беатриса. - В чем вы видите здесь свою миссию?" "Из тебя выйдет со временем неплохой посол США", - усмехнулся Джерри. "Нам мечталось посмотреть на Америку изнутри, - сказала Аня. - Ваша страна потрясающе интересна!" "Это верно, - согласился с женой Виктор. - Но главное все же в другом. Я очень хочу, чтобы наши страны ладили. И я мечтаю, мы мечтаем внести свою - пусть малую - лепту в это нужное всем американцам и советским людям дело". "Наивные мечтатели, - спокойно потягивая мартини, думал Джерри. - Если бы от вас что-то зависело. Если бы от вас хоть что-то зависело..."

Последний вопрос, который Парсел запомнил, задала гостю Беатриса. Передавая ему коньячную рюмку, она спросила: "В чем, по-вашему, счастье жизни? Вашей жене я уже задавала аналогичный вопрос". "Вы знаете как Маркс ответил на этот вопрос?" "Нннет". "В борьбе". "Вы такой правоверный марксист?". "Творческий, мисс Парсел. Я вижу счастье в борьбе и любви". "Браво, мистер Картенев! - воскликнул Джерри. - Браво!.."

Утром, в понедельник, когда Виктор выносил из коттеджа чемоданы, чтобы уложить их в багажник машины, появились Эрнест, Ивон и Джудит. Они подошли к машине молча, тихо поздоровались, и так и стояли, не говоря ни слова, пока Виктор и Аня не уселись в понтиак. Окна были раскрыты, Эрнест подошел к дверце водителя, девушки - к Картеневой.

- Вице-ректор просил меня передать вам его извинения, говорил полусонный Эрнест. - Он не сможет прийти попрощаться с вами, но желает вам доброго пути и искренно благодарит за то, что вы смогли к нам приехать. От себя добавлю, что студентам весьма понравилось ваше выступление.

Виктор протянул руку, Эрнест вяло ее пожал. Ивон в то же время говорила какие-то банальные слова благодарности, когда, не дождавшись, пока она закончит фразу, Джудит наклонилась к Ане и поцеловала ее. "Нам так о многом хотелось бы с вами поговорить, - сказала Джудит. - Когда я буду в Вашингтоне, я хочу обязательно вам позвонить. Можно?

- И позвонить, и прийти к нам в гости! - сказала Аня, тронутая порывом девушки, и внезапно почувствовала, как на глазах закипает прощальная слеза.

Она все еще махала рукой девушка и Эрнесту, а Виктор уже медленно выезжал из кэмпуса на хайвей. Никто им навстречу не попался, стояла сонная тишина, и даже птицы, обычно весело перекликавшиеся разноголосыми трелями по утрам, пели, казалось, с трудом превозмогая дремоту. Когда они были почти на вершине холма, Аня обернулась, посмотрела в заднее окно. Университетских зданий уже не было видно. В лучах утреннего нежаркого солнца где-то внизу в нежно-сиреневой дымке зеленели уютные рощицы, да, рассекая их, причудливым изгибом темнела медленная, словно застывшая река.

В половине двенадцатого Картеневы подъехали к тому месту, где их должен был встречать Бенджамин Девис. Это был один из многочисленных боковых въездов в кэмпус популярного чикагского технического колледжа. Здесь начиналась тенистая аллея многолетних лиственниц, под которыми разместились два-три неприхотливых деревянных столика со скамейками. "Подождем, - сказал Виктор Ане, опускаясь на одну из них. - риканцы, обычно, точны". Аня открыла дверцу, но из машины не вышла. Сидела, откинув голову, прикрыв глаза широкой розовой панамой. Неожиданно пронзительно завыла сирена и к понтиаку подкатили два полицейских мотоцикла. Один заехал спереди, другой - сзади. Полицейские посмотрели на номера и, не сказав ни слова, удалились по аллее к колледжу.

- Это еще что за явление? - вполголоса промолвил удивленный Картенев. Задремавшая было Аня широко раскрытыми глазами смотрела на мужа. Со стороны хайвея к понтиаку подъехал потрепанный фольксваген. Из него вышел Бенджамин. Трое его спутников остались в машине. "Часы можно проверять, восхищенно подумал Картенев, хотя он и был встревожен неожиданным визитом "копов". - наверное, ребята знают, в чем дело?"

- У нас не совсем спокойно, - проговорил Девис, радушно поздоровавшись. Вообще-то ничего особенного, но полиции понаехало порядочно. Почти все въезды перекрыты. Вы следуйте за нами, я знаю, где мы сможем беспрепятственно проехать. теперь так. Мы думаем, что поскольку вы дипломат, ради вашего же спокойствия вряд ли стоит сейчас выступать. Мы и сами не знали, что обстановка так обострится. Однако, если вы не против, мы хотели бы объявить, что вы - по нашему приглашению - находитесь на территории кэмпуса.

Картенев кивнул: "Конечно".

- Тогда в путь, - заключил Девис.

Фольксваген развернулся, рванул с места. Картенев поспешил за ним. На дорожке, по которой они прибыли в кэмпус, могли едва-едва разминуться две машины. Внезапно оборвалась густая роща, сквозь которую, изгибаясь, бежала дорожка. Замер, как вкопанный, фольксваген. Завизжал тормозами, едва не наехав на машину Девиса, понтиак. Аня и Виктор подошли к Бенджамину и его спутникам, которые о чем-то громко спорили.

- Согласен, - расслышал Виктор последние слова Девиса. ты, Реджи, быстро сообщи ребятам, что взрыв будем делать через пятнадцать минут. Потом - похороны.

Только подойдя к Девису и его спутника, Аня и Виктор увидели, что сразу за фольксвагеном начиналась довольно обширная площадь. Она упиралась в большое и, судя по всему, новой постройки светлое здание.Вся площадь была усеяна сидевшими прямо на асфальте довольно плотно друг к другу людьми.

- Сидячая забастовка, - показав рукой на площадь, сказал Бенджамин. Мельком переглянувшись, Аня и Виктор рассматривали бастовавших.

- У вас такого не бывает, - бесстрастно заметил один из спутников Девиса, худенький, лысеющий юноша.

- Против чего забастовка? - спросил наконец Виктор.

- Они, сволочи, нас обманывают! - зло крикнул чернобородый, сидевший у самого колеса фольксвагена. - Военным нас продают. За счет наших мозгов к властям подлизываются.

- На днях нам стало известно, - пояснил Бенджамин, - что администрация нашего колледжа уже несколько лет подряд заключает контракты с Пентагоном. Студенты и преподаватели разрабатывают вроде бы невинные усовершенствования.

- решают как бы абстрактные технические задачки на практике. И только! - вставил лысый.

- Как бы не так! - продолжал Девис, - эти, на первый взгляд, абстрактные разрозненные задачки на самом деле являются звеньями сложнейшего комплекса. И заказчики - военные ведомства.

на ступенях широкой пологой лестницы, которая вела в здание, стояла группа в штатском и в полицейской форме. Полицейские были видны и вдоль всех сторон площади. Но вот девушка вынесла на лестницу микрофон. рядом с ним на специальной подставке высился национальный флаг. К микрофону подошли двое. Один из них был во фраке, цилиндре, белых перчатках. На груди у него красовалась светлая дощечка. Черной краской на ней было выведено: "Почтенный Ученый". Другой был в военном мундире с генеральскими погонами, в армейской фуражке с высоченной тульей. Они церемонно раскланялись друг с другом, поприветствовали сидевших на площади, затем - стоявших на ступеньках лестницы.

- Ваше превосходительство, - загнусавил Почтенный Ученый. - Как прекрасно, как великолепно я себя чувствую, исполняя ваши поручения.

- Ах, Господин Дарующий Смерть! - пробасил генерал. Как прекрасно, как великолепно я себя чувствую, передавая вам наши поручения. Как вы полагаете - может ли быть что-нибудь чище "чистой бомбы"?

- Чище "чистой бомбы", ваше превосходительство, может быть только моя совесть.

- О-хо-хо! А-ха-ха! - загрохотал генерал. - Пожалуй, лучше всех об этом может судить ваш сын.

- Действительно, - согласился Почтенный Ученый. - Что мне сотни миллионов этих паршивых европейцев! А тут как-никак родной сын.