Чёрная сказка, или История одного королевства - Lars Gert

не мужик».

Заявился ведьмак на ярмарку и обратил своё внимание на одну базарную бабку, что лузгала семечки и сплетничала про всех такую ересь, что поднимались кверху брови.

— Что же ты, старая, суёшь свой нос всюду, куда тебя не просят? — Пожурил он эту сплетницу, ломая ей нос. — Любопытной Варваре на базаре нос оторвали…

На той же ярмарке он увидел ещё одного бессовестного человека, возводящего напраслину на тех, кто его якобы обижал.

— Да ведь ты сам же ко всем лезешь, бесстыдник! — Люто, яро осерчал ведьмак, закапывая грешника заживо. — Ябеда-корябеда, солёный огурец; по полу валяется, никто его не ест!

Не понравилось ему и то, как одна местная Дунька всё хвалилась, что прямо такая она во всём умелица и мастерица, что, куда бы всем деваться.

— Похвала не может исходить от самой себя; это не есть хорошо. — Учил он эту женщину. — Умница-разумница: во дворе надуется, в избу по нужде идёт…

Как-то раз изгнанник скосил свои глаза на одного дельца, который всё что-то крутил-вертел в своих руках.

— Стоит ли твоего внимания дело, которым ты ныне занят? А внимания других людей? — Испросил у него ведьмак.

— А тебе какое дело? Ступай своей дорогой… Я учёный!

— Учёный — в яблоке мочёный. — Нахмурился чародей и кудесник, вгоняя в того кинжал по рукоять. — Все изобретения — от лени людей; люди ещё пожнут плоды своих стараний.

Вышел исправитель снова, и, видя неугодное ему, сразу же брал человека в оборот:

— Ногти надо коротко стричь! — Говорил он женщинам, брезгливо ершась при виде длинных, крашеных когтей. — Ноги следует мыть, и часто. — Говорил он мужчинам, зажимая себе нос. — Не нужно так сильно напиваться, со стороны ‒ свинья свиньёй! — Твердил он каждому пьянице, посмевшего попасться ему на глаза. — Чего вы балуетесь? Займитесь чем-нибудь полезным, родителям помогайте! — Ругал он чрезмерно шумных детей, у которых точно шило в одном месте. — Ты неправильно, неправедно живёшь! — Побивал он любого, кто жил в грехе, требуя от них немедленного покаяния и беспрекословного подчинения своей воле. — Ты должен, ты обязан чтить законы и блюсти порядок! — Вдалбливал он каждому свою великую и светлую идею голосом или кувалдой, кнутом иль тульским пряником, в зависимости от того, как воспринимал его речь тот или иной человек. — Молитесь, сестра! А не то будет вам худо… — Предостерегал он доярку, задавившую ненароком одно очень хорошее и полезное насекомое. — Уймись и внимай, и войдёшь со мной в золотой век, век рая на земле. — Упрашивал он ласково некоторых, менее грешных людей. Только вот, к великому огорчению праведника, никто его не слушал — каждый жил своей жизнью (тем не менее, считая своим долгом влезть в другую), и никаких канонов, уставов принимать не желал.

Так и ходил праведник, просто поучая либо намеренно искушая людей, вводя в заблуждение, а они покупались на его речи, продолжая грешить. И начало приходить к нему понимание, осознание того, что люди не спешат расставаться со своими грехами, потому что грехи эти — часть их самих; такова уж их сущность. Людям свойственно ошибаться, но с каждым веком это становилось во главе угла всё больше и больше, всё чаще и чаще, всё сильнее и сильнее. Потому что люди устали от слов «нет» и «нельзя»; не хотели трудиться даже ради собственного блага, желая, чтобы кто угодно, но не они сами, делал им всё. Дети надеялись на родителей, будучи уже сами родителями; люди давили на жалость и гнилуху.

«Если — нельзя, это ведь не значит, что кто-то пытается принизить личность, забрать игрушку у ребёнка; запрет означает лишь то, что человеку грозит опасность либо просто ничего хорошего, полезного не будет, не произойдёт», сетовал пророк. «Я бы взял наиболее одарённых человеков с собой в свою пещеру, чтобы взрастить однажды новое, достойное поколение под моим неусыпным надзором и присмотром; остальные пусть горят хоть синим пламенем — да свалятся на них горы и потоки небесного огня…».

Дабы искоренить всё накопленное людьми зло, ведьмак попытался взять все прегрешения на себя, подставив свои ладони, аки чаши. Но с неба сыпал неустанный поток песка, символизирующий грехи. И вот, по целой горе песка в каждой руке; не выдержал такой тяжести ведьмак и рухнул на колени, как надломленный, прослезившись от постигнувшей его неудачи.

«Сегодня люди убили бога; они даже не вспомнят, пройдя мимо бездыханного тела», отчего-то улыбаясь, рассуждал изгнанник. Он закрыл глаза и подумал, что это — всё. Но неведомая сила подняла его, дав понять, что его миссия ещё не исполнена. Ведьмак восстал вновь, но лишился части своей силы, которая была потрачена впустую, хоть и на благое дело — взвалить человеческие грехи на свои плечи. Эх, ни одна спина не выдержит мешок с этими грехами, если учесть, что одна песчинка равняется одному греху, а песка воз и малая телега…

Ведьмак подумывал о том, чтобы вызвать потоп, построить ковчег, посадить туда избранных, не обременённых грехами людей, и уплыть с ними куда подальше, но отбросил от себя сию затею. Вместо этого он решил действовать иначе, и прибыл к дворцу.

— Лобызай мои ступни, о раб. — Изъявил свою волю повелитель, обращаясь к страннику, не ведая, не подозревая, кто перед ним, ведь все успели благополучно позабыть пророка.

— Не раб я тебе, но службу сослужить могу. — Ответил королю ведьмак.

— Мне в службе твоей нет особой надобности. — Отмахнулся от него монарх. — Мои дела, и дела империи моей идут как нельзя лучше.

— Однако дела твоих верноподданных идут далеко не самым лучшим образом, ведь они все в грехе; впрочем, как и ты.

— Дерзновенны твои речи, голова б твоя с плеч. — Огрызнулся король, выходя из себя.

— Голову свою сложить я всегда успею — на плахе ли, иль на поле брани, а то и сам; а вот совет какой дать — это я всегда, пожалуйста.

— Ну и? — Нетерпеливо перебил его король. — Какой совет ты можешь дать мне?

— Вот, толкую я тебе: известно ли королю, что запасы казны далеко не безграничны? Особенно в военное время; очень много расходов.

— Допустим. — Прислонил своё ухо король. — Что ты хочешь предложить?

— Пускай в годы войны и перед ней семьи не заводят потомство, а в мирное пусть зачинают строго определённое число, и никак не больше одного-двух детей на одну семью. Это всё для того, чтобы в войну дети не стали сиротами в случае возможного убиения одного из их родителей, а то и обоих. В мирное же время плодиться тоже особо не