Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола - Михаил Сарбучев

Однако есть и другая, не менее серьезная опасность. С помощью «креативного класса» можно создать не только поражение из победы, но и победу из поражения. Можно присвоить событиям смыслы, которых они изначально не имели. Наиболее грубо, но в то же время ярко данная технология представлена в так называемых тоталитарных сектах. Человеку внушают, например, что иметь любую собственность грешно. По мере осознания им своего греха собственность перетекает в карман главы секты, а в простых «прихожанах» воспитывается дух «нестяжательства» и «жертвенности». Этим, кстати, славился и советский агитпроп. Да сама мифология Страны Советов была создана несколькими десятками писателей, поэтов, режиссеров, сценаристов. Союз писателей – одна из мощнейших структур советского агитпропа, который, замечу, остался практически не реформированным.

В результате создается система координат, в которой противник заранее обречен на поражение. В конфуцианской традиции это формулируется сентенцией «Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет».

Задавая ложные парадигмы, потенциальным противником легко манипулировать. Можно создать «сверхценную идею» (например, проливы Босфор и Дарданеллы) и направить творческий потенциал сотен тысяч умов на поиск черной кошки мнимого геополитического могущества, в то время как самим сосредоточиться на актуальных задачах, например на контроле над информационными потоками. Для Вещего Олега щит на вратах Царьграда был эпизодом, одним из множества. Для Романовых – стал несбыточной мечтой, «священной коровой», idée fixe, что полностью исключило Россию из европейской политики на долгие годы.

Идем дальше.

Если мы применим идею Прайса к России XIX века и сравним ее с Россией XX века, то без особых усилий увидим, что большинство «мифов», «кодов» и других «национальных скреп» осталось практически без изменений. Россия Романовых и Советская Россия отличаются друг от друга куда меньше, чем Русь Рюриковичей и Россия Романовых. Вот и становится понятным, откуда у Романовых взялись еще 95 лет правления!

При Николае I формируется образ («миф») России как противовеса Европе на «идейной»/религиозной почве. Советская Россия также видит себя «идейным» противником «прогнивших буржуазных демократий», естественно безнравственных, естественно уходящих и вообще неправильных. Черчилль услужливо подбрасывает идею железного занавеса, как до этого лорд Керзон устанавливает линию, за которую русским лучше не переступать. Во время Крымской войны Россия подается пропагандистами как «единый военный лагерь, окруженный врагами». Тот же образ подхватывают большевики как в Гражданскую, так и после. Начальную военную подготовку в гимназиях ввел не кто иной, как Николай I. Известный критик и историк литературы А. М. Скабичевский свидетельствует: «От каждого учебного часа в гимназиях было взято по четверти часа, и из этих четвертушек составилось по два часа ежедневно, которые были посвящены ротному и батальонному учению, для чего были командированы из ближайшего к нам кадетского корпуса офицеры»76.

Формальным поводом для Крымской войны послужила оккупация Молдавии и Валахии; спустя 90 лет оккупация Советским Союзом Бессарабии и Буковины стала поворотной точкой в отношениях с Берлином, приведшей к катастрофе. Политика Российской империи была направлена на приращение территорий, в этом по традиции (да и сейчас; см. учебник Пчелова) видится единственный критерий успеха правителя. Соответственно, распад СССР воспринимается как утрата юрисдикции центра (императора) над территориями – естественно, со знаком «минус». Потенциал появления трех русских государств (Россия, Украина, Беларусь) вместо одного безнационального СССР воспринят и оценен не был.

Николаевская Россия прославилась как «жандарм Европы», палач Польши и Венгрии; СССР аналогичным образом отметился в Праге и Будапеште. При Николае I за основу национального мифотворчества берется концепция Карамзина, ключевыми пунктами в которой стали миф о нашествии «татарских монголов» и миф о «крещении Руси». Оба мифа призваны затушевать провальное (за редчайшими исключениями) правление династии Романовых. И оба пункта считаются аксиомами в современной российской историографии. А в качестве финального аккорда – канонизация последних Романовых.

К подобному объяснению «временных» неудач (хотя правильнее назвать их постоянными) прибегали и большевики. Подобно тому как Карамзин все валил на «татар», хрущевские «соловьи» все валят на фашистов. Материальный ущерб от войны не полностью изжит до сих пор! (Как страна-победительница умудрилась в этом плане столь катастрофически отстать от практически стертых с лица земли Германии, Италии и Японии – загадка.) Человеческие потери с момента окончания войны выросли втрое! От 8–9 млн при Сталине, 20 млн при Брежневе – и до 30–35 млн в настоящее время. Как будто война все еще продолжается! Может быть, не каждый солдат должным образом похоронен, но число потерь не может превышать списочный состав вооруженных сил! Не удивлюсь, если через пять лет «откроется», что правильная цифра – 40 млн. Кстати, вот и объяснение, зачем нам нужна армия гастарбайтеров! Сталин ощущал себя наследником царской империи, о чем не стеснялся говорить открыто. Одним из пунктов переговоров в Берлине (Молотов – Риббентроп), опять же, стала судьба проливов Босфор и Дарданеллы. Имперская политика совершенно в духе Николая I и по сей день проводится в Средней Азии и на Кавказе.

Прошло без малого два века, а страна носится по кругу одних и тех же вызовов, принимая одни и те же негодные, провальные решения, растрачивая чудовищные ресурсы: материальные, человеческие, научные. Случайно? Вряд ли. Сумма случайных факторов дает случайные результаты. Если на протяжении двух столетий при трех сменившихся правительствах (полностью отрицавших предыдущие!) «мифы» и «коды» остаются неизменными, налицо полная преемственность политического курса. Это ОДНО, а не три государства. Современная Германия решает принципиально иные задачи и принципиально иными способами, чем Третий рейх. Пятая французская республика ведет совершенно иную внешнюю и внутреннюю политику по сравнению с Францией Наполеона Бонапарта. Украина – при всем бардаке с «мифами» и «кодами», схожем с российским, – не Другий Гетьманат Павла Скоропадского. Не потому ли нам так настойчиво навязывают реставрацию самодержавия, что вся кровавая мясорубка XX века была просто «отвлечением внимания на негодный объект», как это принято называть на языке спецслужб? «Чем вы ближе, тем меньше вы видите» [22] . Круг замкнулся. Если при дворе Николая I лучше говорили на английском, чем на русском, то при новом монархе (обязательно «великом» и «самом русском из всех русских») язык Пушкина и Толстого будет заменен на язык Шекспира уже официально. Характерно, что из всех Романовых, так методично уничтоженных большевиками, выжила только ветвь, имеющая прямое отношение к Британскому королевскому дому, Ганноверской династии.

Теперь самое важное – определить, а что же мы, собственно, понимаем под словом «Россия». Если Россия = царь-батюшка, то «врагами России» / «врагами народа» являются либералы, антимонархисты, сторонники демократических ценностей и республиканского правления. Если Россия = плацдарм для мировой революции, то главными врагами будут буржуазные националисты и буржуазия вообще, которые настроены отстаивать интересы национального капитала. А что бывает в стране, когда уничтожается национальный капитал? Правильно! Приходит ИНТЕРнациональный. Иначе говоря, страна последовательно становится колонией (и уже неважно чьей). Если носитель национальной идеи – армия, то логично, что военные видят благополучие державы в росте гособоронзаказа, повышении престижа воинской службы, увеличении денежного довольствия и пр. Это, в свою очередь, ведет к усилению милитаристской риторики. Но во всех случаях «русская», «державная» идея не будет национальной. Cui prodest? Кому выгодно? В первом случае – семье феодалов, во втором – иностранным предпринимателям, в третьем – военным чиновникам и их подрядчикам, то есть государственному бизнесу, который также плотно аффилирован с царем-батюшкой / генеральным секретарем / администрацией президента. И тут мы можем наблюдать определенную последовательность действий: 1856 год – уничтожение России как политической и военной силы в Европе, но время империй подходит к концу. Править начинает капитал. И враг наносит упреждающий удар: 1917 год – уничтожение России экономически, полное истребление национального капитала, класса собственников, которые могли бы составить конкуренцию (и уже начали составлять!) британским.

А что же народ? Очень размытое и лживое пропагандистское слово «народ» следует употреблять с массой оговорок.

Существуют две концепции национального развития. Первая – английская, когда нация четко делится на аристократию, которая, собственно, и является носителем суверенитета – сувереном, и на плебс, который нацией, по сути, не является. Единственной государствообразующей силой выступает аристократия/бюрократия. Вторая – франко-германская, когда носителем национальной идеи выступает «третье сословие»: лавочники, цеховики, мелкие товарные производители. Или, как сейчас модно говорить, «средний класс». Примечательна в этой связи фраза Отто фон Бисмарка «Все мы – народ, и правительство – тоже». Но кто будет аристократией в «новой» России? Вчерашняя номенклатура. Больше просто некому. То есть построение национального суверенитета как функции от номенклатуры автоматически означает реставрацию большевизма/феодализма и реанимацию бюрократическо-клановых интересов. Любой «возврат к истокам» становится лживой обманкой. Реставрация романовщины – колониальное правление, реставрация якобы «противного» ему большевизма – тем более.