Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

— Только по легенде, дорогая госпожа. Но уверен, что все совпадет до мелочей. Недаром отец твердил ее наизусть, словно молитву, слово в слово.

Когда вниз спустились ее спутники и друзья, Каэ объявила им о том, что барон Банбери Вентоттен является одним из хассасинов‑хранителей и что он выразил желание отправиться с ними в храм Нуш‑и‑Джан. Каждый отнесся к этой новости по‑своему. Номмо посмотрел на барона с нескрываемым сочувствием и спросил:

— Стоит ли, барон? У вас такая прекрасная гостиница, налаженная жизнь, обеспеченное будущее.

Но Вентоттен не дал ему договорить:

— Спасибо, барон, что вы беспокоитесь обо мне. Но ни у кого из нас не может быть обеспеченного будущего, если госпожа Каэтана не будет иметь достаточно друзей и помощников, чтобы исполнить свое предназначение. Во всяком случае, я так это понял.

Рогмо протянул руку своему новому товарищу — по несчастью? Куланн настороженно глянул на Банбери: с недавних пор он не доверял хозяевам ресторанов и гостиниц. С одной стороны, он был рад, что они встретили хранителя талисмана, с другой — было достаточно много шансов, что барон может оказаться таким же предателем, как и многие другие. Оставалось только надеяться, что Каэ в состоянии разобраться в потемках чужой души и ее доверие основано на чем‑то большем, нежели просто надежда на порядочность и доброту, заложенную в любом человеке.

Магнус испытывал искреннюю и глубокую симпатию к барону Вентоттену и оттого хотел отговорить его от этой поездки, убедив ограничиться подробным рассказом о местонахождении храма и о прочих секретах и тайнах, которые знали только хранители. Но чем больше он смотрел на оживленного и веселого Банбери, тем четче понимал, что барон ни за что на свете не откажется от этого единственного и последнего шанса в жизни, шанса стать самим собой и избавиться от обреченности и вины.

Барнаба радовался чему‑то своему. А Каэтана видела будущее. Барон, помнивший наизусть древнюю легенду, знал прекрасно и ее конец. И она не имела права лишний раз напоминать ему об этом — было бы нечестно и просто подло пугать хранителя талисмана его предназначением. Но ведь как горько и страшно, что лучшие из лучших должны платить такую чудовищную цену за чужие игры. Кортегана заигрывает со смертью, матарии забавляются войнами, хассасины, как дети новой игрушке, радуются тому, что у них есть свой особенный, ни на кого не похожий бог Ишбаал — грозный, величественный непонятный. И никто не задумывается над тем, кто и чем оплачивает эти игры…

* * *

На рассвете следующего дня барон Банбери Вентоттен повесил огромный замок на бронзовые ворота Ноттовея и убрал вывеску «Ноттовей. Всегда рады вам и вашим воинам». Отошел на шаг, посмотрел на дело рук своих — словно живописец, который сделал последний, решающий штрих на картине — и теперь разглядывает со стороны, что же получилось, — вздохнул. И круто развернулся спиной к своему уютному прошлому.

Барон так легко вскочил в седло, что Куланн, беспокоившийся, выдержит, ли этот немолодой уже человек все тяготы пути, перестал сомневаться в его способностях и махнул рукой, командуя выступление.

Банбери Вентоттен выглядел как и подобало настоящему рыцарю: на нем были сверкающие латы, шлем с витыми рогами по бокам и волосяным гребнем и длинный алый плащ, спускавшийся на круп коня. Он был опоясан длинным тяжелым мечом, которым, впрочем, весьма неплохо владел.

Каэтана подъехала поближе к новому спутнику, тревожно вглядываясь в его лицо, не промелькнет ли тень сожаления или горечи. Но барон даже не обернулся на свой Ноттовей, скрывшийся за поворотом, и выглядел оживленным и радостным.

Они выехали из Эррола через южные ворота и двинулись прямо по дороге, вымощенной белым кирпичом.

— Удобно, — сказал Рогмо. — Вот если бы везде так путешествовать.

— Не радуйтесь, князь, — рассмеялся Банбери. — Здешние дороги лишены всякого смысла и имеют одно‑единственное назначение — демонстрировать миру, что и в Ронкадоре их умеют строить. Сейчас она оборвется ни с того ни с сего, и нам снова предстоит странствие по лесам, вплоть до следующего населенного пункта.

— Прекрасно, — одобрила Каэ. — Главное, что Эррол выглядит как и всякая уважающая себя столица, а дальше хоть трава не расти.

— Ну, госпожа, здесь вы преувеличили, — улыбнулся Куланн. — Чего‑чего, а травы здесь более чем достаточно.

— А что за следующий город лежит на нашем пути? — спросил Номмо.

— Это вовсе не город, дорогой барон, — ответил ему Вентоттен. — Это поселок. Все большие населенные пункты Ронкадора находятся севернее Эррола, а на юге разбросаны одинокие замки, деревни, поселки. Здесь с трудом выживают, а о том, чтобы возводить какие‑нибудь укрепления, и речи нет — людей мало, сил не хватает, постоянные стычки.

— Невеселая картина, — высказал Барнаба свое личное мнение. — Может, ну его, этот поселок? Зачем нам туда заезжать?

— Видите ли, господин Барнаба, этот поселок встретится нам только через полторы недели пути. И нам необходимо будет пополнить запасы продовольствия, выяснить дорогу, потому что в Ронкадоре все течет и изменяется с пугающей скоростью, просто отдохнуть.

— Отдыхать нам некогда, — отрезал толстяк. — Но придется, потому что я уже устал от этих бесконечных гонок.

— Ты же весь день вчера отдыхал! — воскликнул Магнус.

— Вот когда тебе будет столько лет, сколько мне, я посмотрю на тебя, — огрызнулся Барнаба.

— Вы еще сравнительно молоды, — любезно обратился к нему барон. — Я бы многое отдал за ваш возраст.

На секунду воцарилось неловкое молчание.

— Не советую, — наконец буркнул толстяк. — Для этого человек должен сойти с ума или перестать быть человеком. А у вас, барон, это не выйдет. Вы слишком человечны.

Банбери поклонился странному существу и позволил себе спросить у Каэтаны:

— Господин Барнаба не человек?

— Нет.

— Он бог?

— Хуже, господин Вентоттен. Гораздо хуже. Все боги — маленькие дети по сравнению с ним. Тем беспримернее его деяние, его попытка вочеловечиться и прочувствовать на собственной шкуре, что это такое — жить.

— Это заслуживает глубокого уважения, — серьезно ответил барон.

… Ехали быстро. Отдохнувшие и накормленные кони старались изо всех сил, выбивая копытами диковинные ритмы по сухой земле. Тод пользовался предоставленной ему свободой, шныряя по зарослям и охотясь на каких‑то упитанных, аппетитных, с его точки зрения, зверьков. Что не мешало ему вечерами умильно выпрашивать какую‑нибудь корочку хлеба у обожаемой хозяйки.

— Пес, мне не жалко, — говорила она, протягивая ему ломоть, который он вот уже полчаса пожирал глазами. — Но ты посмотри на свой живот.

Тод послушно смотрел или делал вид, что смотрел, а потом принимался грызть какую‑нибудь кость, принесенную очередным своим поклонником. Сангасои души не чаяли в огромной псине, стараясь, когда возможно, побаловать ее чем‑нибудь особенным. Не то Тод был еще совсем молодым, когда Рогмо подобрал его на дороге в Кайембу, не то воздух Иманы так на него действовал, но пес еще подрос и теперь вполне мог сойти за небольшую лошадь. А клыки у него стали вообще драконьи. И такой сторож мог разорвать на части любого злоумышленника, который рискнул бы угрожать его госпоже.

Вечерами на привалах, когда все укладывались спать, расставив предварительно сторожевые посты вокруг лагеря, пес валился рядом с Каэтаной и принимался храпеть. Делал он это так громко и вдохновенно, что часто ее будил. Она недовольно ворочалась и толкала Тода локтем в лохматый бок. Однако, несмотря на кажущуюся беспечность, пес спал очень чутко и два‑три раза за ночь просыпался, чтобы трусцой обежать лагерь и проверить, все ли в порядке. Он был очень добродушно настроен ко всем своим спутникам и к каждому из ста с лишним человек успевал подбежать в течение дня, обнюхать и поворчать о чем‑то своем. Тем более странным показалось Каэтане его необычное поведение, когда неделю спустя, как и обещал барон, они все еще ехали по невероятному, пышному, буйному лесу и все вокруг было по‑прежнему: тихо, спокойно и безопасно.

Тод стал проявлять признаки беспокойства задолго до того, как отряд подъехал к относительно небольшому поселку, который разительно отличался от обычных ронкадорских селений. Дома здесь были ничем не отгороженные и никакими стенами не окруженные. Цветные, яркие, с крышами, крытыми соломой, они стояли на высоких фундаментах. Барон Вентоттен поспешил объяснить, что, когда начинается сезон дождей, ручьи и речушки выходят из берегов и часто затапливают низины. Поэтому фундаменты здесь строят с запасом, на случай разных неожиданностей.

Над крышами вился легкий голубоватый дымок, напомнивший путникам о том, что наступил час обеда.

— Как вы думаете, барон, нас примут здесь или испугаются? — поинтересовалась Каэтана.