У каждого свой путь - Любовь Рябикина

— Подождите, пожалуйста. Я бы хотел с вами поговорить…

Двое мужчин скрылись на кухне и закрыли дверь. Швец, отвернувшись к стене, плакал. Оленин, Скопин и Сабиев крепились изо всех сил. Мухаметшин ушел в ванную. По щекам Андриевича текли слезы. Марина лежала на носилках посреди коридора накрытая простыней по пояс и словно спала. Если бы не слишком бледная кожа и почти полное отсутствие дыхания. Дверь кухни распахнулась. Вышли врач и генерал. Доктор сообщил второму врачу и санитару:

— Мы повезем Марину Ивановну в госпиталь Бурденко. Там есть оборудованная палата, где женщину смогут уберечь от новых покушений. Евгений Владиславович едет с нами. Никаких сведений в прессу мы давать не имеем права. Надеюсь, вы меня поняли, коллеги?

Андриевич шагнул вперед:

— Разрешите мне тоже с вами поехать?

— Пожалуйста…

Прежде чем уйти из квартиры, генерал приказал ребятам:

— Пока Марина в госпитале, перебирайтесь жить в ее квартиру. Позвоните Шергуну, но говорите лишь с Олегом. Зоя ждет ребенка, неизвестно что может произойти. Никого не впускать, ни под каким предлогом! Чуть что, звоните мне. Вы поосторожнее тут…

По дороге Вацлав рассказал Бредину об аресте фотографа и показал настоящий снимок. Они ехали следом за несущейся по средине полосы «скорой». Синяя мигалка и сирена заставляли водителей уступать дорогу. На генеральской «Волге» тоже мигал фонарь. Из автомобиля Бредин связался с главврачом госпиталя и вкратце рассказал, что произошло. Попросил приготовить палату, но никому и ничего не сообщать.

Когда «скорая» подъехала к воротам госпиталя, их ждали. Внутрь машины влезли двое военврачей. Ворота отошли в сторону и машины беспрепятственно проехали на территорию. Марину отправили в реанимационное отделение на обследование. Часа через два ее перевели в палату, где она находилась раньше. Врачи подошли к Брединым и Андриевичу, все это время ждавшим в коридоре:

— Не можем ничего утешительного сказать. Вы видели ее в коме. На этот раз был еще микроинфаркт. Мы подключили ее к аппаратам жизнеобеспечения… Едьте домой, вы ей ничем не поможете.

Генерал распорядился:

— Я пришлю охрану для Марины. Им можно будет находиться рядом с ней? Никаких сведений газетчикам не давать. Инфаркт и все.

— Согласны. Присылайте охрану, нам спокойнее.

Генерал быстро написал что-то на листочке и передал список врачу:

— Вот фамилии и имена тех, кто будет стоять в охране. Чтоб не было недоразумений. Передайте его охранникам на воротах.

Евгений Владиславович, Тамара Георгиевна и Вацлав вышли из корпуса. Андриевич произнес:

— Я поеду билет сдам и вернусь. Буду Марину охранять. Весь отпуск…

Бредин положил руку на плечо полковника:

— Не сдавай. Едь. Все равно ты ей не поможешь. Если что, я тебе сообщу. Напиши адрес или звони почаще. Снимки мне отдай. Я в суд подавать поеду на газету. Впервые военные будут судиться с газетчиками…

Сели в генеральскую «Волгу» и отъехали от корпуса. Возле ворот госпиталя бурлила целая толпа журналистов. И если бы Бредин и Андриевич находились не в машине, пресса не дала бы им пройти. Вацлав увидел Стефановича в окошко. Их глаза встретились. Полковник чуть качнул головой в сторону и оператор понял, кивнув в ответ. Незаметно выбравшись из толпы, Стас сел в машину и окольными путями поехал на квартиру Степановой. Вацлав попросил:

— Я оставлю снимки Оленину. Мне они нужны. Не спрашивайте, товарищ генерал, зачем. Потом узнаете. Обещаю, вреда они ни вам, ни Марине не нанесут.

Бредин кивнул:

— Хорошо. Тебя куда подбросить? На квартиру?

— Не плохо бы…

Генеральская «Волга» остановилась у подъезда. Бредин попросил:

— Вацлав, отправь парочку парней в госпиталь. Скажи, что они могут пользоваться депутатской машиной. Когда соберешься уезжать, позвони мне, я тебя на вокзал подброшу. Поговорим.

— Позвоню, Евгений Владиславович. До свидания, Тамара Георгиевна. Я рад знакомству с вами. Вы мудрая женщина.

Женщина улыбнулась:

— Я знаю своего супруга и видела Марину в бою. Мне очень сложно понять Костю — если любишь — веришь. Видно не настолько сильно он любил, раз поверил сфабрикованной лжи…

Машина отъехала. Андриевич посмотрел ей вслед и вошел в подъезд. Демин кинулся к нему:

— Что с Мариной Ивановной?

— Так же. Ты, лейтенант, не болтай много, что с ней произошло…

— Это надолго?

— Никто не знает. Скоро Стефанович подъедет, пропусти…

Полковник поднялся наверх. Мужики вопросительно глядели на него и ничего не спрашивали. Вацлав заметил стоявшего в дверях кухни Олега Шергуна. Зои не было. Олег спросил:

— Как Марина?

— Микроинфаркт и кома. Подключили к аппаратам. Олег, а Зоя где?

— Я ей ничего не сказал, попросил ребят к управлению подъехать. Они мне все рассказали. Жаль, что я ничего не вижу. Я бы Косте морду набил. Бросить Маринку, когда ей и так не сладко. Не разобравшись, просто исчезнуть…

Андриевич попросил:

— Мужики, один едет в госпиталь на охрану. Генерал разрешил пользоваться машиной. Перед воротами Бурденко толпа журналюг. Им ни слова.

Мухаметшин первым бросился к двери:

— Я пойду! Скопа, увезешь?

Оленин не стал возражать. Двое ребят ушли. Младший сержант направился в спальню Марины, достал из столика чистый листок бумаги и принялся чертить график дежурств по госпиталю и квартире. Вацлав заглянул к нему. Постель была убрана и диван стоял сложенный. Спецназовцы прибрались до его прихода. Полковник вздохнул:

— Игорь, я сегодня уеду. Сестру навещу. Через неделю появлюсь. Звонить буду каждый день. Сообщайте мне все честно. Ладно?

Младший сержант кивнул. Офицер вдруг заметил, что глаза у Оленина усталые и скорбные. Подошел и тряхнул парня за плечо:

— Держись, сержант! Маринка сильная, она выкарабкается. Надо только помочь ей. Вы с ней во время дежурств говорите. Ты ведь помнишь, что тогда доктор в Чечне говорил? Они могут слышать. Уговаривайте ее вернуться.

Олег Шергун подошел к Андриевичу, скользя рукой по стене:

— Игорь, когда Юрий приедет, пусть он отвезет меня в управление. Мне надо Зою подготовить…

В дверь позвонили. Андриевич успокоил насторожившихся ребят:

— Это Стефанович. Я пригласил…

Швец открыл дверь. Из-за угла раздался басовитый голос Стаса. Шергун тихо спросил:

— Что ты задумал, Вацлав?

— Дать бой этой своре вместо Марины! Пусть не думают, что она одна.

Олег предупредил:

— Погон лишишься, если на экране появишься. Ты ведь спецназовец.

Андриевич устало ответил:

— Знаешь, Олег, я не боюсь лишиться погон. Я отдал армии двадцать семь лет. Лучших лет! Но молчать сейчас я не имею права и как человек, и как офицер, и как друг Маринки! Ты меня понимаешь?

Шергун протянул ему руку:

— Понимаю. Удачи!

Вошел Юрий Скопин. Олег и спецназовец сразу вышли. Вацлав сел в то же кресло, в котором сидела Марина, давая интервью. Попросил:

— Стас, будь добр, пусти этот рассказ в эфир побыстрее, не меняя ничего. Маринка тебе верит и я тоже верю, потому и пригласил приехать. Плохо ей и мы, мужики, должны прикрыть ей спину. Облить человека дерьмом просто, а вот отчиститься бывает сложно.

Стефанович кивнул:

— Вацлав, может мне твое лицо тенью прикрыть? Голос могу изменить. Я слышал, о чем вы говорили со слепым полковником… Ты действительно рискуешь погонами.

Полковник покачал головой:

— Не надо, Стас. Начинай…

Камера тихо заработала и он заговорил:

— Я полковник спецназа Вацлав Андриевич. С Мариной Степановой знаком с Афганистана. На данный момент нахожусь в ее квартире. Грязная сплетня, от первого до последнего слова лживая, отправила хозяйку этой гостеприимной квартиры на больничную койку. Кто-то немало заплатил, чтобы пустить на полосу газеты смоделированную фотографию и вывести Марину из политической игры хотя бы на время. Это сделал тот, кто боится Марины, как огня. Боится, что о его грязных делах, которые так хочется скрыть, узнает вся страна. Мы разыскали фотографа. Вот как выглядела фотография в действительности…

Вацлав достал из кармана снимок и поднес к камере поближе, повинуясь руке Станислава. Достал второй снимок, где одного из персонажей уже не было:

— А вот так все это делалось. Постепенно убирались посторонние люди, изображенные на снимке. Но есть маленький изъян на этом довольно правдоподобном снимке: солнечный свет на улице и горящая люстра в кухне. Кто включает свет днем, если окна раздернуты и солнце светит?

Андриевич указал в угол фотографии, где была прекрасно видна озаренная солнцем стена, а потом в центр, где ясно виднелись горящие лампочки. Поднес фото еще ближе к камере. Затем вернулся в кресло: