Ты задолжал мне любовь (СИ) - Иванова Эмилия

Демидов обхватил ее рукой, а все лицо его находилось в полнейшем мраке. Мужчина посмотрел на Таисию, что была уже просто-напросто донельзя напугана, и сказал своим глубоким голосом:

— Немедленно свяжитесь с больницей!

Я смотрела на них, а мой разум словно немного отдалился, из-за чего я не чувствовала, насколько все это ужасно. Если честно, то я даже ощущала, что Рябова обязана умереть. Ведь как только ее не станет – мой мир тут же станет тихим и спокойным.

Муж поднял ее на руки и своими мрачными, несущими холод, глазами посмотрел на меня. Губы его были плотно сжаты, из-за чего нельзя бы разглядеть хоть какую-либо эмоцию на его лице.

Встретившись с ним взглядом, все, что было в его глазах – лишь холод.

Вдруг в этот самый момент мне резко захотелось рассмеяться. Рассмеяться вслух. Но, похоже, я не могла. Губы раскрылись и на устах проявилась слабая улыбка. А в сердце же разливался не страх, а радость.

Мужчина смотрел на меня. На его красивом лице был лишь запечатлен мрачный айсберг. Холод до самых глубин души. Он нахмурил брови, из-за чего можно было прочесть гнев, упрек и безразличие.

Глядя на такой его взгляд, в мое сердце словно всадили нож, сантиметр за сантиметром проталкивая его внутрь. И каждый раз боль от этого становилась все сильнее и сильнее, настолько, что стало просто-напросто трудно дышать.

Я вздохнула. Больно. Смотря на то, как он выносит Сашу из виллы, я ослаблено опустилась на пол.

— Мила! – воскликнув, Гусева, придерживая меня, с сердечной болью взглянула на меня. — Не бойся. Все хорошо... Все будет хорошо!

Я покачала головой. Нет, я не беспокоилась об этой Рябовой. Я боялась Руслана. Да, Саша была права. Неважно, сколько времени прошло, если что-то случится с Александрой, беспокойство и жалость, что будет испытывать Руслан, никогда не сравнятся со мной.

Он не отпустит. Да и не сможет отпустить.

Глядя на Таисию, я начала шмыгать носом. Нажав на грудь, откуда доносилась смутная боль, я проговорила: — Таисия, как же тут болит!

Женщина обняла меня, помогла приподняться и усадила на диван

В то же время снаружи раздался сигнал тревоги. Настолько громкий, что весь коттеджный поселок отозвался пронзительным эхом.

Когда звук утих, внутрь вошла Вероника, одетая в домашний халат. И посмотрела на мои окровавленные руки.

Слегка вздохнув, она с упреком произнесла:

— Убийство оплачивается жизнью. Даже если ты так сильно ненавидишь ее, не надо было это делать так явно и демонстративно. Алешины не пойдут на мировую.

Я поджала губы, а сама постепенно успокаивалась. Однако не говорила ни слова.

Не то чтобы Руслан не любил Александру. После стольких лет проведенных вместе и заботы, как он мог просто взять и опустить ее? Да и он слишком хорошо все скрывал, приписывая свою ответственность и вину передо мной чувству любви. И поэтому он перенес всю свою доброту к Саше на меня.

Я же принимала эту его репликацию доброты как его любовь ко мне, никогда не думая, что, когда что-нибудь случится, Руслан беспричинно склонится на сторону Рябовой.

Вероника, увидев, что я молчу, поняла, что в данный момент я не услышу ничего из того, что она бы мне сказала. Вздохнув, женщина просто зашла в спальню и, переодевшись, вышла.

Я же просто как вкопанная долго стояла на одном и том же месте. Рядом со мной была Таисия, и когда она увидела, что я направляюсь к выходу, то поспешно остановила меня и обеспокоенно произнесла:

— Куда собралась, Мила?

— В больницу!

Женщина моментально остановила меня:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не ходи. Руслан Артемьевич и Алешины сейчас наверняка в гневе. Не стоит тебе уходить – худо будет. Послушайся, останься лучше дома. Подожди, пока все успокоятся, а потом уже думать будем, хорошо?

Я села на диван и уткнулась лицом в ладони. Сердце и голова невыносимо болели, а на вилле же стало необычайно тихо.

А затем нахлынуло ужасное замешательство и растерянность.

Спустя некоторое время на вилле послышались шаги, и раздался голос Таисии:

— Виктор, почему Вы не в больнице?

Тогда громадная тень окружила меня, из-за чего я почувствовала раздражение. Подняв голову, я тут же увидела стройного Коновалова, стоящего передо мной.

На его лице был написан холод и отстраненность.

Я уставилась на кровь на своих руках и равнодушно сказала:

— Если ты здесь, чтобы осуждать или привлекать к ответственности, пожалуйста, найди адвоката для дальнейшего разговора. Я в плохом настроении и нет никакой гарантии, что я в срыве не наброшусь на тебя.

Мужчина посмотрел на меня, а в его глубоком взгляде читалась безысходность. Спустя время он проговорил: — Но тут поблизости нигде нет ножей. Как думаешь нанести мне удар?

Я в ответ лишь поджала губы. Пребывая в некотором раздражении, я не стала больше ничего говорить.

Виктор сел рядом со мной, а Таисия тем временем налила ему стакан воды, которую он пил мелкими глотками, так и не собираясь говорить.

Я посмотрела на Коновалова и невольно нахмурилась:

— Ты разве здесь не для того, чтобы читать мне нотации?

Он поднял брови:

— Почему это я должен читать тебе нотации? Ты же не мою женщину зарезала.

Я беспомощно ответила:

— Тогда ты пришел посмеяться?

Мужчина усмехался и съехидничал:

— Неужели кажется, что мне настолько скучно?

И тут мимо. Тогда он просто пришел поглазеть на балаган.

В это же время со стороны двора раздался звук торопливых шагов. Ну, тут и мозги напрягать не надо, чтобы понять, что это был Руслан.

Руки все еще были испачканы кровью, а когда он зашел внутрь, на его мрачном лице так и читалось: «не походить».

Демидов, поджав губы, холодно мне:

— Поехали в больницу!

— Нет!

Голос его был настолько низким, что можно было расслышать, как он пытается подавить свои эмоции:

— Поехали, – а далее, независимо от того, хотела я этого или нет, он просто-напросто потащил меня.

Схватив меня за запястье, он вытащил меня во двор и закинул в машину, после чего завел двигатель и поехал прямо в больницу.

Рябову же унесли в реанимацию, а Руслан держал меня за руку. Возможно, из-за того, что он пребывал в диком гневе, сила нажатия была невероятной.

Из-за этого мое запястье онемело от боли, и я, сдержав свой гнев, произнесла:

— Отпусти меня. Я заплачу своей жизнью, если она не выкарабкается. Но не нужно калечить меня заранее!

Услышав меня, Демидов повернулся ко мне. Поняв, что поступил слишком грубо, мужчина отпустил мою руку.

Из-за его большой силы теперь на моем запястье красовался большой синяк. И это сильно бросалось в глаза.

Руслан нахмурился. Может быть, не ожидая подобного исхода, он, отведя взгляд, произнес:

— Прости, я...

Я поджала губы и тихонько проговорила:

— Все в порядке. Не больно.

Тогда он нахмурился, а холод в его глазах стал необычайно яростным. Тонкие губы мужчины были плотно сжаты – он явно подавлял свой гнев:

— Эмилия, как ты могла сделать нечто настолько жестокое... Как бы ты ненавидела ее, она уже потеряла своего ребенка, а ее мать уже наказана. Ты... зашла слишком далеко.

Я же усмехнулась и довольно беззаботно ответила:

— Слишком далеко зашла? А я вот думаю, что слишком уж слабенько ударила ее и дала шанс на реанимацию.

Руслан был зол настолько, что даже потерял дар речи. А после паузы он произнес: