Фрейд - Питер Гай

76

 Протекция, покровительство (нем.).

77

 Хождение в Каноссу, или Каносское унижение, – эпизод из истории средневековой Европы, связанный с борьбой римских пап с императорами Священной Римской империи.

78

 «Глубокая самоуверенность Фрейда, – писал Эрнест Джонс, – маскировалась странным чувством неполноценности, даже в интеллектуальной сфере». Фрейд пытался совладать с этим чувством, поднимая учителей на недосягаемую высоту, что позволяло ему оставаться зависимым от них. Он «идеализировал шестерых, которые играли важную роль в его молодости», и Джонс перечисляет Брюкке, Мейнерта, Флейшль-Марксоу, Шарко, Брейера и Флисса. Но затем, утверждает Джонс, самоанализ привел Фрейда к «полной зрелости» и сделал такие конструкции излишними. (См.: Jones II, 3.) Мои взгляды не столь категоричны. Авт.

79

 Вот один из примеров. В «Наблюдении № 124» Крафт-Эбинг рассказывает о враче-гомосексуалисте: «Однажды вечером в опере около меня сидел пожилой господин. Он стал любезничать со мной. Я от души смеялся над глуповатым стариком и отвечал на его шутки. Exinopinato genitalia mea prehendit, quo facto statim penis meus se erexit». (Внезапно он схватил мой половой член, так что у меня тут же произошла эрекция (лат.).) Испугавшись этого, Крафт-Эбинг спросил старика, что ему надо. «Он стал мне объясняться в любви. Так как в клинике мне уже приходилось слышать о гермафродитах, я решил, что имею дело именно с подобным экземпляром». Затем врач из любопытства выразил желание посмотреть на его гениталии: «Curiosus factus genitalia eius videre volui». Но, увидев сильную эрекцию старика, он в страхе удалился: «Sicuti penem maximum eius erectum adspexi, perterritus effugi». (Richard von Krafft-Ebing. Psychopathia Sexualis [11th ed., 1901], 218–219.) Авт.

80

 Фраза о детской невинности, как отметили английские редакторы Фрейда, вне всяких сомнений, осталась от первого черновика книги («Editor’s Note», Three Essays, SE VII, 129). Под давлением Юнга, который протестовал против этого отрывка «на основании фрейдистской теории секса» (Юнг Фрейду, 14 февраля 1911 года, Freud-Jung, 433 [392]), в издание 1911 года основатель психоанализа добавил опровержение, но только в сноске, а само предложение оставил нетронутым. Объяснение Фрейда Юнгу, что «Толкование сновидений» было лишь введением в теорию снов и, опубликованное в 1900-м, не могло обнаруживать знание идей, которые он обнародовал только в 1905-м, абсолютно неубедительно. (См.: Фрейд Юнгу, 17 февраля 1911 года. Там же, 435–436 [394–395].) Как я отмечал раньше, в 1900 году Фрейд в целом уже пришел к идее детской сексуальности; более того, было продано так мало экземпляров его книги о сновидениях, что он должен был понимать, что обращается к специалистам, которые в 1911-м уже познакомились с «Тремя очерками» и приветствовали бы исправления. Авт.

81

 Этот вопрос волновал Фрейда даже в 1938 году. Он настаивал, что был первым, кто прочитал рукопись [Вейнингера] – и осудил ее. (См.: Фрейд Дэвиду Абрахамсену, 14 марта 1938 года. Freud Collection, B3, LC.) Авт.

82

 Когда Виттельс в своей биографии написал о «вулканической натуре» Фрейда, тот поставил на полях против этой характеристики восклицательный знак. (См. с. 29 принадлежавшего Фрейду экземпляра книги Wittels, Sigmund Freud. Музей Фрейда, Лондон.) Авт.

83

 28 января 1952 года после прочтения писем своего отца Абрахаму и Эйтингону Анна написала Джонсу: «Меня часто поражал тот факт, что в этих письмах он жаловался на здоровье, хотя дома мы от него никогда не слышали подобных жалоб. Почему-то мне показалось, что таким способом он защищал себя от требований, предъявляемых ему извне». Подтверждая свою мысль, она заметила, что «в отношениях с Флиссом, когда отец жаждал дружбы, он никогда не прибегал к этому защитному маневру». (Jones papers, Archives of the British Psycho-Analytical Society, London.) Авт.

84

 За одним важным исключением, после Первой мировой войны. Авт.

85

 Следует отметить, что ни у одного из трех сыновей, похоже, не обнаружилось ни склонности, ни таланта к профессии врача. Авт.

86

 Наука любви (лат.).

87

 В милом маленьком очерке о бренности, написанном, следует отметить, в разгар бессмысленной бойни – Первой мировой войны, Фрейд утверждал, что, хотя любая красота обречена на увядание, эта истина не содержит ни мифического бессмертия, ни печального уныния: «Если цветок расцветает только на один вечер, его красота по этой причине нисколько не меркнет в наших глазах». В чувстве важно то, что красота и совершенство возникают в тот момент, когда мы их видим. («Verganglichkeit» [1916], GW X, 359 / «On Transience», SE XIV, 306.) Авт.

88

 Перевод М. Н. Попова.

89

 Фрейд был великолепным стилистом и безжалостным критиком собственных произведений. Его «самокритика», говорил он Ференци, «не самый приятный дар», однако он считал его, вместе со смелостью, своей лучшей чертой. Именно самокритика «обеспечила строгий отбор моих публикаций. Без нее я мог бы опубликовать в три раза больше». (Фрейд Ференци, 17 октября 1910 года. Freud-Ferenczi Correspondence, Freud Collection, LC). Это выглядит преувеличением, но с учетом того, что Фрейд имел привычку уничтожать все черновики и наброски, вполне может оказаться правдой. Тем не менее он не стал литературным критиком. Авт.

90

 Следует отметить, что в особенно любимом Фрейдом «Дон Жуане» эта победа в высшей степени двусмысленна: Дон Жуан, который бросает вызов общепринятым нормам морали и религии, отправляется в преисподнюю, но его стремление к удовольствиям так беззаботно, а поведение перед угрозой проклятия и смерти настолько мужественно, что опера вызывает более сложные чувства, чем, скажем, примирение в «Свадьбе Фигаро». Однако в отсутствие подробных комментариев Фрейда к «Дон Жуану» невозможно предположить, что значила для него эта опера. Авт.

91

 Когда Фрейд прочитал свою биографию, написанную Виттельсом, и наткнулся на его экстравагантную ремарку, что Штекель заслуживает памятника, он написал на полях, явно раздраженный: «Слишком много Штекеля». (См. с. 47 в принадлежавшем Фрейду экземпляре книги Wittels, Sigmund Freud. Музей Фрейда, Лондон.) Авт.

92

 В свете постоянных обвинений, что Фрейд основал светскую религию, стоит отметить, что Эрнест Джонс посчитал себя обязанным ответить на эту критику. Одну главу автобиографии он назвал «Психоаналитическое «движение» и отметил, что взял слово «движение» в кавычки, чтобы, если можно так выразиться, пригвоздить к позорному столбу. Это слово подходит к таким явлениям, как трактарианское движение, чартистское движение и многие тысячи других, отличающихся страстным желанием распространять взгляды, которые считаются чрезвычайно важными.

«Именно этот элемент послужил поводом для общей критики нашей якобы научной деятельности, которую они воспринимали скорее как религиозное движение, проводя забавные параллели. Разумеется, Фрейд был у них папой новоявленной секты или еще более высокопоставленной персоной, которой все должны были повиноваться; его труды представляли собой священный текст, вера в который обязательна для обращенных и верующих в его непогрешимость. Имеются также еретики, отлученные от церкви. Это была явная карикатура, но содержавшееся в ней крошечное зерно истины использовалось для подмены действительности, которая была совсем иной». (Jones E., Free Associations: Memories of a Psycho-Analyst [1959], 205.) Авт.

93

 Вдова Абрахама вспоминала: «…профессор проявлял огромный интерес к здоровью и развитию наших детей и также часто рассказывал о событиях в его семье. Когда он приезжал к нам после Гаагского конгресса (1920), то отдал нам остаток суммы, врученной ему за пребывание в Голландии, и попросил меня купить велосипеды [sic] для наших детей в качестве подарка на Рождество, исполнив их заветное желание». (Хильда Абрахам Джонсу, 1 апреля 1952 года. Jones papers, Archives of the British Psycho-Analytical Society, London.) Авт.

94

 Впервые Джонс опубликовал свою специальную, хотя и изящно написанную и подробно иллюстрированную работу «Элементы фигурного катания» в 1931 году. Исправленное и дополненное издание вышло в 1952-м. Изобилующая тщательно выполненными схемами огромного количества самых разнообразных фигур и, казалось бы, далекая от его профессиональных интересов книга выражает неудержимый эротический импульс. «Источником всего искусства, какими бы утонченными, скрытыми и сложными ни были его средства выражения, – пишет Джонс во введении, – в конечном счете является любовь к человеческому телу и желание управлять им». В книге он с явным удовольствием рассуждает о наслаждении, которое могут доставить изящное движение и радостное, кажущееся непринужденным скольжение. Авт.