Ванька-ротный - Александр Шумилин

Мина взорвалась под брюхом у лошади. Майор попал в самый центр взрыва. Смерть была легкой и мгновенной.

Мы стояли полукругом и молча смотрели на нашего командира. Ветер трепал полы наших шинелей и слегка шевелил пряди волос майора с запекшейся кровью.

Мы потеряли своего майора и заботливого командира. Он был веселый, жизнерадостный человек, с неугасимой энергией, юмором и напором. Майор для нас был другом и требовательным начальником. За время совместной службы на фронте я никогда не чувствовал с его стороны хамского деспотизма, лицемерия и тупого зазнайства. Это был человек энергии и дела, открытый и справедливый. Он пытался нас расшевелить и ободрить, заставить посмотреть на войну и на жизнь без тоски, обреченности и печали.

Вот смотрите. Я лежу перед вами. Значит так нужно. Я об этом не сожалею. Да! Он был хороший человек. Он понимал нас каждого, не то, что другие. Он старался не замечать наши грехи и мелкие оплошности. За всю войну я встретил двух порядочных людей. Мой первый командир Архипов в сорок первом пропал без вести. И вот теперь погиб комбат Малечкин Александр Иваныч[173]. Эти двое оставили в моей памяти то человеческое и лучшее, что связано у меня со всей войной. Два человека оставили в моем сознании неизгладимый след добросовестности и порядочности.

Я знал, что где-то в Горьком у Малечкина была семья. Он часто показывал мне фотографию, где были сняты жена и сын, и рассказывал подолгу о них. Я и сейчас вижу её перед глазами.

Вот собственно всё, что я могу рассказать о жизни майора. Откровенно жалею, что погиб такой человек.

Глава 22. Полковая разведка

Апрель 1943 года

Гибель Малечкина решила судьбу многих из нас. Солдат с пулеметами отдали в стрелковые полки, штаб батальона и его тыловые службы расформировали, и 4-ый отдельный гвардейский пулеметный батальон перестал существовать.

Для нового назначения меня вызвали в штаб дивизии. После короткого разговора мне предложили перейти в полковую разведку.

— Решай сам! Или разведка, или стрелковая рота в полку! Сходи, погуляй и давай ответ!

Я вышел, перекурил и дал согласие на полковую разведку. Меня направили в 52 гвардейский стрелковый полк. |Начальника штаба[174] майора Денисова Н.И. я знал в лицо. Мы прежде несколько раз встречались с ним в штабе дивизии. Меня назначили к нему помощником по разведке. С командиром полка[175] я не был знаком.|

Хотя, в должности начальника штаба пулеметного батальона я от передовой надолго не отрывался, но разведка была для меня незнакомым и новым делом.

В беседе с командиром полка я узнал, что в полку сейчас острая нехватка людей.

— Пока мы стоим в обороне, — пояснил он. — Присмотрись к своим солдатам, изучи передний край и зря к немцам не суйся. Организуй наблюдение и учти!

— Сейчас твои разведчики используются на охране КП и стоят в ночных дозорах. Ты их не тронь. От несения службы не отвлекай. Оборона растянута. В полку людей не хватает.

— Смотри сюда! — и он, по карте, показал участок обороны полка.

— Высота 203, Сельцо, Старина, Левый берег реки Вопря, Высота 248, Ректа, Починок |Он, по карте, показал участок обороны полка.|.

— Немецкий край обороны проходит по недостроенной насыпи железной дороги, деревни Скляево, Морозово, село Петрово, Высота 243, Отря и Забобуры. Далее на станцию Казарина, Лосево, Рядыни и Шамово[176].

— Не исключена возможность, что немцы проведут разведку боем нашего переднего края, пустив до роты солдат. Начальник штаба даст тебе провожатого. Пойдешь во взвод полковой разведки. Находиться будешь там. Познакомься с людьми. Что надо — придешь ко мне.

Командир полка позвонил начальнику штаба. Майор |Денисов| дал мне в провожатого сержанта |телефониста|. Мы с ним отправились на передовую.

Были последние числа марта. В воздухе пахло сыростью и прелой листвой. Конец марта выдался тихим и теплым. Туман подобрал остатки снега. Солнце слизнуло остатки льда в оврагах и лощинах. Подсохли дороги, но грязь в низинах была.

На передовой свой порядок хождения по открытой местности. Под утро движение в пределах прямой видимости прекращалось. Солдаты приваливались к стенкам своих окоп, неторопливо дымили цигарками и для пущей важности выглядывали иногда за бруствер, посматривая в сторону немцев. Немцы по ночам не стреляли, но светили усиленно ракетами. Днем в нашу сторону летели снаряды и мины. Малого калибра к окопникам, а тяжелые — к тыловикам.

Весенняя грязь лежала поверх земли. По цвету и виду она подстать окраски солдатской шинели. Такая же линялая и бесцветно-серая. Дожди не успели смыть прошлогоднюю грязь с земли. Голые кусты и деревья стояли повсюду.

Взвод полковой разведки располагался в овраге неподалеку от передовой. Сюда в овраг можно было пройти по кустам даже днем незамеченным. Три небольшие землянки, врытые в склон оврага, прилепились друг к другу на небольшом участке земли. Вдоль землянок не широкая полоса сухой, утоптанной солдатскими ногами земли.

Над оврагом когда-то стояли деревья. Их спилили, и они валялись вокруг. Отдельно стоящие деревья могут служить немцам хорошим пристрелочным ориентиром. На передовой их старались всегда заранее убрать.

Мы спустились по крутой тропинке в овраг, и пошли в направлении землянок. Около них стоял часовой.

Солдат с автоматом сидел на стволе поваленной березы. Он пригнул голову вниз, и что-то ковырял прутиком в земле. Он не обратил на нас никакого внимания. Мало ли кто здесь без дела шляется?

Мы приблизились к нему. Он бегло окинул нас взглядом. Много тут всяких славян ходят. То идут на передовую, то возвращаются обратно. Ни от своих его здесь овраг охранять поставили. Немцы другое дело. У немцев форма другая. Их сразу видать.

По внешнему виду часовой ничем ни отличался от солдата стрелковой роты. Взять хотя бы для сравнения пулеметчика. Его по костям, по ширине плеч от стрелка всегда отличишь. Обозника тоже. Потому как он одет. По ремню, который у него ниже живота, как хомут, болтается.

Откровенно я не подумал что это разведчик. И потому решил, что мы не дошли до места.

На часовом была какая-то потертая, рваная и грязная шинель. Шапка блином придавлена сверху. У него небритое лицо, закопченные руки с черной полосой под ногтями.

Я взглянул на его ноги. На ногах кирзовые сапоги с оторванной подошвой, подвязанной телефонным проводом. И кто только дал ему автомат, висевший на плече? Автомат на плече отличал его несколько от простого пехотинца.