Теософические архивы (сборник) - Елена Блаватская

Кто, читающий эти строки и не обращающий внимание на вышеупомянутые абзацы цветистой риторики, направленной против несчастного Президента-Основателя, – кто не обратил свое «мысленное око» – на Александра Борджиа, Калигулу или, скажем, хотя бы – на генерала Бута[522] в его самом последнем воплощении! Тогда, – как, почему и за что наш благожелательный, всегда любезный и добрый Президент заслужил подобную цицероновскую тираду? Такое положение вещей существует ныне почти двенадцать лет, и наш обвинитель знал об этом и даже принимал активное участие в работе своей организации, Конвенции, Советах, составлении Правил и т. д. и т. п. в Бомбее и в Адьяре. Неужели этот злобный sortie[523] несомненно обязан «САМОКУЛЬТУРЕ»? Критик перерос Движение и отвернулся от первоначальной программы; отсюда его суровость. Но где же истинное теософское милосердие, терпимость и «солнечный свет братства», о котором только что говорилось, причем так настойчиво?

Воистину – легко проповедовать о «росе самозабвения», когда ты не думаешь ни о чем, кроме того, как бы разукрасить свою речь красивыми цветистыми фразами. Если бы ежедневные желания каждого теософа в Адьяре выполнялись, если бы ему обеспечивались все удобства, кров, стол и все остальное, ради того, чтобы он стал многомудрым теософом; и если бы тот же «солнечный свет братства» проливался на его голову, как на голову нашего критика, нашедшего для себя бесконечную братскую заботу, а также жертвенную любовь и привязанность, обращенную на еще двух благородных членов, тогда… К чему им вообще Президент-Основатель и смиренное поведение перед нашими теософами? Ибо, если ему приходится просить 2 ежегодных шиллинга – то только с той целью, чтобы остальные – европейцы и индусы, которые денно и нощно работают в Адьяре, – несли свою службу бесплатно, получая за это лишь небольшую благодарность и по крайней мере одно блюдо в день. Свежей «росе самозабвения» не должно позволять проникать в чье-либо сердце; она должна превратиться в смертельный сплав забывчивости до таких пределов, как этот. Суровый критик, похоже, совершенно упустил из виду тот факт, что много месяцев, во время последнего кризиса, весь персонал нашего преданного Адьяра – от Президента до самого юного брата – жил на 5 долларов в день, сводя свое питание к минимуму. И это та самая лепта, результат двухшиллинговых сборов, время от времени уплачиваемых кем-нибудь, которая теперь называется вымогательством и желанием жить «в пурпуре власти и праздничных одеяниях гордости и отсутствии духовных интересов»!

Наш «Брат» прав. Давай же «рыдать на власяницу и посыпать голову пеплом», если Т. о. больше не такое братское, как считает критика. Действительно, «лучше бы о теософии никогда не услышали, чем использовали бы ее девизом» – не папской власти, которой никогда не существовало в Адьяре, разве только в воображении критика, а девизом «саморазвивающегося фанатизма». Тогда все великие труженики платили Обществу, весь благородный труд тайно делался лишь ради жалобщика перед таким проявлением хладнокровия. А может, ему взбрело в голову желание уничтожить Общество? Если он этого хочет, то это совершенно бесполезно: Теософическое общество нельзя разрушить как организацию. Такой власти нет ни у Основателей, ни у их критиков; и ни друг, ни враг не способен разрушить то, чему предназначено существовать судьбою, вопреки всем ошибкам и просчетам лидеров. Порожденное и основанное «Великими Мастерами» и под их руководством, если не по их инструкциями – оно ДОЛЖНО И БУДЕТ ЖИТЬ. Каждый из нас примет в себя его или ее карму, а движитель теософии будет действовать нерушимо, и его не сможет сломить ничья рука, будь то друг или враг.

Нет; «правда не зависит от демонстраций руками»; однако в случае многократно обруганного Президента-Основателя правда должна зависеть от демонстрации фактов. Первые годы ему пришлось в одиночку и без всякой помощи пробираться по тернистой дороге, полной колдобин и ям. Ему пришлось выстоять против чудовищной оппозиции за пределами Общества, и часто в Штаб-квартире он, утомленный, больной и впавший в уныние, выслушивал всяческие угрозы. Враги оскаливали зубы прямо ему в лицо, и среди них ему нередко доводилось видеть тех, кого он считал самыми верными друзьями и сотрудниками, предавшими его по причине какой-нибудь самой незначительной провокации. И все-таки, там, где сотни других, окажись они на его месте, бросили бы все дело и отступили в отчаянии, он, непреклонный и непоколебимый, продолжал свой непосильный труд, как и прежде, неослабный и не упавший духом, поддерживаемый только мыслью и убеждением, что он выполняет свой долг. Какие еще побудительные мотивы были у Основателя, кроме обета служить теософии и чувства долга в отношении ТОГО, чему он обещал служить до конца дней своих? У него не было ничего, кроме путеводной звезды; руки, первой указавшей ему путь вперед: руки МАСТЕРА, которого он безмерно любит и почитает и служит ему с безграничной преданностью, причем, порою, вероятно, и безрассудно. Поскольку Президент избран пожизненно, он, тем не менее, не один раз предлагал уйти в отставку, уступая место любому, кто окажется достойнее его, но большинство членов никогда не позволяло ему так поступить… не ради «демонстрации руками», а в буквальном смысле – по велению сердец, – поскольку мало нашлось тех, кого почитали больше его, даже среди тех, кто, вероятно, порою критиковал его действия. И это совершенно естественно, ибо его окружали люди более опытные в административных способностях, лучше знающие философию, тоньше разбирающихся в казуистике, в метафизике или ежедневной политической жизни; но пришлось бы обойти весь земной шар, чтобы отыскать человека, более преданного своим друзьям, правдивого в своих словах или более преданного истинной, практической теософии, нежели Президент-Основатель; это и есть главные качества лидера подобного движения, движения, нацеленного на одно: на создание Братства людей. Обществу не нужны Лойолы; в таком случае пришлось бы остерегаться казуистики, подступающей отовсюду; а мы не должны терпимо относиться даже к малейшему ее проявлению, – поскольку там, где каждому приходится разрабатывать свою собственную карму, по суждение казуиста, который берет на себя обязанность провозглашать о состоянии братской души или стать гидом его совести, это совершенно не нужно, и даже может стать положительно вредным. Основатель не требует для себя прав больше любого другого члена Общества: права частного суждения, которое, в том случае, если с ним не согласны Отделения или отдельные лица, спокойно отвергается и игнорируется – как уже показали сами же жалобщики.

Выходит, это единственное потенциальное преступление обвиняемого, и оно даже не тянет на сор, выносимый из избы. Но все же, какова награда этому благочестивому человеку? Человеку, ни разу не отказавшемуся от своего служения. К тому же все, что находится за его пределами, он тоже считает своими официальными обязанностями – по отношению к любому живому существу; человеку, который спас дюжины людей, молодых и старых, спас от распутной, аморальной жизни, и спасал других из ужасных переделок, предоставляя им безопасное убежище в Обществе; человеку, который вознесся на вершину Святости посредством статуса в этом Обществе, в то время как они обнаруживали себя пойманными в сети «мировой суеты» а, возможно, куда и похуже, – человеку, который является истинным другом каждому теософу и воистину «всегда готов служить, даже бессознательно», да и теперь он взял на себя задачу – ради чего? – ради незначительных ошибок, ради бесполезных «особых предписаний»… Что это? – скорее ребячество, нежели нетеософская любовь к показухе из чистой преданности Обществу.

Выходит, такова уж человеческая природа, что заставляет рассматривать нас таким немилосердным способом, а что касается названия нетеософский, то существует чисто житейский, грешный и вполне естественный импульс матери наряжать своего ребенка и выставлять напоказ все его самые лучшие преимущества. Наверняка подобное сравнение покажется смешным, но даже если и так, то тому, кто ведет себя подобно фанатическим христианам древности или голым, неопрятным индийским йогам, больше не останется милосердия даже к малейшей человеческой слабости. И все-таки это сравнение совершенно правильное, поскольку Общество – это дитя, любимое создание Основателя; и он, возможно, забывает о слишком преувеличенной любви к тому, ради чего претерпевал столько мук и трудился больше, чем все теософы вместе взятые. За это его и называли «практичным», «тщеславным к власти» и нетеософичным. Прекрасно; пусть некие беспристрастные судьи сравнят жизнь Основателя с жизнями большинства его критиков, и тогда мы посмотрим, кто был более теософичным, с тех пор, как Общество начало свое существование. Если же не достигнуты лучшие результаты, то не Президент должен был брать на себя эту задачу, а сами Члены Общества, а он же тем временем всегда попытается способствовать продвижению их успехов и роста, в то время как большинство «Собратьев» либо ничего не делали, либо создавали препятствия на пути развития Общества, совершая оплошности и создавая никому не нужные комиссии. Лучше не очень разумная деятельность, чем переизбыток слишком мудрого бездействия, апатии и безразличия, которые всегда приводят дело к краху.