Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

о боге с чужаками, а тайны божества неведомы даже его жрецам.

Судя по горячности Сабилы, она и вправду верила в эту чушь.

Мысленно выбранившись, я спросил, сколько на острове жрецов.

— По-моему, около двух десятков, господин. — Теперь Сабила отвечала прямо, не прибегая к уверткам. — У каждого из них есть жены и прислужницы, и поговаривают, что живут они вовсе не в пещере, а в домах снаружи.

— А чем эти люди занимаются, госпожа, когда не поклоняются Хоу-Хоу?

— О, они возделывают землю и правят лесными демонами, диким народом, детьми Хоу-Хоу, если верить молве. А еще приходят сюда и следят за нами.

— Вот как? А верно ли, что они замышляют править не только волосатыми, но и вами тоже?

— Думаю, да, господин. Дака вроде бы намеревается объявить войну племени валлу и стать вождем, если отец мой умрет, а я погибну. Правда, тогда ему придется также убить и Иссикора, моего троюродного брата и жениха, но это его не остановит: Дака всегда и во всем стремился быть первым.

— Ты хорошо знаешь этого Даку, госпожа?

— Да, господин, мы были близко знакомы в юности, до того, как он стал жрецом. — Сабила вдруг покраснела. — А еще мы виделись с ним и потом…

— Что же он говорил тебе?

— Заявил, что мне следует выйти за него замуж и тогда я, возможно, избегну участи быть принесенной в жертву Хоу-Хоу.

— И что ты ответила ему, госпожа?

— Господин, я сказала, что предпочту отправиться к Хоу-Хоу.

— Но почему?

— Да потому, что у Даки, как говорят, и без того немало жен. И я его ненавижу. А от Хоу-Хоу, если уж на то пошло, всегда можно сбежать.

— Интересно, каким же образом? И куда?

— Убежать в смерть, господин. У нас есть быстро убивающий яд, и я уже давно, — прибавила она со значением, — ношу в волосах ядовитый корешок.

— Понятно. Что ж, госпожа Сабила, ты оказала мне честь, попросив моего совета, и вот что я хочу тебе посоветовать. Прошу, не принимай эту отраву без крайней нужды. Пока мы живы, надежда остается, и все, что мнится потерянным, можно вернуть. Однако мертвые, госпожа, не воскресают на этом свете.

— Слушаю и повинуюсь, о господин, — ответила Сабила и залилась слезами. — Но ведь вечный сон куда лучше, чем жизнь с Дакой или в плену у Хоу-Хоу.

— А по-моему, жизнь вообще лучше, чем смерть, — отозвался я, — в особенности жизнь, наполненная любовью.

Затем я откланялся и ушел, сопровождаемый Хансом, который тоже не преминул поклониться, точно дрессированная обезьянка шарманщика, которая клянчит у зевак монетку. У двери я обернулся и увидел, что двое несчастных валлу крепко обнялись, полагая, должно быть, что никто их не видит. Головка Сабилы лежала на плече Иссикора, и по тому, как вздрагивали ее плечи, было ясно, что девушка рыдает; он же пытался утешить возлюбленную стародавним, повсеместно известным способом. Оставалось лишь надеяться, что хоть в этом от парня будет какой-то толк. В моем представлении Иссикор был на удивление бесполезным и беспомощным образчиком вымирающего народа, но не стану отрицать, что отваги ему было не занимать, раз уж он предпринял путешествие в страну зулусов. И снова мне бросилось в глаза, что в его облике произошли неуловимые изменения, свидетельствовавшие об упадке физических сил и духа.

Когда мы очутились в своей комнате и заперли дверь (окон здесь не было, свет и воздух проникали внутрь сквозь отверстия в крыше), я поделился с Хансом табаком и пригласил готтентота сесть напротив меня. Он уселся на корточки и сделался похожим на большую жабу.

— Ну, Ханс, поведай мне свои мудрые мысли и растолкуй, как помочь этой прелестной даме и ее отцу, старому вождю.

Ханс посмотрел на крышу, перевел взгляд на стену, а потом сплюнул на пол, за что я не преминул его выбранить.

— Сдается мне, баас, — произнес он наконец, — что лучше всего для нас будет узнать, где хранятся те яркие камешки, наполнить ими карманы и бежать из этой земли, где полным-полно глупцов и демонов. По-моему, Красивой госпоже будет лучше с тем жрецом Дакой или даже с самим Хоу-Хоу, чем с этим Иссикором, который превратился в крашеную деревяшку, вырезанную наподобие человека.

— Вполне возможно, Ханс, что ты прав, однако у женщин причудливый вкус, и она воспринимает эту деревяшку как храбреца, а призраков и духов эти двое боятся одинаково. Не будь Иссикор храбрым, он не отправился бы на чужбину за помощью для Сабилы. Что же касается нас, то мы заключили сделку и дали слово. Что мы скажем Открывателю дорог, если вернемся, не сдержав обещания, и не принесем ему желанные листья? Нет, Ханс, мы должны добыть эту дичь.

— Конечно, баас, я так и знал, что ты произнесешь эти неразумные слова. Будь я один, я бы сейчас уже сидел в лодке и плыл вниз по течению. Но раз баас решил, что нам непременно надо спасти Красивую госпожу и отдать ее в жены Деревяшке, то я, пожалуй, лягу спать, а завтра или через день баас пойдет спасать, кого сможет. Здешнее пиво мне не по нраву, баас, оно слишком сладкое, а все эти глупцы с красивыми лицами, болтающие о демонах и жрецах, меня утомляют. Еще тут слишком темно и сыро. Скоро снова пойдет дождь, помяни мое слово, баас.

Не имея под рукой ничего другого, я кинул в Ханса своей трубкой, метя ему в голову. Он ловко поймал пущенный снаряд и тут же сунул трубку себе в карман, якобы по рассеянности.

— Если баасу и вправду интересно знать, о чем я думаю, — сказал готтентот, зевая, — то думаю я о том, что колдун по имени Дака хочет жениться на Красивой госпоже и править в одиночестве всеми этими глупыми людьми. Насчет Хоу-Хоу