Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

изменении политического курса. Несколько дней спустя арабские экспортеры отменили дальнейшее сокращение добычи для европейских стран, которые выступили с проарабским заявлением. Это было ощутимой наградой за изменение политики. Тем временем неофициальные японские эмиссары, которые были в срочном порядке тайно посланы на Ближний Восток, сообщили, что принятие «нейтральной позиции» арабы считают не только недостаточным, но даже рассматривают как проявление оппозиции их курсу. Токио выступил 22 ноября с заявлением, одобрявшим арабскую позицию.

Эта декларация была первым за весь послевоенный период серьезным отходом Японии от Соединенных Штатов в вопросах внешней политики. Такой шаг вряд ли был предпринят с легкостью, поскольку в основе японской внешней политики был – или прежде был – американо-японский альянс. Через четыре дня после этого заявления Япония получила награду: арабские экспортеры отменили для нее декабрьское ограничение. Следуя одному из направлений новой «ресурсной» дипломатии, Токио направлял на Ближний Восток вереницу высокопоставленных представителей за вереницей для проведения деловых переговоров, носивших ярко выраженную политическую окраску – по вопросам экономической помощи, займам, организации новых проектов, двусторонних соглашений, строительства заводов. Поскольку нефтяные компании, ранее сообщившие, что в связи с распределением и сокращением добычи не смогут поставлять нефть в прежнем объеме, Япония больше не могла рассчитывать на них и была вынуждена сама заняться поисками надежных источников. Однако, несмотря на продолжавшийся нажим арабов, японцы все же отказались разорвать дипломатические и экономические отношения с Израилем. О тех в Японии, кто требовал аннулировать эти связи, заместитель министра иностранных дел Того сказал, что они страдают известной болезнью – «нефтяным психозом»[526].

Когда даже традиционные союзники уступили требованием арабов, Соединенные Штаты постарались организовать скоординированные контрмеры промышленно развитых стран. Вашингтон опасался, что переход к принципу двусторонних соглашений – бартерным сделкам между двумя странами – приведет к созданию гораздо более жесткого и политизированного нефтяного рынка. Но процесс уже пошел. «Двусторонние соглашения: так поступают все», – гласил заголовок в Middle East Economic Survey в январе 1974 г. Нефтяная промышленность со скептицизмом взирала на схватку политиков за обеспечение поставок своим странам. Представитель Shell Фрэнк Макфэдзин, хотя и с определенной долей цинизма, только удивлялся, глядя на «двух главных министров кабинета, улетавших с помпой, подобающей при освобождении осажденной крепости, чтобы подписать бартерное соглашение о поставке сырой нефти в количестве, недостаточном для потребностей страны и на четыре недели. Делегации и эмиссары, политики и друзья политиков, большей частью малосведущие в нефтяном бизнесе, хлынули на Ближний Восток в почти библейских масштабах». Киссинджер со своей стороны опасался, что двусторонние соглашения подорвут переговоры по урегулированию последствий арабо-израильской войны, которые он вел. Если промышленные страны, считал он, пойдут и дальше таким путем и в панике и от недостатка информации, корыстных побуждений и принципа «каждый за себя» не будут придерживаться упорядоченного подхода, то это приведет в конечном счете только к ухудшению их положения.

В феврале 1974 г. в Вашингтоне состоялось совещание по энергетике. Его целью было унять страхи, вызванные борьбой за снабжение нефтью, залатать глубокие трещины в лагере западных союзников и обеспечить такое положение, при котором нефть перестанет быть вечной причиной раскола в нем. Англичане уже пришли к заключению, что положение «дружественной» страны дает не так уж много: им по-прежнему грозили все те же повышения цен, и они были крайне заинтересованы в сотрудничестве. Политическая ситуация в Великобритании резко изменилась. Последствия дефицита нефти многократно обострялись конфронтацией между шахтерами и премьер-министром Хитом, которая вылилась не просто в забастовку, а в настоящую экономическую войну. Запасов нефти не хватало, чтобы компенсировать дефицит угля на электростанциях, экономика находилась в таком глубоком параличе, в каком она не была со времени нехватки угля в 1947 г. Электроэнергия подавалась с перебоями, и промышленность перешла на трехдневную рабочую неделю. Возникли трудности с горячей водой для бытовых нужд, и священники торжественно объявляли по BBC о том, что поочередное омовение всех членов семьи в одной и той же воде в ванне есть добродетель и вклад в дело национального благосостояния. В недели, ставшие последними для правительства Хита, Великобритания, участвуя в вашингтонском совещании, поддерживала все предложения, которые на нем выдвигались.

Подобную позицию занимали и японцы, полагавшие, что скоординированные действия промышленных стран были необходимы. Они стремились найти какие-то рамки, в которых удалось бы гасить, как заметил один высокопоставленный представитель, «тенденцию политики США к крайней конфронтации». Немцы также горели желанием обсудить вопрос на многосторонней основе. Однако этого нельзя было сказать о французах. Они не перестроились. Появившись с большой неохотой на вашингтонском совещании, они были непримиримы в своем антагонизме. Министр иностранных дел голлист Мишель Жобер открыл совещание представителей Европейского сообщества в Вашингтоне оскорбительным приветствием: «Здравствуйте, предатели».

Официальные американские представители усиленно и довольно прозрачно намекали, что расхождения по вопросам энергетики ставят под угрозу саму безопасность Америки, в том числе и содержание американских войск в Европе. Большинство участников совещания согласились в необходимости консенсуса и достижения некоторой координации политики по международным вопросам энергетики. Совещание привело к созданию программы на случай возникновения «следующего» кризиса и учреждению Международного энергетического агентства, которое должно заниматься управлением этой программой и в самых общих чертах координацией энергетической политики западных стран. Международное энергетическое агентство должно было также способствовать снижению стремления к двусторонним соглашениям и определять рамки совместных действий как в политическом, так и в техническом отношении. До конца 1974 г. агентство обосновалось в зеленой части 16-го округа Парижа, пристройке Организации экономического сотрудничества и развития. И все же одна страна отказалась в нем участвовать – это была Франция. Агентство, – сказал не перестроившийся министр иностранных дел Жобер, – это machine de guerre, инструмент войны[527].

«Нефтяное оружие» зачехлено

Когда и как эмбарго будет отменено? Этого не знал никто, даже арабы. В последние дни декабря 1973 г. с появлением первых признаков прогресса в урегулировании арабо-израильских разногласий арабские производители все же ввели некоторые послабления. Эмбарго становилось, как саркастически заметил Киссинджер, «все менее популярным». Он дважды посетил Саудовскую Аравию для встреч с королем Фейсалом. Во время первой поездки, проходя по огромному залу, где вдоль стен в черных одеяниях и белых головных уборах сидели главные лица государства, Киссинджер, эмигрировавший в Америку еврей, поймал себя на размышлениях о «странных зигзагах судьбы, которые привели беженца от нацистских преследований в Аравию в качестве представителя американской демократии». Он также нашел, что форма обсуждения была для него совершенно непривычна. «Король говорил всегда мягко и вкрадчиво, даже на чем-либо настаивая. Он произносил краткие туманные фразы, допускавшие множество толкований». Киссинджер сидел в центре зала, по правую руку от короля. «Обращаясь ко мне, король смотрел прямо перед собой, и только время от времени искоса бросал на