Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

августа 1880

7/19 августа 1880 г.

Дорогой, милый друг мой! Я надеюсь, что теперь Вы получили все мои письма, адресованные в Каменку. Теперь пишу Вам накануне отъезда из Arcachon, который покидаю совсем вследствие преследующего меня в нынешнее путешествие обстоятельства-недостатка помещения. В настоящее время я занимаю две виллы, но одну из них, и именно ту, которая больше, Villa Bellegarde, я около двадцатого числа обязана сдать обратно, потому что на сентябрь по новому стилю она была уже нанята раньше меня, и наниматель не соглашается мне ее уступить. А так как я все равно должна ехать в Париж проводить своих мальчиков, то я уже и решила из Парижа ехать прямо в Италию через Marseille и Riviera Ponenta и буду останавливаться по дороге в Ницце, в Генуе, чтобы не приехать слишком рано в Рим, так как там летом бывают эти malaria, которых я очень боюсь. По всему этому прошу Вас, дорогой мой, употребить следующие адресы: до 18 августа в Париж, после того в Рим, poste restante. Второе, прошу Вас очень, очень, не оставляйте меня долго без Ваших дорогих писем. Они составляют мою единственную радость и поддержку в жизни. Тяжелых минут у меня так много, что я постоянно нуждаюсь в добром слове, в облегчении, и только в Ваших письмах я нахожу их вполне и без примеси чего-нибудь горького, отравляющего. Боже мой, когда бы Вы знали, какое великое благодетельное значение Вы имеете в моей жизни. Никакой Bremontier, благодетель Arcachon, ни Napoleon III, благодетель Биариц, не сделали для человечества того, что Вы делаете для меня, потому что то, что они сделали и за что им ставят памятники в разных видах, было бы сделано и без них, силою местных требований, прогрессом науки и прочими и прочими рычагами. То же, что Вы делаете для меня, не может сделать никто кроме Вас, потому что надо быть Вами, для того чтобы это делать. По поводу памятников, так как у нас здесь стоит памятник Bremontier, мне пришел в голову вопрос: Вам, Петр Ильич, что, Вам, хотелось бы, чтобы Вам памятник поставили? Делая Вам этот вопрос, я заглянула в себя и спросила себя о том же, хотя я вполне ограждена от такого величия, но тем не менее я почувствовала такое неудовольствие, такое отвращение, представив себе свою собственную фигуру или свой бюст, торчащий на каком-нибудь пьедестале с непрошенною надписью о таких-то деяниях, что обрадовалась ужасно сознанию того, что ведь мне такая опасность никогда не угрожает. Мне очень хочется знать, какое впечатление на Вас производит такая картина....

В каком я восторге, что Вы неохотно уехали из Браилова, мой бесценный, добрый друг. Меня доводит до слез Ваше доброе отношение к месту, которое становится мне все дороже вследствие этого отношения. Для меня Браилов теперь неразлучен с мыслью о Вас, с ощущением моего чувства к Вам. Сколько времени Вы предполагаете пробыть в Каменке. Петр Ильич, и куда потом? Как мне жаль, что Александра Ильинишна не приехала в Arcachon и наши молодые люди не могли познакомиться, а как мне хочется, чтобы моя мечта осуществилась. Из всех моих детей я именно намечаю Колю заниматься Браиловом, и как бы это было славно; Лев Васильевич научил бы своего зятя хозяйничать. Меня беспокоит в Коле его излишняя снисходительность к людям; Лев Васильевич научил бы его быть строгим, и я была бы спокойна за их участь, зная, что они находятся в отличных руках. Дай бог, чтобы это все так сделалось к их счастью.

Вчера я в первый раз решилась играть нашу симфонию с своим французиком и поэтому сегодня нахожусь в ужасно нервном состоянии. Я не могу. ее играть без лихорадки во всех фибрах, не могу оправиться от впечатления целые сутки. Исполнял ее мой partner не хорошо, но разыгрывал великолепно. Это его единственное, но очень обширное достоинство; читает сочинения, даже Ваши, a livre ouvert [с листа]. Второе его достоинство, так сказать, рефлективное, это то, что он в восторге от Вашей музыки. По теории он ученик Massenet, и, конечно, в его глазах Massenet есть великое светило, но вчера я играла с ним также Вашу сюиту, и он был в совершенном восторге от фуги и выразился так: “Dans les fugues modernes je n'ai jamais rien vu de si beau. Monsieur Massenet ne pourrait jamais faire rien de pareil” [“Из современных фуг я красивей не встречал. Г. Массне никогда бы не создал чего-либо подобного”]. A немцы ему не нравятся, он говорит: “Ils ne sont pas de notre temperament, ils sont si lourds, pas clair” [“Они не нашего темперамента, они такие тяжелые, неясные”]. Вообще он есть чистейшее парижское, так сказать, бульварное создание. Ему, оказывается, восемнадцать лет, и он уже окончил консерваторию avec premier prix. Блаженны те, которые учатся в Парижской консерватории. Сочиняет он, впрочем, очень мило. но и тут чистый француз.

До свидания, мой милый, несравненный друг. Не забывайте меня, всем сердцем неизменно Вас любящую [подписи нет].

276. Мекк - Чайковскому

Париж,

11/23 августа 1880 г.

Милый, несравненный друг! Получила здесь уже и Ваше письмо из Каменки и совсем обескуражена тем, что Вы еще не получили моих писем, а я их послала три в Каменку. Хочу надеяться, что они хотя теперь дошли до Вас.

Вот я и в Париже и с большим удовольствием вошла в свои привычные просторные красивые комнаты. В Arcachon природа прелестна, но помещения могут привести в отчаяние, и вот от этой-то последней статьи я вполне отдыхаю в Париже. Здесь у меня очень большая спальня и еще больший salon и маленькая туалетная с роскошною мебелью....

Здесь температура гораздо ниже, чем в Arcachon. Проходя и проезжая мимо Meurice, я с особенным чувством заглядывала в него, с неизъяснимым удовольствием вспоминала то недавнее время, когда мы жили на Rivoli, так близко друг от друга. Повторится ли это еще когда-нибудь? Как было хорошо! А я замышляю опять пожить на Villa Oppenheim в ноябре, вероятно, если не найду подходящей дачи в Неаполе, на что я мало надеюсь, так как не помню там ни одной большой виллы.

Доктора не советуют мне ехать в Рим раньше октября, поэтому я предполагаю из Парижа поехать сперва в Неаполь и возвращаясь оттуда, остановиться в Риме и потому прошу Вас, дорогой мой друг, адресовать пока после Парижа, т. е. после восемнадцатого, письма в Неаполь poste restante....

Я должна оторваться от своего письма, потому что мне пришли говорить о делах, и я должна за них приниматься, так как сегодня понедельник, а у меня здесь большой заказ мебели для сгоревших комнат в Москве. Поэтому пока до свидания, дорогой мой, бесподобный друг. Будьте здоровы, веселы. Безгранично, неизменно Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Р. S. К какому времени у Вас готовится спектакль?

Извините, пожалуйста, что письмо так перепачкано. Не понимаю, как это случилось.

277. Мекк - Чайковскому

Париж,

17/29 августа 1880 г.

Вчера уехали мои мальчики, и мне очень, очень скучно, поэтому я сажусь писать к Вам, мой милый, дорогой друг, так как в общении с Вами я всегда нахожу отраду и успокоение. Лето прошло так скоро, что теперь мне кажется, что его совсем не было. Правда, по погоде оно еще есть и теперь в полных своих свойствах, но дети-то мои уехали, и теперь я жалею, что мы не в Браилове провели лето с ними, там как-то ощутительнее бывает их пребывание....

Вчера мы были в Buttes Chaumont; также красивое место и также в запустении и беспорядке. На Pere-Lachaise я ходила на могилу Chopin и нашла его памятник свежим, чистым, как будто только что поставленным, и сторож рассказал, что год назад приезжала какая-то польская графиня и приказала вычистить памятник, а то он был черный, как мостовая....

Вы напрасно, милый друг, так сожалеете об отпущенном служащем в Симаках, во-первых, потому, что выходка его вовсе не невинная, а крайне дерзкая, потому что он, конечно, очень хорошо знал, что лодка принадлежит владельцам и что она поставлена там только для Вас, так же, как и очень хорошо знал, как я забочусь о том, чтобы Вам было удобно и покойно,-то, если он позволил себе такое полнейшее пренебрежение к желаниям моим, первого лица в Браилове, то что же он позволил [бы] себе относительно своего ближайшего начальника, эконома и т. д. А без дисциплины никакое дело не может идти, к тому же надо знать, какая невообразимая распущенность царствует в Браилове, для того чтобы понять, что строгость там необходима, и я очень довольна поступком графа Сципио. Его не любят в Браилове, потому что он, по моему же требованию, строже своих предшественников, которые на мой счет и в ущерб моим интересам делали всем милости, снисхождения и любезности и привели Браилов к такой деморализации, что я в отчаяние прихожу....