Пятый арлекин - Владимир Тодоров

Элиза ждала меня в беседке у фонтана в том самом парке, где меня впервые увидел Тернер. Она издали, завидев меня, от нетерпения едва не выскочила навстречу. Я жестом остановил ее.

— Ну что, взял билеты?

— Да, на воскресенье, как и говорили. Вот они. — Я протянул ей два билета. Она взяла их и радостно рассмеялась.

— Знаешь, Дик, я десятки раз летала в самолетах, и ни разу не смотрела на билеты. А теперь смотрю и от счастья едва не плачу. Неужели в воскресенье закончится весь этот кошмар и мы сможем с тобой быть вдвоем сколько угодно, никого не опасаясь?

— Конечно, я еще успею тебе надоесть.

— Дурак, вечно со своими шутками. Это тоже входит в твои профессиональные обязанности во время оказания помощи на дорогах одиноким женщинам?

— Конечно, это мой прямой долг, как и целовать тех, кому я оказываю помощь бесплатно. — Я поцеловал Элизу, но она вырвалась и закричала:

— Ах ты несчастный лгун, сам же говорил, что целуешься только со старыми женщинами, а молодые говорят тебе «спасибо!» Так или нет?!

Ей явно хотелось поозорничать, она теребила мой пиджак, трогала мое лицо, руки и была возбуждена до крайней степени. Это меня отрезвило.

— Элиза, слушай меня внимательно, рано радоваться, сейчас очень ответственный момент и любое неверное слово может стать для нас губительным. Если ты в таком виде покажешься перед Тернером, он сразу поймет, что мы виделись, и тогда нам обоим конец.

— Фу, какой ты скучный. Скажи, твой отец случайно не был пасторов?

— Нет, мой отец был обыкновенным авантюристом.

— Как прикажете понимать — обыкновенный?

— Ну так, среднего полета.

— Ах вот как, ну, конечно, куда ему до собственного сына, которому ничего не стоит между двумя авантюрами соблазнить молодую женщину! Теперь я понимаю, в кого ты такой уродился, это у тебя наследственное! Наверняка твой отец был тоже незаурядным авантюристом. Постой, постой, хорошо, что мы с тобой заговорили на эту тему, я тоже сыграю с Тернером одну шутку. Не только же ему играть в опасные игры!

— Какую еще шутку?

— Пока я ничего не скажу тебе, это будет моей маленькой тайной.

— Лучше скажи, я боюсь, что ты затеяла нечто рискованное и сама не понимаешь всей степени опасности.

— Нет, не скажу, это моя личная месть. Я ведь тоже немного авантюристка.

— Тоже в отца? — глупо пошутил я и тут же спохватился, но поздно, Элиза стала сразу серьезной.

— К сожалению.

— Прости, я пошутил. Разве твой отец тоже был авантюристом?

— Нет, но он частенько путал банковский сейф с деньгами вкладчиков со своим карманом. И делал это для того, чтобы оплатить мои прихоти.

— Ну, это святое дело, — неловко стал выпутываться я, — вот мой отец, тот был орел: однажды он продал какому-то знакомому за триста долларов свой тромбон, убедив, что его смастерил великий Страдивари. Для доказательства он повел того типа в библиотеку и сказал: «Ответьте моему приятелю, кто самый великий в мире мастер по скрипкам?» Библиотекарь ответил: «Естественно, Страдивари!» Когда они вышли, покупатель говорит моему отцу: «Но ведь ты интересовался скрипками!» Тогда мой отец гордо ответил: «Кто лучше всех умеет делать скрипки, тот уж конечно сумеет сделать и лучший в мире тромбон!» Самое смешное, что то же самое ответил тому недотепе и судья, когда тот подал на моего папашу в суд!

Элиза расхохоталась, она вообще оказалась смешливой. Такое случается, кстати говоря, даже с очень серьезными людьми.

Я посмотрел на часы, было около трех.

— Элиза, нам пора прощаться.

— Уже, так скоро?

— Тебя может хватиться Тернер, тем более, что и меня на месте нет.

— Еще немного, Дик, я ведь сказала, что иду к портнихе.

— Его может заинтересовать, почему ты оставила машину.

— Я часто пользуюсь услугами такси. Ладно, убедил, давай прощаться. — Она провела рукой по моему лицу.

— Подожди, в спешке мы с тобой не обговорили наши действия в воскресенье.

— Разве мы до воскресенья не увидимся?

— Нет, это очень опасно.

— Но до воскресенья так далеко!

— Два дня, а впереди целая жизнь. Стоит потерпеть?

— Стоит, — без улыбки ответила Элиза, — ну, стратег, выкладывай свой план на воскресенье.

— Во-первых, веди себя так, чтобы Тернер не заподозрил о нашей сегодняшней встрече: будь по-прежнему раздражена, жди моего звонка…

— Ты позвонишь?

— Делай вид, что ждешь моего звонка. И я действительно позвоню, он же сам сказал мне, чтобы я тебе позвонил в воскресенье утром и назначил встречу на восемнадцать часов. Я обязательно позвоню, только учти, что наш разговор будет прослушиваться, так что изобрази соответствующие эмоции: для Тернера это первый звонок после нашей ссоры. Будь умницей, потерпи несколько дней.

— Буду, и ты постарайся не наделать глупостей.

— И все-таки, что ты затеяла, чтобы отомстить Тернеру?

— Я его возьму не хитростью, а простотой. Тебя устраивает мой ответ?

— Не очень, я боюсь за тебя. Почему ты не хочешь сказать?

— Учти, Дик, у нас с тобой полное равноправие. Я ведь не стала допытываться, каким материалом ты располагаешь кроме записи твоего разговора с Тернером на веранде у Гленна. У меня хватило деликатности не допытываться, не правда ли?

— Правда, до встречи в воскресенье!

Элиза снова, как в лесу, посмотрела на меня долгим испытывающим взглядом и быстро вышла из беседки. Я дождался, пока она пересечет площадь, потом вышел, сел в машину и поехал в студию звукозаписи, сделать копию с кассеты, полученной от Мери. Я кружил по городу, как индеец по лесу, вставший на боевую тропу. Я еще раньше разглядел за квартал от студии магазин по продаже картин. Там всегда было многолюдно, десятка три-четыре поклонников современного искусства расслабленно бродили по трем залам, рассматривая вывешенные модернистские полотна. Магазин имел выход во двор, а двор был проходным и я через него мог незаметно попасть прямо в студию, только уже с черного хода. Для меня это не имело принципиального значения, в этой жизни меня мало кто приглашал войти с парадного, а вот ели меня случайно приметили бы люди Тернера, то сразу же бы и потеряли. Мне никак нельзя было наводить их на ту студию.

Я остановил машину за сто метров от магазина и вошел внутрь так же расслабленно и незаинтересованно, как рядовой покупатель. Как я и ожидал, народу было достаточно, чтобы если не затеряться, то хоть как-то раствориться при необходимости в этой скучающей массе и обнаружить слежку. В большое витринное стекло я внимательно осмотрел улицу. Вот остановилась одна машина, но никто вслед за мной не входил в магазин, наконец, из третьей вышла супружеская пара и направилась ко входной двери этой импровизированной картинной галереи. Вряд ли они были агентами Тернера, но я не стал дожидаться, когда они столкнутся со мной и быстро прошел в невысокую дверь, которая вела во внутренний двор.

— Вы куда, мистер? — попытался остановить меня служитель в униформе, но я только бросил на ходу невнятно, что я иду к мистеру Вантер… и выскочил во двор. Не оглядываясь, я пересек дворик по диагонали и уже через две минуты был в студии.

Там никто не удивился, почему джентльмен входит не с улицы, видимо привыкли к разного рода посетителям; обычно такие студии являются прикрытием для всякого рода махинаций, начиная от сводничества и кончая сбытом наркотиков. Я подошел к тому же парню, который двумя днями раньше сделал мне копию с первой кассеты.

— Что угодно? — спросил он меня, на всякий случай прощупывая глазами на предмет выяснения, не агент ли я «Интерпола», хотя и узнал, но в тот раз я у него почему-то не вызвал никаких сомнений. Сегодня же он смотрел так, будто заранее подозревал в тайной цели визита.

— Как тебя зовут, Джон, Питер?

— Фрэнки, — ответил парень, все еще подозрительно косясь.

— Не трать понапрасну серое вещество, Фрэнки, его нигде не купишь. Лучше включи свою аппаратуру и скопируй мне пленочку. С меня пять долларов.

Парень подошел, взял у меня кассету и вставил в мощный записывающий аппарат.

— Запиши на ускоренном режиме, я спешу.

— Слушаю, мистер..

— Зови меня просто господин президент.

— Слушаю, господин президент, — парню явно понравился мой тон. — Вот, получите, качество гарантирую.

И тут у меня в груди что-то на мгновение оборвалось. Так бывало в лесах, когда я чувствовал опасность, когда казалось ничего не должно было угрожать. Я подошел к аппарату и повнимательнее всмотрелся в него. Я ничего не увидел, но знал наверняка, что этот заморыш сделал две копии! Одну для себя. Я был в этом уверен.

— Достань вторую копию! — приказал я тоном, от которого тот побледнел, а затем внезапно покраснел.

— А откуда вы знаете, что я сделал вторую копию? — на него было жалко смотреть. Я взял левой рукой его оттопыренное ухо, а правой легонько двинул под ребра. Парень повалился на колени, хватая ртом воздух.