Русский город Севастополь: великое мужество, великие тайны - Владимир Шигин

Херсонесско-Минская икона Пресвятой Богородицы, вывезенная Владимиром из Херсонеса. Была спасена при разорении Батыем Киева Гераклейская икона Божией Матери, известная своими чудотворениями с конца XI века.

Херсонесско-Двинская икона Божией Матери, бывшая когда-то келейной иконой Святого Климента, в 988 году перевезена Владимиром из Херсонеса на Русь и вскоре оказалась в Новгороде, а затем на земле Архангельской.

Феодоровская икона Божией Матери, написанная апостолом Лукой. На Русь она была привезена князем Владимиром из Херсонеса. Затем святитель Руси Иоаким Корсунянин перевез ее в Новгород. В 1164 году в честь иконы под Псковом была основана Городецкая-Феодоровская обитель. Сама же икона вплоть до нашествия Батыя была в городском соборном храме. Во время татарского нашествия икону куда-то спрятали, и она пропала, а спустя год явилась на охоте в лесу костромскому князю Василию. Когда же татары начали угрожать и Костроме, то икона избавила город от разорения. Именно этой иконой был благословлен на царствование в 1613 году первый царь из династии Романовых Михаил Федорович.

Икона Божией Матери «Умиление всех радостей» была копией иконы, пред которой всю жизнь молился Серафим Саровский. Его любимый ученик и послушник Мотовилов перед началом обороны Севастополя в 1854 году отослал икону императору Николаю I для пересылки ее на севастопольские бастионы. В Севастополе икону установили на северной стороне города, которая, как известно, так и не была захвачена англо-французами.

И как здесь не вспомнить строфы поэта Николая Клюева:

Но это было! Было! Было!Порукой – лик нездешней силыВладимирская Божья Мать!В ее очах Коринфа злать,Мемфис и пурпур ФиникииСквозят берестою России…

* * *

В XVII веке Крымское ханство посещает московское посольство. Для посещения священных херсонесских мест используются малейшие возможности. Пока послы ведут трудные переговоры в Бахчисарае, один из сотрудников посольства священник Иаков отправляется на землю священного Херсонеса. На месте нынешнего Инкермана он обследует руины пещерных христианских церквей. Итогом этой поездки стала «Повесть известна и удивлению достойна о мощах неведомого святого, како обретошася и в коих странах и в коем граде и в которое время, списано многогрешным попом Иаковым в лето 7431 года».

В своей повести Иаков подробно описывает, как нашел мощи неизвестного святого и какие чудеса эти мощи творят. Но самое интересное в иаковских письменах для нас иное. Священник пишет, что собирался было забрать мощи с собой в Россию, но внезапно сам святой явился к нему ночью во сне и строго-настрого запретил это делать. При этом святой сказал: «…Аз убо хошу по-прежнему зде учините Русь».

В этой удивительной фразе удивительно не только само желание святого учинить на херсонесской земле Русь, но и то, что акцент всей фразы сделан на слове «по-прежнему». Почему «по-прежнему»? О каких временах владения Руси этими местами идет речь? Может, о временах князя Владимира, но пребывание его в Херсонесе было слишком кратковременным, чтобы на него ссылаться. А может, Иаков знал о еще куда более старой эпохе знаменитого Орса, когда древние русичи безраздельно властвовали во всем Северном Причерноморье, а их Солнечный город был мировым торговым и культурным центром?

Поразительно, но простой священник, по существу, предсказал и будущее этой земли. Ведь и правда, зачем вывозить в Москву святые мощи, когда настанет время, и Москва сама придет к ним? Мы, наверное, уже никогда не узнаем, что это было: гениальное ли озарение самого Иакова или глас свыше, лишь вложенный в уста священнослужителя. Как бы там ни было, но факт остается фактом еще в первой половине XVII века, когда Россия только готовилась расправить плечи, священная земля православного Херсонеса уже звала ее к себе, звала, чтобы напитать эту величайшую из держав будущего своей героической силой. А потому все происшедшее со священником Иаковым не могло быть простой случайностью. Именно в это время инок Псковской Елизарьевской пустыни Филофей высказал свое великое пророчество:

«Да веси яко вся христианские царства приидоша в конец и снидошася в едино царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».

И как здесь не вспомнить, что главной связующей нитью между вторым Римом (Константинополем) и третьим Римом (Москвою) был именно Херсонес (Севастополь) – город великой исторической миссии и великий талисман Руси и России, данный им свыше самой судьбой.

И все же, ведь между смертью Херсонеса и рождением Севастополя прошло не менее четырех веков, можно ли говорить в этом случае о Севастополе как о городе – продолжателе традиций древнего Херсонеса, ведь, согласно утверждению современных историков, целых восемь поколений севастопольская земля была пустынна и дика! Но так ли было все на самом деле?

В глубине души я всегда был уверен в том, что между Херсонесом и Севастополем не могло быть никакого исторического промежутка, что оба этих города составляли и составляют единое целое, что где-то, может быть, глубоко спрятанная от глаз непосвященных, но непременно существует все же какая-то сокровенная живая связь, я не мог найти никаких конкретных фактов, подтверждающих мои предположения. Но все равно я настойчиво искал и просто не мог не найти ту священную нить Ариадны, соединяющую два города в единое, неразрывное целое. Да, она на самом деле оказалась столь тонкой и почти призрачной, эта тончайшая, но самая живая связь Херсонеса и Севастополя, что разглядеть ее можно было только при самом пристальном, почти микроскопическом рассмотрении. И все же она была!

Всего лишь через одну-единственную судьбу, всего лишь через одну-единственную жизнь, но старый Херсонес все же сумел в последнем порыве дотянуться и протянуть свою морщинистую длань рождавшемуся на своих руинах Севастополю. Господи, как бы я был счастлив, что нашел искомое, что открыл неведомое и сокровенное! Как это важно было для меня, как это было важно для всех нас, ведь теперь с уверенностью можно сказать, что Гераклея сумела сберечь пусть малую, но чрезвычайно важную частичку старого священного города и посредством ее вдохнуть душу в жизнь новостроящегося града, тоже ставшего вскоре священным для каждого россиянина! И это не миф, не натяжка предвзятого историка-литератора, эта та реалия, от которой невозможно отвернуться и которую не сможет отвергнуть никто!

Вспомним, что Херсонес имел подле себя знаменитый Георгиевский монастырь, тот, что возник более десяти веков назад на кручах мыса Фиолент, там, где явился рыбакам Георгий Победоносец. Именно там, в древних скалах, из поколения в поколение жили православные монахи, храня духовную память о православном Херсонесе. Сюда бежали и здесь доживали свой век, спасаясь от беспощадных орд, и последние херсонеситы. Здесь изустно передавались предания о великом прошлом великого города. Здесь хранилась и ревниво оберегалась душа православного Херсонеса. Георгиевский монастырь устоял, невзирая на все нашествия и невзгоды. Таково было его предназначение, и он его исполнил.

Один из современников писал, что монахи жили «в каморах, выдолбленных в скалах высоко и низко, подобно стрижам», но ведь они не просто жили, они сберегали ДУХ ХЕРСОНЕСА! И когда в 1773 году русские моряки, высадившись на шлюпке в Ахтиарской бухте, сделали первую карту окрестных мест, то в устье бухты они начертали крест и надписали: собор Святого Георгия Победоносца. Единственными же людьми, кто встретил на севастопольской земле первых русских моряков, были православные монахи-греки. Седые старцы с горящим взором, они первыми поведали о великом городе, некогда бывшем здесь.

Со слов готско-кефайского митрополита достоверно известно, что к 1778 году в Георгиевском монастыре находилось всего лишь три монаха, а затем, после указа Екатерины II о выселении христиан из Крыма, там остался всего лишь один. Имя его, к счастью, известно – старец Калиник. Именно ему, посланцу былых эпох, дано было передать эстафету Херсонеса с его великой триадой: мудростью, верой и героическим самопожертвованием. Может быть, именно поэтому поклониться последнему херсонеситу и вдохновиться его словом приезжали первые жители нового Севастополя. Вот описание встречи с монахом, оставленное в 1792 году севастопольцем, коллежским асессором Леонтием Чернявским: «…Я нашел одного русского столетнего старца Калиника, жившего отшельником в келии ниже монастыря, самим им сложенной.

Глубокая старость с бодрым духом, благочестие и особенно ласковый прием внушили во мне к нему душевное уважение. Он позволил мне провести ночь в его келии, в продолжение которой я пользовался его беседою… Много интересного передал мне сей старец… Он тогда считал время своего пребывания в Георгиевской обители 80 лет… На другой день поутру я предложил почтенному старцу напиться со мной чаю, но он отвечал: “Боже сохрани! Пейте и вы монастырскую воду, и будете здоровы и долговечны, как я”. Я простился с ним, как сын с отцом. И эта ночь осталась запечатлена в душе моей на всю жизнь».