Ночной стрелок - Марина Серова

ГЛАВА 16

Прежде чем идти к Грому с докладом, я позвонила и сообщила, что Макаров может выходить из подполья, потому что мне все известно.

В ответ на такую дерзость генерал только хмыкнул и сказал, что ждет меня. Однако, когда я появилась в его кабинете, Макаров был уже там и с необыкновенно надменным видом расхаживал взад-вперед, похожий на очень интеллигентного журавля.

— Садись, Багира! — голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал Гром. — Мы тебя внимательно слушаем.

С невозмутимым видом я поведала им все до мельчайших подробностей. Единственный момент, который я старательно обходила в своем рассказе, — это существование Светланы, — хотя отлично понимала, что это бесполезно и рано или поздно доберутся и до нее. Боюсь, в моем голосе все-таки прозвучала некая торжествующая нотка, потому что раза два Макаров, точно вздрагивая, вскидывал голову и испытующе рассматривал меня.

Когда я закончила, он присел у стола, сбоку от генерала и неприязненно сказал:

— Однако же основной цели своего задания — выяснить место, где находятся фотопленки, — вы не добились… Ведь так вас следует понимать?

— Первый раз слышу о таком задании! — отрезала я. — Моим заданием было выяснить, кто прикончил собаку Беднова, и сообщить вам его имя. Теперь я могу сделать это с полной уверенностью. Кстати, вот фотография Углова — можно хоть сейчас объявлять во всероссийский розыск! — Я положила на стол сканированное изображение убийцы.

Макаров без особого любопытства поднес к глазам листок и небрежно швырнул его обратно. И тут же рассеянно обернулся к Грому, спросив у него:

— Разве мы не корректировали вашему агенту задание, Андрей Леонидович? — Это прозвучало так буднично, словно он спрашивал, не обещали ли по радио дождь.

Гром хмуро посмотрел на меня и отрицательно мотнул головой.

— Тогда так… Багира! — Макаров произнес мою кличку с какой-то брезгливой иронией. — Прежде всего хочу указать вам на необходимость строжайшего соблюдения государственной тайны…

Я намеревалась было ответить, но Гром ожег меня предостерегающим взглядом. А Макаров продолжал, не обращая на меня внимания:

— Далее! Поскольку вы теперь… гм… посвящены, я предлагаю внести коррективы в ваше задание. Вам необходимо в кратчайшие сроки выяснить местонахождение тайника с фотопленками. Приложите для этого все свои способности!

Он замолчал, и я сочла своим долгом вмешаться.

— Разрешите предложение! Один за другим гибнут люди. Предлагаю незамедлительно объявить Углова в розыск, подключить к этому лучших оперативников МВД и ФСБ, перекрыть выезды из города и показать портрет убийцы по местному телевидению… Беднова же арестовать — поводов для этого предостаточно — и вести с ним следственную работу. Так мы предотвратим бессмысленную гибель людей…

— Послушайте, Багира, — высокомерно сказал Макаров. — Я не понимаю, с кем имею дело — с секретным агентом или с уполномоченным по правам человека? Ваше задание — это приказ и никакому обсуж — дению не подлежит. Наша армия нуждается в этом оружии — вот о чем мы должны думать прежде всего! Гибнут люди! А если у нас не будет нового оружия, однажды могут погибнуть тысячи, миллионы, да что там — вся страна может погибнуть!

— Удивительно архаичное у вас мышление, — не выдержала я. — Вы случайно не в СМЕРШе работа — ете?

— Ну, знаете! — выдохнул Макаров и развел руками.

Гром заворочался в кресле, закашлял и незаметно погрозил мне кулаком.

— Не обращайте внимания, полковник! — сказал он примирительно. — Агент Багира выполнит задание. В лучшем виде! Нужно, понимаете, сделать скидку… Багира у нас постоянно в работе, задание наслаивается на задание… Отсюда происходят нервные срывы. Но она возьмет себя в руки — головой отвечаю!

— В лучшем виде! — саркастически повторил Макаров, обиженный до глубины души. — Представляю, каково в худшем виде!

Гром медленно налился краской и низким голосом произнес:

— Я бы все-таки попросил вас, полковник!

Макаров безнадежно махнул рукой.

— Простите, но я также имею право на уважительное ко мне отношение, как вы полагаете? — обиженно произнес он.

Я испугалась, что меня могут отстранить от дела и все пойдет прахом.

— Приношу свои извинения за несдержанность, — произнесла я покаянно. — Действительно — нервы… Я внимательно вас слушаю!

Он еще несколько секунд дулся, а потом продолжил:

— Вот вы говорите — арестовать Беднова. А что, если он будет молчать? Как прежде молчали его подельники? Ведь это было безумие какое-то: их ничто не сломило — ни позор, ни тюрьма, ни смерть! Это выродки, понимаете? И вы предлагаете ждать у моря погоды? Нет, единственный выход — что один паук дожрет другого! У меня есть надежда, что Беднова может сломить угроза жизни его дочери. Вот когда он поймет, что ей грозит неотвратимая опасность, — он расколется. Но источником такой опасности может служить только Углов. Увы, такие сейчас времена! Поэтому считаю преждевременным задерживать Углова — он должен выполнить свою функцию. Потом он никуда от нас не уйдет. А пока потрудитесь отнестись к этому делу с подобающей серьезностью! И никакой утечки информации! Никто не должен ничего знать… У меня все!

Потом меня вежливо выставили из кабинета. О чем дальше шла беседа — не знаю. Может быть, Макаров предлагал изолировать меня от общества, чтобы не допустить утечки информации.

Подумав хорошенько, я вынуждена была согласиться, что в его действиях и планах есть определенный резон. Он четко видел цель и последовательно шел к ней, выбирая самые короткие и надежные пути. Меня он, разумеется, не понимал. Любые помехи на пути к цели он рассматривал именно как помехи и без колебаний от них избавлялся. Он мыслил в государственном масштабе, а отдельные личности не вписывались в этот масштаб, только и всего.

Я была намерена выполнить приказ, но согласиться с его оценкой ситуации не могла. Как не могла согласиться с тем, что изобретатели нового оружия выродки. Конечно, в их губительном молчании было что-то патологическое, но, может быть, дело было просто в том, что в те славные времена люди верили в завтрашний день? Даже не очень хорошие люди.

Едва я успела отойти на квартал от серого дома и сесть в автомобиль, как зазвонил мой телефон. Я торопливо поднесла трубку к уху и услышала голос Беднова.

— Приезжайте скорее! — сказал он безнадежно. — Моя жена погибла.

ГЛАВА 17

Подъехав к дому, я увидела необычную картину — ворота были распахнуты настежь, а по двору слонялись какие-то люди. На тротуаре стояли три машины, одна из которых явно была милицейской. Цветники были вытоптаны, а фасад на втором этаже покрыт гарью и залит водой. Однако пожарников поблизости уже не было, видимо, пожар был потушен.

Памятуя о сохранении секретности, я не стала сразу заходить в дом, а, проехав мимо дома, остановилась метрах в пятидесяти и, не выходя из машины, стала ждать. К счастью, ждать пришлось недолго.

Из ворот вышла группа людей в штатском и четверо милиционеров, о чем-то оживленно переговариваясь на ходу. Они расселись по машинам и тут же уехали. Подождав еще немного, я развернула машину, вернулась к дому Беднова и въехала в раскрытые ворота.

Здесь царила какая-то странная апатия. Я увидела знакомые лица охранников, которые высыпали во двор и угрюмо стояли, глядя себе под ноги. Были забыты все предосторожности — ни на одном из них не было теперь не только шлема, но даже и бронежилета. Единственный человек держал в руках оружие. Он же, заметив мою машину, сделал было шаг навстречу, но, узнав меня, только махнул рукой и остался на месте.

Я подъехала к крыльцу и вышла из машины. Охранники молча расступились передо мной, и я прошла в дом. Все здесь было щедро залито водой. Полы были затоптаны грязными следами многочисленных ног.

— Андрей Борисович ждет вас у себя в кабинете! — с необычно подобострастными интонациями сказала мне Ангелина Ивановна, которая, видимо, давно поджидала меня в холле.

Выглядела она нездорово — посеревшее лицо, желтые белки глаз, трясущиеся руки. Платиновый парик — оказывается, это был всего-навсего парик! — сбился чуть-чуть набок и придавал ей немного глуповатый вид.

Ни о чем не спрашивая, я поднялась по лестнице и прошла к Беднову в кабинет. Он сидел на слегка подмокшем диване и пил водку прямо из горлышка. Глаза его лихорадочно блестели. Однако он был абсолютно трезв.

— А-а, Юлия Николаевна! — негромко воскликнул он, морща лицо в какой-то ужасной гримасе. — Найдите себе местечко посуше — тут все залито. Пожарные сработали оперативно, и дом, как видите, цел… Но, увы, Натальи моей больше нет! Вот вы считаете меня эгоистом, а я потрясен! Хотя между нами и не было никакой любви. Это было ужасно, Юлия Николаевна!