Отвергнутые - Ярославия Кузнецова

по её мнению, Данис должен употребить уже сегодня, он немного расслабился. Она видела то же самое, что и он. Пережила то же самое, что и он. Но не закрывается от мира и пытается идти дальше. Ему не хотелось лезть ей в душу, но выглядела она более чем достойно. Небольшие синячки под глазами и непривычно выпирающие ключицы, которые она прятала под школьной формой – это было всё, что выдавало её бессонные ночи, смешанные с кошмарными снами. Его же сейчас выдавало всё. Начиная от затравленного взгляда исподлобья, заканчивая старческими ужимками, несвойственными подросткам.

Обед доставили вовремя.

Разложив на столе солянку в пластиковых тарелках с крышкой, блины с мясом и с творогом, лапшу в коробочках, овощи в контейнерах и разлив по стаканам клюквенный морс, Мари достала из ящичка белоснежного кухонного гарнитура серебряные ложки с вилками и уселась напротив Даниса.

– Сегодня мы обедаем вместе, и ты рассказываешь мне всё, что с тобой происходит. Я не уйду отсюда, пока мы не поговорим, – строго произнесла она и приложила палец к губам, услышав звонок телефона.

– Да, папочка? – максимально вежливо ответила она. – Я у Даниса, нам задали прорешать домашнюю контрольную по алгебре, а он немного не разобрался в теме… Конечно, я ему всё объясню… Да, тепло одета… В чёрной куртке и шапка вишнёвая такая, с помпоном, помнишь?… Нет, двоек нет. По литературе получила «хорошо» и по физике «отлично»… Конечно, это моя вина, я буду лучше стараться, чтобы в дневнике не было никаких «хорошо», только «отлично»… Я люблю тебя, пап.

Она нажала «отбой» и посмотрела в бегающие глазки Даниса. Он выглядел нетипично. Всегда чересчур полный, набравший десяток лишних килограммов на бургерах, шаурме и бесконечных шоколадных перекусах, сейчас он был уже почти стройный и подтянутый. Что отчасти делало его даже симпатичным. Жирные щёки осунулись, обнажив красивые голубовато – зеленые глаза. Русые волосы, всегда падавшие сальной паклей на лоб, теперь были переброшены на одну сторону, открывая его лицо, очистившееся от подростковых угрей, благодаря снижению уровня потребляемых в немыслимых количествах сладостей. Вместо откормленного ректорского сынка перед Мари сейчас сидел обыкновенный парнишка, не выделяющийся отрицательными чертами внешности из толпы.

– Я хотел стать хирургом, Марианка, – неожиданно сказал он, развозя блин со сметаной по всему контейнеру. – Что теперь со мной будет?

– Ты умер что ли? – спросила она удивленно, шумно отхлебнув морс из высокого бокала. – Почему говоришь в прошедшем времени?

Морс она пила точно так же, как обычно пил пиво по вечерам отец Даниса. Это сходство заставило его улыбнуться, но на вопрос он ответил.

– Кстати, ты очень точно подметила. Если судить по ощущениям, то будто бы умер.

– А если не по ощущениям?

– Мне никогда не стать хирургом. Я почитал в интернете. Часто после пережитого стресса у людей тремор остаётся на всю жизнь. Посмотри, как трясутся мои руки. Мне больше не о чем мечтать.

Данис продемонстрировал ей свои ладони, которые, действительно, тряслись так, будто парнишка не просыхает неделями.

– Я мечтала стать юристом. Знаменитым, высококвалифицированным адвокатом, если точнее. Чтобы самой выбирать для себя интересные дела. Чтобы не отстаивать интересы убийц и воров. Чтобы защищать только тех, кто не виновен. Если нас сейчас найдут, у меня никогда не будет карьеры в этом направлении. Даже если мы вдруг сможем доказать, что непричастны и если нам вдруг поверят, осадочек-то всё равно останется. И где бы я ни представилась своей фамилией, обо мне всегда будут думать, мол, это та, которая виновна в катастрофе, и она ушла от ответственности, благодаря отцу – офицеру полиции. Я буду знать, что это не так. Ты будешь знать это. Макс. Юта. Нильс. И, возможно, мы сможем доказать это еще двум сотням человек. Но потом всплывет в Сети информация, что мой отец занимался расследованием этого дела, а твоя мама – влиятельный ректор знаменитого университета, и нам не отмыться уже никогда. Каждый будет уверен, что мой отец закрыл это дело, благодаря деньгам твоей мамы. Нам никогда не очистить свои фамилии от грязи, которой мы, по большому счету, не касались.

– Я приходил к Максу и просил его сдаться добровольно. Он отказался. Мне кажется, что рано или поздно нас вычислят. Это обязательно случится. Рано или поздно всплывает любая тайна.

– Не любая, – не согласилась она. – Например, тайну известного маньяка Зодиака не раскрыли до сих пор. Похоже, что не раскроют уже никогда. Мужчина убил кучу людей, прогремел на весь мир и просто испарился. Мы тоже должны просто испариться, понимаешь, Данис?

– Потому что мы тоже убили кучу людей и прогремели на весь мир? – он усмехнулся так горько, что от его голоса по спине Мари медленным маршем проползли ледяные мурашки.

– Мы. Никого. Не убивали, – отчеканила она в надежде, что эта информация дойдет до него рано или поздно.

– Данис, я просто не понимаю, что происходит в твоей голове. Мы никоим образом не виноваты в катастрофе. Почему ты не веришь нам, своим друзьям? Почему ты веришь людям из телика, которые говорят тебе, что ты виновен? Ты был на месте крушения поезда и должен помнить и понимать, что твоя единственная вина – в бездействии.

– Вина в бездействии, – повторил он безучастно. – Значит, я виновен в смерти всех этих людей. Я тебе ведь сейчас говорю то же самое.

Мари медленно подняла голову и посмотрела ему прямо в лицо. Депрессия этого человека оказала на неё негативное воздействие. Вытянувшись в струну, она взяла себя в руки и смяла пустой пластиковый стаканчик, чтобы не воткнуть вилку в кисть этому нытику. Он даже не пытался включить голову и здраво подумать, предпочитая страдать по поводу своей безучастности в тот роковой вечер.

– У тебя никогда, черт побери, не было своего мнения, утырок, – прошипела она. – Ты только и можешь, что бросаться в поддержку то Макса, то Нильса. Где ты был восемнадцатого сентября, когда они чуть не подрались на рельсах, отстаивая каждый своё решение? Что ты делал тогда? Не помнишь? Так вот я тебе напомню, ты хотел бежать собирать за ними куртки, снова! Будь мужиком, наконец! Возьми себя за шкирку и вытащи из той кучи дерьма, в которую ты втоптал себя сам! Никто из нас тебе не сможет помочь, пока ты сам не осознаешь, что ты в заднице по своей вине!

В кулаке Мари сжала вилку так крепко, что ногти впились в кожу почти до крови. Не осознавая до конца, что она делает, с размахом воткнула её в один из блинов