Девятый круг - Валерий Георгиевич Шарапов

собрался?

Иностранец прошел по дорожке от подъезда, ступил на тротуар. Присел на корточки, делая вид, что завязывает шнурок, а сам исподлобья озирался. Выбранная позиция оказалась удачной. Объект находился практически рядом, но майора не видел. Результат наблюдения Штейнберга удовлетворил. Он поднялся и неспешно двинулся к проспекту. Несколько раз проверялся, а прежде, чем свернуть, сделал остановку и пристально оглядел пройденный путь.

Кольцов выжидал, и лишь когда объект свернул влево, выбрался из убежища и припустил следом. Штейнберг по диагонали пересекал проезжую часть, игнорируя правила дорожного движения. Поднявшись на бордюр, он снова огляделся. Серая видимость еще витала. Немец двинулся вниз по правой стороне проспекта – в направлении Коммунального моста.

Михаил шел слева. Но это его не устраивало – улица была широкой, полосы встречного движения разделял бульвар. Он перешел проезжую часть, двинулся по аллее.

Немец больше не крутился. Он миновал «Дом с часами», сунул руки в карманы, что-то насвистывал. Редкие прохожие не обращали на него внимания.

Михаил ушел с бульвара, перебежал на правую сторону. А когда Штейнберг все же обернулся, майора удачно прикрыл подвернувшийся тополь. Штейнберг сбавил скорость, делал вид, что просто гуляет. Возможно, так и было. Но зачем постоянно озираться?

Объект покосился на проплывшую мимо вывеску «Винно-водочные изделия». Магазин был закрыт – алкоголь продавался только до 19.00. Выбор продукции был невелик – причем везде. Приличные напитки доставали по знакомству. Как говорил Аркадий Райкин: «Через заднее крыльцо, через завсклад, товаровед…» Продавалась водка по 3.62 – цена единая на всем советском пространстве. А та, что лучшего качества, например «Столичная», стоила уже 4.12. Шампанское – только по праздникам. Витрины украшали портвейн «Три семерки», «плодово-выгодный» «Агдам» – эталон низкокачественной продукции…

Штейнберг вдруг сошел с дистанции и направился к телефонным будкам, прижавшимся к стене дома. Обычно будка была одна, а тут – сразу три и все свободные.

Штейнберг вошел в среднюю, прикрыл дверь. Времени на размышление не было. Объект уже вставил монетку и набирал номер. Стекла в этих будках не мыли, похоже, с судьбоносного 20-го съезда КПСС.

Михаил вошел в третий по счету таксофон. Объект за двойным стеклом превратился в размытое пятно. Он отвернулся, ждал, пока на другом конце снимут трубку. Положение складывалось некрасивое: немец видел, что в соседнюю будку кто-то вошел. Горсть мелочи в кармане и ни одной двухкопеечной монеты! Мошенники поступали просто: у обода монеты просверливалось отверстие. В него вставлялась тонкая проволока. Денежку помещали в монетоприемник, набирали номер. Требовался навык – выдернуть монету в тот момент, когда автомат ее еще не съел, а подключение уже прошло…

Две копейки нашлись в другом кармане. Штейнберг уже говорил – раздавался невнятный бубнеж.

Михаил вставил монету, набрал номер. Трубку сняли на третьем гудке.

– Демаков? Приветствую. Кольцов беспокоит.

– Михаил Андреевич? Здравствуйте! – старший лейтенант милиции несказанно обрадовался. – Есть работа? А я уж беспокоиться начал, что вы про меня забыли.

– Понравилось? Нет, Андрей, работы пока нет, только сутки прошли. Но скоро появится. Так что будь наготове. Находишься в резерве, – чуть не вырвалось: «в действующем».

– Так я всегда готов, товарищ майор, – заверил оперативник.

Штейнберг еще не закончил разговор, стоял к майору спиной.

– Понимаю, товарищ майор, дело секретное, но… – Демаков замялся. – Может, хоть намекнете – подвижки есть?

Штейнберг закончил беседу, вышел из будки, покосившись на соседний таксофон.

– Все отлично, милая, – громко сказал Кольцов, – работаем, времени на отдых нет совершенно. Передавай привет дяде Григорию, тете Вале…

– Чё? – не понял абонент.

Штейнберг удалялся, не оглядываясь.

– Через плечо, – проворчал Михаил, – так надо. Все, Демаков, не удивляйся, прощаться не буду…

Штейнберг спустился по проспекту к собору Александра Невского, свернул направо. Майор не терял его из вида. Фигура иностранца выделялась в уплотняющихся сумерках. Он пересек примыкающую дорогу, двинулся к мостику над остановочной платформой «Центр».

С прибывшей электрички поднимались люди. Михаил ускорился, слился с толпой. Спускаться на пути Штейнберг не стал, пошел дальше. Это были окрестности улицы Спартака – место глуховатое, хотя и приближенное к центру.

Немец пересек мост, направился к домам, примыкающим к улице Фабричной. Он явно не гулял: в таких местах вменяемые граждане не гуляют. Вести наблюдение становилось все труднее. Он исчез за углом пятиэтажки, всплыл на дальнем ее торце. Дальше тянулся пустырь.

Жизнь еще не замерла: где-то лаяли собаки, голосили дети. На краю пустыря находился старый трехэтажный дом, предназначенный под снос. Его обнесли забором, причем давно: досок в ограде осталось немного. К работам не приступали и, похоже, не собирались. Строительная техника отсутствовала, предупреждающие знаки тоже. Зияли пустые глазницы оконных проемов. Стены осыпались, прогнулась крыша. В единственный подъезд вело развалившееся крыльцо.

Михаил подошел к забору. Сначала растерялся – Штейнберг пропал. Но нет, объявился – смутная фигура направлялась к подъезду. Встал, осмотрелся, снова продолжил путь, обогнул гору мусора. Осторожно поднялся на крыльцо и растворился в темноте заброшенного дома.

Первый порыв – бежать за ним. И что? Объект засечет слежку, и толку не будет. Соблазн был велик, но майор выжидал. Что в этом доме у шпионов? Тайник для обмена посланиями? Ничего другого в голову не приходило. В принципе удобно. Место не столь отдаленное, в зоне пешей доступности, и никого вокруг. Забежал человек в заброшенный дом по нужде, бывает. Просто не дошел до общественного туалета. Как до него дойти, если в огромном городе их всего пять? И власти эта проблема никоим образом не волнует…

Михаил вздрогнул: за спиной раздался оглушительный крик – пронеслась стайка ребятишек. Не спалось сорванцам. Пацаны заразительно кричали и прекрасно ориентировались в сумраке. Постороннего «дяденьку», прилипшего к забору, кажется, не заметили. Хлопали резинки: работали самострелы. Увлечение было повальным, невзирая на синяки, шишки, а у кого-то и выбитые глаза. В щадящих вариантах использовались прищепка и резинка от трусов – такие самострелы били горохом и большого вреда не приносили. В «усовершенствованных» вариантах применялась резина круглого сечения и собранный из проволоки спусковой механизм, жестко закрепленный на ложе. Такие экземпляры стреляли «пульками» – гнутыми кусками толстой проволоки, имели приличную дальность и завидную убойную силу.

Вслед за первым отрядом появился второй. С гомоном и улюлюканьем пацаны промчались вдоль торца дома, ведя огонь по «противнику». Распахнулось окно, сварливая баба обложила подрастающее поколение матом.

Потом настала тишина – а были ли мальчики?

Штейнберг возник через несколько минут – выбрался из дома, возвращался. Тьма уплотнялась, но это точно был Штейнберг – подтянутый, в короткой куртке, с седоватой порослью на макушке. Объект остановился посреди пустыря, поводил носом. Затем облегченно выдохнул – видимо, совместил приятное с