С крестом и мушкетом - Игорь Можейко

Тревожно начался для Руиса и Велозу 1599 год. Уже почти два года прошло с того дня, как они вместе с Лаксаманой возвели на престол непутевого отпрыска Сатхи. Все трое они теперь составляют ближайшее окружение царя, и ни одно решение не принимается без их согласия. Погрязший в разврате самодержец не скупится на милости. Руису и Велозу он дает в управление по провинции с правом сбора налогов в их пользу. Авантюристы чувствуют себя владетельными князьями.

Но прочно ли достигнутое ими положение? Со всех сторон грозят им все новые и новые опасности. Бежавший в западные районы страны сын Тьхунг Прея собирает там новое ополчение. Лишь с большим трудом отбили они его прошлогоднюю атаку на Срей Сантхор. Руису собственноручно пришлось застрелить нескольких столичных мандаринов, когда ему сообщили об их намерении открыть ворота врагу. А потом он, рискуя жизнью, пробирался в Пном-Пень, чтобы набрать там подкрепление из принявших христианство японцев — торговцев и ремесленников.

А история с лаосским войском? Тогда Руис и Велозу чуть не перессорились насмерть. Ведь это Велозу пришло в голову искать помощи у лаосского царя, и присланные им отряды лучников — настоящих головорезов — стали грабить своих и чужих, включая и европейцев. Нескольким испанцам эта затея Велозу стоила жизни, и Руис до сих пор не может простить своему приятелю этой ошибки.

Но самая большая опасность — это не мятежники, возглавляемые сыном Тьхунг Прея, и не лаосские лучники. Главная опасность — это Лаксамана, тот самый Лаксамана, который не устает клясться Руису в вечной дружбе, который не упускает случая посостязаться с ним в искусстве владения шпагой или поучить его обращению с малайским крисом. И Велозу и Руис знают цену этой дружбе. Лаксамана может позволить себе роскошь терпеть конкуренцию со стороны европейцев, пока он чувствует себя значительно сильнее. Но он ревниво следит за каждой попыткой Руиса и Велозу добиться присылки подкреплений из испанских владений. Положение европейцев напоминает почетный плен. За ними установлена непрерывная слежка. Только один раз удалось направить своих людей с письмами к властям Манилы, Малакки и Гоа. После этого Тону пришлось выслушать немало неприятных вещей от своей матери — верной союзницы малайского военачальника. Что касается посланных людей, то от них до сих пор нет ни слуху, ни духу. А пока у Руиса и Велозу нет достаточного количества людей и оружия, они не только не смеют помышлять о дальнейших действиях во славу Испании и христианской веры, но и не могут ручаться за свою собственную безопасность.

В Пном-Пень пришли три каравеллы из Манилы, и сразу же все изменилось. Теперь, когда в распоряжении Велозу и Руиса оказалось почти двести европейцев и филиппинцев, много оружия и корабельная артиллерия, они решили не терять времени даром. И вот в Срей Сантхоре начались переговоры с царем: царю предложили стать вассалом его католического величества короля Испании.

Тот день, последний день переговоров, был особенно жарким. Солнце уже с утра палило так нещадно, что голова Руиса звенела и перед глазами плыли зеленые круги. Ни опахала, ни кокосовое молоко не приносили облегчения… Руис из тенистого сада поднялся в свои покои и приказал слуге подать парадный камзол. Через час должно свершиться то, ради чего они с Велозу старались все эти годы, не жалея ни своих сил, ни чужой крови. К владениям испанской короны прибавится еще одно — царство Камбоджа.

Воображение Руиса рисовало великолепные картины будущего. Громадные испанские галионы бросают якорь у пристаней Пном-Пеня. Город полон европейских торговцев, грузящих в трюмы своих кораблей бесценные продукты тропиков. Грозные крепости оберегают жизнь и богатства подданных Испании, а многочисленные монахи несут камбоджийцам слово господне. И весь этот порядок держится на нем, Руисе…

В тронный зал дворца Руис вошел, когда все уже были там. Велозу, сидевший по правую руку от государя, приветствовал его кивком головы. Рядом с ним восседал доминиканец Мальдонадо. Налево от трона стояли бритоголовые буддийские монахи в желтых одеждах, а поодаль, коленопреклоненные, застыли сановники и министры. Не было только Лаксаманы, который все это время оставался в Пном-Пене.

Руис низко поклонился царю. Тон выглядел подавленным. Вся его не по возрасту расплывшаяся фигура выражала собой обреченность и покорность. Садясь на отведенное ему место, Руис подумал: «Неужели подпись этого ничтожества что-нибудь значит?». «Да, — ответил он сам себе, — она значит, что мы верим в нашу силу; она значит, что другие поверили в нее; она значит наконец, что в нее поверлт Испания».

Церемония началась. Из царской канцелярии принесли столик, на котором лежала бумага с текстом договора и золотая пластинка, на которой тот же текст был выгравирован «на века». Велозу поднялся и, перекрестившись, стал на камбоджийском языке пункт за пунктом громко читать условия договора. Каждый параграф кончался словами: «Я, царь Камбоджи, Парамараджа II[28], сие утверждаю без оговорок и двусмысленных толкований», и каждый раз Тон вздрагивал, слыша свое имя. Присутствующие хранили мертвое молчание.

Вдруг торжественную тишину дворца нарушили полоса и звон оружия. Велозу прервал чтение. На террасе дворца послышались торопливые шаги, и в зал почти нбсжлл рослый камбоджиец в одежде офицера царской стражи. Он пал ниц перед троном и, задыхаясь, проговорил что-то, в чем Руис уловил только слова: «Пном-Пень» и «Лаксамана». Царь побледнел и знаком дал понять, что церемония откладывается. Придворные, толпясь, покидали тронный зал, оставив в нем гонца наедине с царем и европейцами.

Из сбивчивого рассказа офицера Руису стало ясно, что дело плохо. Кто заварил всю эту кашу, офицер не знал. То ли какой-то малаец ударил ножом испанца, то ли испанцы избили малайца, но только в городе началось побоище между малайцами и европейцами. Сначала будто бы европейцы вместе с христианами-японцами осадили лагерь малайцев, а потом откуда-то появился Лаксамана с основными силами малайцев и, отогнав атакующих испанцев, осадил их корабли. Когда офицер поскакал с донесением к царю, ситуация уже складывалась не в пользу европейцев. Хуже всего было то, что жители Пном-Пеня вышли из повиновения и, вооружившись чем попало, тоже бросились в свалку, присоединившись к Лаксамане.

«Идиоты, идиоты, — думал Велозу. — Позволить хитрому малайцу заманить себя в ловушку».

Во дворе уже седлали коней. Руису принесли латы и пистолет. Велозу, нахмурившись, выслушивал уговоры царя остаться и переждать во дворце и качал головой. Мальдонадо поспешно скинул рясу и облачился в доспехи. Через полчаса маленький отряд во весь опор мчался к Пном-Пеню.

Уже в предместьях Пном-Пеня ощущалась близость сражения. На улицах не было видно мужчин. Только старухи и дети с любопытством провожали глазами всадников. Со стороны реки раздавались нечастые выстрелы пушек.

У поворота на улицу, ведущую к Меконгу, навстречу отряду выбежала группа вооруженных топорами камбоджийцев. Руис круто развернул коня и, пригнувшись к его шее, выстрелил два раза. Кто-то упал. Конь Велозу стал на дыбы и тут же, пронзенный пикой в живот, рухнул на землю. Руис увидел занесенный над Велозу топор и отвернулся. Отряд помчался дальше, туда, где раздавались выстрелы и крики. «А это, кажется, крупная птица», — сказал, нагнувшись над трупом Велозу, горшечник Тит.

Когда отряд Руиса подоспел к месту боя, поражение испанцев было уже очевидным. Из трех кораблей два были взяты на абордаж малайцами. Оставшийся корабль продолжал обстреливать берег, где малайцы и камбоджийцы осадили отрезанную от кораблей группу испанских и филиппинских солдат. Испанцы укрепились в амбаре и уже много часов отстреливались из мушкетов и аркебуз. Порох у них был на исходе.

Да и для Руиса с его отрядом все пути к отступлению уже были отрезаны. Единственное, что можно было сделать — прорваться к стоящим у берега прау и попытаться доплыть до каравеллы. Руис с обнаженным мечом врезался в шеренги малайцев и стал прокладывать путь к берегу. За ним ринулись остальные воины его отряда. «Нет, «е пройти», — подумал Руис, чувствуя, как тяжелеет его рука. Десять часов в седле без отдыха и еды давали себя знать. Руис оглянулся. За ним следовало теперь всего семь человек. Прямо за его спиной работал мечом Мальдонадо. Слуга всевышнего, слава богу умел обращаться с оружием.

В этот момент Руис увидел Лаксаману. Предводитель малайцев стоял метрах в тридцати от места схватки и безучастно наблюдал за происходящим. Руис выхватил пистолет и прицелился. Выстрелить он не успел. Пуля вошла ему под лопатку, и он замертво повалился с коня.

Немногие из европейцев пережили этот день. На борту каравеллы спасся доминиканец Мальдонадо Имена Руиса и Велозу стали известны в Испании. Они обросли легендами и долго еще служили источником вдохновения для испанских поэтов и драматургов. В Камбодже о них быстро забыли. В придворных хрониках «приемные сыновья» царя Сатхи упоминаются лишь в связи с борьбой его сына против узурпатора Прея. А совсем недавно какой-то эксцентричный камбоджиец, возводящий свою родословную к португальским завоевателям, поставил на берегу Меконга в провинции Ба-Пхном, некогда дарованной царем Велозу, памятник этому португальскому конкистадору.