Страсть гордой княжны - Шахразада

Некогда он добровольно отказался от престола и уехал из столицы. Ссылка, как и отказ от трона, была добровольной, этому есть доказательства. Но когда стране стало грозить порабощение, Джаяварман объединил в горах остатки разбитых отрядов, создал ополчение и начал бороться с захватчиками, потопив их флот и убив царя. На следующий год Джаяварман короновался на царство. Он предпринимал поистине героические усилия, дабы спасти страну: сооружал новые каналы, строил водохранилища и дороги, укреплял границы и наводил порядок среди чиновников. Надписи говорят, что он выстроил сто больниц. Джаяварман восстановил разрушенный врагами Ангкор и обнес его могучей стеной. Ныне эту часть города называют Ангкор Том – «укрепленный город».

Стена города, длиной почти в тысячу локтей и толщиной в двадцать пять локтей, образует почти квадрат, если взирать на нее сверху, сложена из камней и сохранилась более чем отлично. Вокруг нее сказочно широкий ров, в котором обитало множество больших крокодилов, – первый ряд обороны города. Мосты, ведущие к воротам, были сложены из огромных каменных блоков, и по бокам их вместо балюстрад высилось по пять десятков гигантов, державших в руках невероятных размеров, под стать себе, змея Нага. Укрепленный Ангкор Том, выстроенный всего за несколько лет, больше любого города на закатной стороне мира. Я осмелюсь предположить, что лишь прекрасный Багдад да, быть может, царственная Кордова размерами могут поспорить с этим мертвым городом.

Джаяварман прожил долго и умер в возрасте девяноста лет. Он оставил наследникам обширную и могучую империю, но с каждым последующим властителем границы ее сжимались и мощь ослабевала. Наконец после одного из набегов, через две сотни лет после смерти царя, жители покинули Ангкор. Еще жили в нем люди, но трава уже начала пробиваться сквозь плиты мостовых; зарастали водоемы и рвы, голодные, забытые всеми крокодилы выбирались на сушу и издыхали среди лиан на улицах мертвой столицы или добирались до глухой лесной речки и приживались там, пугая рыбаков и охотников.

Потом джунгли совсем поглотили город и дороги к нему были забыты, как был забыт и культ царя-бога. И жители местных деревень, набредая в лесу на улыбающиеся башни, думали, что не люди, а духи создали этот город. Или он сам выстроил себя, дабы знали слабые люди страх.

Но город не хотел умирать. Его храмы отталкивали пытающиеся прорасти корни деревьев, стискивались камни, чтобы не допустить роста бамбука. Борьба эта была долгой и закончилась победой города. Город дождался: вначале сведения об Ангкоре перемешивались с легендами и были сходны со страшными сказками. Но за несколько десятилетий упорного труда, усердных попыток прочтения полустертых надписей – труда воистину каторжного, встали из небытия гордые стены в поучение нам, ныне живущим.

Давным-давно были позабыты персики, лишь мухи вились над виноградом… Слушавшие повествование Масуда были околдованы его простыми словами и поистине величественной историей.

Рассказчик уже умолк, но еще несколько минут в зале царила тишина – недвижимы были все, кроме цветных пятен света, скользивших по полу вслед за никогда не устающим солнцем.

– Воистину, никогда не слышали мы истории столь удивительной и столь простой. Юноша, как удалось тебе найти слова, дабы безыскусно и ярко описать этот прекрасный город, отдаленный от нашего княжества долгими сотнями лиг?

Масуд в изумлении поднял голову и взглянул в сторону помоста с троном. Ибо слова эти произнес не советник, а сам магараджа. Голос у него оказался низким и глубоким. Куда-то вдруг пропало тучное чрево: повелитель выпрямился во весь свой немалый рост, и оказалось, что из-под сияющей тысячами самоцветов церемониальной шапочки внимательно смотрят в самую душу Масуда мудрые глаза.

«Похоже, я что-то неверно понял… Где озлобленный циник-советник? Куда подевался обжора магараджа? Почему двое мужей, более напоминающих солдат-наемников, сверлят меня тяжелыми взглядами?»

Однако вопрос был задан, и следовало дать на него ответ вне зависимости от того, сколь сильно изумлен рассказчик.

– Я был там, – юноша еще раз пожал плечами. Он настолько погрузился в воспоминания, что все еще ощущал влажную тропическую жару. – Обо всем, что сам видел, что рассказали мне храмы и площади, надписи и ветер тайны, я и поведал тебе, о внимательнейший из повелителей.

«…И самый загадочный из них. – У Масуда хватило рассудительности не произносить эти слова вслух, ибо непостижимая перемена лика правителя в единый миг вернула мысли юноши из заброшенного города в церемониальный зал дворца. – Клянусь, пока я странствовал там, по храмам Ангкора, пытаясь описать его величественную красоту, какие-то глупые насмешники стащили с помоста толстяка-обжору и поставили на его место этого сурового воина…»

Магараджа меж тем кивнул, поднялся с трона и трижды хлопнул в ладоши.

– Мы, владыка прекрасного, как сказка, княжества Нарандат, повелеваем: юношу у наших ног от сего мига называть царским сказителем. Остальных разогнать, выдав каждому по десять золотых, дабы никто из них не усомнился в щедрости властелина.

Церемониймейстер трижды стукнул посохом в драгоценный каменный пол. (Уж Масуд-то, купец, знал цену каждому камню и каждой безделушке в этом прекрасном зале.)

– Повелеваем мы щедро угостить нашего сказителя и предоставить ему покои, равные покоям царедворцев. А завтра в полдень вновь пригласить его в этот зал, дабы развеял он скуку, что с некоторых пор убивает нас, подобно кривому кинжалу, пронзающему самое сердце. «Скуку… Да ты насмешник, повелитель, – странные мысленные слова советника изумили Масуда. – Должно быть, боишься ты раньше времени обрести надежду… Или осторожничаешь, дабы не искушать судьбу?»

Не надо говорить, что мысли советника заставили сердце рассказчика трепетать куда сильнее, чем громогласные повеления магараджи.

И вновь раздались три удара церемониального посоха в пол – так Масуд понял, что первую схватку с коварством судьбы, обобравшей его до нитки и грязным оборванцем приведшей во дворец, он выиграл.

«Воистину, большего не стоит и желать. Ибо лучше одержать сотню мелких побед, чем один раз потерпеть сокрушительное поражение! – Юноша усмехнулся своим воспоминаниям: эту фразу любил повторять отец. – Аллах всесильный, я же обещал Зухре…»

Распахнулись двери, что вели в глубину дворца. И Масуд, уже сказитель, отправился следом за провожатым в свои покои. По дороге он все пытался понять, что же за волшебное перевоплощение произошло с магараджей и зачем перед самим собой лицедействовал тайный советник.

«Матушка моя, добрая Зухра! Слышишь ли ты меня?»

«Мальчик мой… – Увы, ответ далекой нянюшки был едва различим, ибо сила ее дара была слабой тенью дара самого Масуда. – Воистину, сегодня счастливейший день. Я извелась, думая о тебе…»

«Прости меня, добрейшая. Тяжкий путь пришлось мне проделать. Аллах всесильный привел меня к стопам магараджи княжества Нарандат. Тот приблизил меня ко двору…»

Никакие расстояния не в силах были уменьшить ту радость, которая охватила Зухру и которую смог почувствовать Масуд.

«Мальчик мой, но когда же ты вернешься под отчий кров?»

«Должно быть, не очень скоро, прекраснейшая, сколь бы ни мечтал я увидеть отца и припасть к твоим рукам. Пока моя судьба – оставаться здесь».

«Ну что ж, малыш. Знай, здесь тебя любят и всегда ждут. Сколько бы лет разлуки ни было впереди».

Масуда охватила теплая волна. О да, если есть люди, ждущие тебя всегда и радующиеся тебе просто потому, что ты – это ты, то жизнь по-настоящему прекрасна.

Душа юного странника успокоилась, а вот разум – нет. Ибо его все сильнее занимала загадка удивительного преображения магараджи.

Увы, она пока оставалась неразрешимой. Однако по пути в отведенные покои Масуд понял, о чем поведает повелителю завтра, раз уж он теперь обречен это делать.

Свиток восемнадцатый

– Да воссияет над этим городом и этим миром благодать Аллаха великого! – Сегодня голос Масуда звучал куда тверже. О, он, конечно, помнил, что под этим благословенным кровом чтят иных богов, однако не считал нужным ломать себя.

– Здравствуй и ты, молодой наш сказитель! Пусть хранят тебя все боги мира!

Голос магараджи не изменился, он был по-прежнему низок и тверд. Не изменился и сам магараджа, вновь напомнив Масуду-сказителю нестарого еще наемника, которому повезло уцелеть в многочисленных схватках.

«Но почему, Аллах великий, почему он столь разительно переменился? Куда девалось его чрево? Отчего столик перед ним украшен лишь высоким кувшином? Где обильные яства? И почему молчит советник? Аллах всесильный, он даже не думает, ибо его безмолвного голоса я не слышу тоже…»