Зеленая кровь - Юрий Яровой

— Пока нет.

— Тогда в чем дело?

— Пожар на «Аполлоне» помнишь? — вместо ответа спросил Хлебников.

— Это когда во время испытаний погибло трое астронавтов? Ну, читал… Но это ж еще до первой высадки на Луну! И какое имеет отношение к нам?

Он выдвинул еще один ящик стола, а может, тот самый, откуда извлек листок экспресс-информации, и перебросил мне через стол пачку бумаг.

— Обрати внимание на подчеркнутое.

Это были переводы из американских и английских газет.

«Ассошиэйтед пресс», Нью-Йорк: «Безжалостное пламя унесло жизни трех астронавтов в какую-то долю секунды…»

«Рейтер», Лондон: «Неполадки существовали и в системе жизнеобеспечения, снабжавшей астронавтов кислородом. Когда астронавты утром в тот трагический день впервые вошли в космическую кабину, они пожаловались на «неприятный запах»…

Все это в общих чертах мне было известно из наших газет. За исключением, пожалуй, «неприятного запаха», который, видимо, выделяли контейнеры с гидроокисью лития — поглотителя углекислого газа. Впрочем, в космическом корабле столько аппаратуры и приборов, и каждый может так «неприятно пахнуть»… Конструкторов «Аполлона» газеты обвиняли в том, что они в кабине применили чисто кислородную атмосферу. Однако при чем тут мы?

— Обрати внимание на «неприятный запах» — так пахнет гидроокись лития.

Хлебников не размышлял, а констатировал. Если бы это было предположение, я бы еще мог понять… Но так категорически?

— Следовательно, в космическом корабле опасной является не только кислородная атмосфера, от которой теперь уже отказались, но и сама физико-техническая система жизнеобеспечения.

— Но ты же знаешь, что в наших «Союзах» и «Салютах» такая система отлично функционирует. До сих пор не было никаких осечек.

— Мы должны смотреть в будущее. В дальних полетах требования к безопасности возрастут. В программе этот момент должен быть отражен. Особо следует подчеркнуть, что увеличение концентрации углекислого газа в атмосфере космического корабля увеличивает пожарную безопасность.

А! Вот в чем дело… Действительно, пожарники тушат огонь углекислотой — лучшего средства не придумаешь. Но сколько этой углекислоты будет в атмосфере нашей гермокамеры? Три процента… Чистейшая спекуляция! Однако я его понимал: вполне вероятно, один из вопросов к нам, к Хлебникову будет о пожарной безопасности. Три процента углекислоты? Более безопасно даже, чем нормальная, земная атмосфера? Отлично, отлично… Да, ничего не скажешь: Хлебников умеет извлечь из обстоятельств все, что можно.

— А ты не боишься, что совет программу не утвердит?

Хлебников резко поднял голову, секунду-две сверлил мою физиономию острым взглядом.

— Я ничего не боюсь. Но я бы хотел, чтобы программа отражала объективную реальность. У тебя есть сомнения? Выкладывай!

— Чтобы их ликвидировать?

— Чтобы разрешить.

Ну и самоуверенность!

— Я опасаюсь, что в трехпроцентной атмосфере мы получим некомпенсированный ацидоз. Это раз.

— Ты не знаешь, как его ликвидировать?

— Мы умеем ликвидировать только компенсированный.

Мне стоило немалых усилий разговаривать с ним ровно, не повышая голоса. Что, разве он не знает, что мы никогда не имели дело с некомпенсированным ацидозом? Все отлично знает, сам биолог, сам подписывал все отчеты.

Хлебников внимательно рассматривал свой экзотический чернильный прибор. Наконец сказал:

— Сколько тебе нужно времени на изучение литературы?

— Мне не литература нужна, а эксперимент. Литература мне известна.

— Разве тебе недостаточно данных, которые ты почерпнул…

— Нет!

— …Семьдесят экспериментов!

— По два часа! А мы хотим засадить экипаж в трехпроцентную атмосферу на целый месяц. Я в таких случаях привык полагаться на собственные мозги, а не на чужие.

Он снова посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Словно не узнавал.

— Мне показалось, что мы вчера выработали с тобой единую точку зрения по всем вопросам программы… — Ни гнева, ни удивления — просто констатация факта. — Ты являешься начальником лаборатории медико-биологических исследований. — Та же констатация. — Тебе было поручено подготовить четкую, обоснованную и неоспоримо аргументированную программу на вариант «Д». — Я непроизвольно развел руками: действительно, было. — Через час двадцать минут начинается заседание совета института, на которое ты должен явиться не только с указанной программой, но и со списками основного и дублирующего состава экипажей и недостающего медико-технического оборудования и аппаратуры. Так? К одиннадцати документы должны быть отпечатаны в четырех экземплярах. Подписывать принесешь прямо на совет. Я распоряжусь, чтобы тебя пропустили.

И уже у двери:

— Вместо себя оставишь Сонину. Я с трудом удержал себя от желания обернуться и посмотреть на него: усмехается?

Да, я прекрасно знал, что от меня ждал Хлебников, почему он приехал ко мне прямо с аэродрома. Представлял, что должен был написать — пункт за пунктом. Понимал и почему нужно отбросить варианты «В» и «Г» и сразу начинать с «Д»: время и деньги. Главное — время, деньгами, судя по словам Хлебникова, нас больше не ограничивали. А вот время… Все равно вариантом «Б» мы бы не ограничились — это ясно. Кто сказал «а», тот «скажет «б». Кто сказал «б»… И так далее. Это нужно для науки. В этом нет никаких сомнений. Чтобы сделать правильный выбор из чего-то, нужно твердо знать, из чего выбирать. Вариант «Д» для нас неизбежен. Неизбежен логически. Даже если он даст отрицательный результат, — а скорее всего так и будет. Наука в отрицательных результатах нуждается не меньше, чем в положительных. Это — аксиома. Вопрос в малом: стоит ли риск цели…

Утром я шел в институт по снежной аллее. Снег наконец перестал валить, но дорожки расчистить еще не успели — только тропки, протоптанные час-полтора назад, прихваченные морозом, скользкие и неровные. Интересно: первыми утром, очевидно, прошли трое — в ряд. Шли, увлеченные беседой, не очень обращая внимание и на сырой, прихваченный ледяной корочкой снег; и на застывшие, придавленные к земле тяжелыми белыми шубами елочки. А потом по их следам пошли остальные — след в след… Старались, по крайней мере. Но кому-то тропки не нравились… Следы перебегали на соседние, так и потянулись по дорожке три будто вырытые ногами канавки, перепутанные цепочками следов. Не так ли и мы разрабатываем свою систему жизнеобеспечения? Что-то заимствуем у одних, идем по одним следам, перебегаем порой на другие — тоже что-то заимствуем, бывает, оказываемся и на третьем чужом следу, а в целом создается впечатление, что прокладываем глубокую, уверенную тропу. Первыми… А если объективно? Провинциальная, хотя и академическая наука. Дело даже не в оборудовании, которого нам вечно не хватает, и даже не в клинике, которую нам организовать не удастся, видно, никогда хотя бы из-за кадров. Где в городе набрать столько специалистов? Дело, как мне кажется, гораздо глубже: не тот масштаб. Есть какие-то проблемы, которые неизбежно должны решаться масштабно, без оглядки на свои возможности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});