Донос - Юрий Запевалов

Один смельчак прицепился, да не за последний танк, а в середине колонны, на повороте не устоял, сорвался с крючка, угодил прямо под гусеницы следом идущего танка. Это было на моих глазах, так как я тоже был одним из таких «смельчаков».

Под гусеницу попала голова, мозги брызнули чуть не до тротуара. Мы – врассыпную.

С тех пор опасные катания прекратились. И даже не потому, что мой старший брат «всыпал» мне дома, отобрал коньки и в ту зиму мы на коньках уже не катались, а потому, что перед глазами летели эти «мозги». Летели до слез, до рвоты. Долго я не мог встать на коньки после этого случая.

Но это будет зимой. А пока, все мы дружно вели заготовку лесных продуктов, что-то съедали сразу, что-то заготовляли впрок. На зиму.

И снова беда. У матери, от постоянного нервного напряжения, от чувства безысходности, отнялись ноги. Еще бы, четверо детей, зарплата 650 рублей, а булка хлеба на рынке стоила 600. Денег не хватало даже на отоваривание карточек. Воинские денежные аттестаты отца доходили до нас через три-четыре месяца после их отправки. Что бы мы ни ловили в реке или ни собирали в лесу, этим не прокормишься, это хорошее подспорье к общему столу, но не более. На таких продуктах долго не проживешь, хотя это и помогало выжить.

Мать увезли в больницу. Те деньги, что оставила мать, мы быстро проели. Мать как-то еще регулировала, мы же проели сразу. Остались без денег, а что можно купить без денег, и карточки, хоть они и есть, но чтобы купить по карточкам – тоже ведь нужны деньги. А их нет.

Заготовленных на зиму запасов хватило ненадолго, рыба в реке после нереста притихла и не ловилась, ближайшие ягодные и грибные места вытоптаны, да и на дальних лесных полянах масса людей искали свой прикорм.

Наступили тяжелые времена.

То, что все недоедали, это стало привычным. Но не есть совсем по несколько дней – это было трудно. Особенно доставалось Нине. Половину всего, что мы добывали, она отдавала младшей, чтобы та не хныкала и не стонала. Нина исхудала и буквально таяла на глазах.

И все же первая слегла не она. Она и не могла себе позволить лечь – на ее руках были дети. Саша промышлял ежедневно и что-то ежедневно нам приносил. Нина все это распределяла, оставляя себе менее всего. Мы были одни, без взрослых, без помощи. Без денег.

Наступал Голод. Летом. А впереди еще трудная зима И надо – выжить.

Выжить маленькой семье, из четырех человек, старшему из которых было всего лишь десять лет, а самой младшей – три года. Выжить маленькой семье, не имеющей ни денег, ни продуктов, ни дров на зиму. Никакой мало-мальски пригодной для зимних холодов одежды. Из своей все они уже повырастали.

Зима приближалась.

15

– Саныч!? Мы думали, что ты давно в Москве. Ну здорово, здорово, где же ты был?

– Не поверите, братцы, но жил я как в раю. Лечился в Медсанчасти. И надо сказать, подправили меня основательно. На долгий срок хватит.

– Ладно тебе, «срок»… Не предрекай. А мы думали или тебя отпустили, или перевели в Москву, по месту жительства.

– Вообще, у меня была такая мысль, что, может, в больницу Саныча «спрятали», – это Андрей, он все знает, – забирали-то в такое время и в такой день, когда формируют команды на лечение. Но так долго не лечат в нашем заведении, я тоже под конец начал думать, что, может, отпустили.

– Ну рассказывай, Саныч, приключения свои, – это опять Володя.

Володя в камере сидит более восьми месяцев. Что он совершил, не знаю, не принято в камере говорить на эту тему, если человек сам молчит, но мы знали, что брали его тяжело, с розыском, взяли где-то на Украине, били, привезли с переломанными ребрами и отбитыми внутренностями, так, что начинал он свою «подследственную» отсидку с больницы, где привели его в человеческий вид. Молодой, здоровый, красивый парень, конечно все заросло довольно быстро. В камере он постоянно делал силовую гимнастику. Грозило ему то ли пожизненное, то ли «вышка», но по нему этого было не заметно, нормальный, уравновешенный, спокойный парень. Когда его вызывали на суд, все в камере за него переживали, волновались, но мне так и не пришлось дождаться в камере решение суда по его делу.

Удивительно мне было наблюдать за этим парнем. Хорошо начитанный, неплохо знает историю, умен, с ним интересно говорить, спорить. В споре заводится «с полуоборота», сразу, спорит азартно, неуступчиво, но без злобы. С удовольствием и увлеченно рассказывал о походах Македонского, Библейские легенды. Со знанием дела и толково рассуждал о сегодняшнем положении в России, в Правительстве, делал интересные прогнозы.

Хороший парень, мне понравился сразу. Чувствовал я и ко мне его какую-то тягу. Через короткое время после моего появления в камере, постепенно осваиваясь в наших отношениях, узнавая меня, он все чаще обращался ко мне за советами по разному поводу. Восхищался часто с детской непосредственностью – «надо же, это ж подумать, почти с министром в одной камере сижу!» С министром – это конечно слишком, но я помалкивал, посмеиваясь про себя.

Заводился Володя не только в спорах, азартен был он и в шахматах. Тут я должен сказать, что такие незаурядные ребята, как Андрей и Володя – чрезвычайно талантливы. Сужу об этом не только по разговорам, наблюдению, спорам, которые мы устраивали до крика, до замечаний охраны через «кормушку» – утихомирьтесь, что за крик! – но когда я пришел в камеру, в шахматах они оба разве что знали, как ходят фигуры. Начали играть. Вначале так, для баловства, но с каждым днем увлекались все сильнее, играли все вдумчивей и интереснее. К концу моего пребывания в камере играли они уже вполне прилично. И если в начале наших «матчей» играл я с ними в «щадящем» режиме, чуть ли не в «поддавки», то постепенно выигрывать у них становилось все труднее и труднее, и, наконец, наступило время их побед. Конечно, играли они не с «мастером», хотя я и обыгрывал некоторые компьютерные программы, но удивительным был сам прогресс их игры за очень короткое время.

Талантливые ребята. Сложись их судьбы по другому, пойди они с самого своего начала по другой тропе, займись они другим ремеслом – стали бы эти ребята классными специалистами в любом полезном деле. Радовали бы они своих матерей, жен, растили бы красивых и смелых детей, радовались жизни своей сами.

Володя почти с первых же дней моего пребывания в камере взял надо мной «шефство», опять-таки вместе с Андреем. К примеру, кто-то в очередь спит на моей «шконке», время прошло, но парень упорно этого не замечает. Володя мощным ударом кулака бьет снизу, он спал на нижней «шконке», по верхним «лыжам» – «эй, приятель, время не соблюдаешь» и парень резво «просыпается».

Если я сплю, а время обедать, Володя будит обязательно – «Саныч, обедать» – сон сном, а обедать по расписанию.

Вот с такими непростыми ребятами сидел я в камере, видел таких и в других местах тюрьмы – и на «иваси», и в больнице, и в общих камерах. Молодые, здоровые, красивые ребята, сгубившие свои судьбы раздольной своей неразборчивостью.

* * *

Мама лежала в больнице. Нас никто не навещал, никто нами не интересовался, а положение наше становилось все хуже. Дома мы постоянно были втроем, мы с Ниной и маленькая сестренка. Саша успевал и навестить мать в больнице, и что-то раздобыть съестного для нас. Это помогало, но очень немного. Мы с Ниной старались накормить маленькую сестренку. Но и она хныкала все реже и все тише. Тоже понимать начинала – беда. У нас посте пенно наступало безразличие. Кто-то там бегал по двору, кто-то кричал под окнами, ничего этого мы не замечали, город для нас словно вымер. Наконец, я слег. Наступило странное ощущение покоя, есть не хотелось, стали опухать руки и ноги. Интересно так казалось, пальцем нажмешь – на руке появляется ямочка. Палец уберешь, а ямочка остается. Ходить я уже не мог, по дому с трудом передвигалась только Нина, как-то помогая нам, младшим.

Стук в дверь. Нина с трудом добирается до двери, долго расспрашивает, кто, зачем. Но слышится голос Саши – «Нина, это я, открой.» Входят две женщины, с ними Саша. Узнаем одну из женщин, это подруга матери еще по первой квартире, у Тобола, звали ее Тоня.

– Ну-ка, ну-ка, ты чего лежишь? Давай, давай вставай. Где ямочки, какие ямочки, ну и что? Пусть будут, а ты вставай, не лежи. Главное, не лежи, двигайся. Нина, давай-ка умой их и переодень во что-нибудь почище. Где ваши карточки, давайте их сюда. Лена, ты здесь побудь, я сейчас, я быстро, только до магазина. Саша, пойдем со мной.

Ушли. Вторая женщина, Лена, рассказала Нине, что их нашел Саша, что были они у матери в больнице, узнали, что мы здесь одни и голодаем, вот пришли посмотреть что и как.

Вернулись Тоня с Сашей. Принесли хлеб и молоко. Сначала младшей, она ест хорошо, ей можно. Нам с Ниной немного, осторожней. После молока почувствовали голод, захотелось есть.