Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы - Джерри Койн

Способ, при помощи которого верующие отличают факт от метафоры, сводится к использованию науки: все, что наука опровергла, тут же становится метафорой, а все прочее остается фактом. Но это просто подчиняет религиозную догму науке. Следовательно, стратегия примиренцев, которые принимают и науку, и традиционную веру, дает человеку двойные стандарты: можно рационально подходить к причинам свертывания крови – и нерационально к Воскресению; рационально к вопросу о динозаврах – и нерационально к рождению ребенка девственницей. Физики, археологи и историки могут сказать, какие части Писания не соответствуют истине, но кто подтвердит то, что ей соответствует? Хороших критериев не существует.

Превращение научной необходимости в богословскую добродетель

Эта тактика не ограничивается превращением ложных религиозных утверждений в метафоры. Далее метафора оборачивается добродетелью. Иными словами, указывая на ошибки Писания, наука дает нам теологию, которая даже лучше, чем то, что удавалось извлечь из Библии в донаучные времена.

Теория эволюции – первоклассный пример того, как богословская мясорубка превращает эмпирические находки науки, которые противоречат Писанию, но убеждают более рациональных верующих, в религиозные добродетели. Очевидная упорядоченность «творения» растений и животных была одним из центральных вопросов «естественной теологии» – дисциплины, которая пытается вывести доказательства существования Бога и его характеристики из исследования природы. До 1859 г. у изобретательности Бога как автора чудесных механизмов приспособления животных и растений (колючих водосберегающих форм пустынных растений, загадочной расцветки камбалы и хамелеона, аэродинамических кожных складок белок-летяг) просто не было альтернатив. Но все изменилось, когда Дарвин объяснил эти «авторские» черты естественным отбором. Лучшее доказательство существования Бога исчезло.

Что сделали апологетики, когда рассказ Книги Бытия был так сокрушительно повержен? Они превратили его опровержение в добродетель, утверждая, что Богу гораздо лучше было творить путем эволюции, чем, подобно волшебнику, вдувать жизнь в неживые сущности. В конце концов, эволюция, вроде как случайная и непредсказуемая, дает Богу такой вид творчества, который был бы недоступен, если бы организмы создавались из ничего.

Так рассуждают и ученые, и богословы, включая биолога-эволюциониста Франсиско Айалу, который прежде был монахом-доминиканцем:

Мир жизни с эволюцией намного интереснее. Это творческий мир, где возникают новые виды и складываются сложные экосистемы, где развился род человеческий.

Генетик и врач Фрэнсис Коллинз восхищается изобретательностью, с которой Бог воспользовался эволюцией, чтобы произвести на свет наш биологический вид:

Заселяя эту Вселенную живыми существами, которая иначе была бы пуста, Бог выбрал для создания всевозможных микробов, растений и животных элегантный механизм эволюции. Самое замечательное, что Бог выбрал тот же механизм для сотворения особых существ, которые обладают разумом, знанием добра и зла, свободной волей и желанием искать с Ним общности. Он знал, что эти существа в конце концов предпочтут нарушить нравственный закон.

Очевидно, что если любое научное достижение вы оправдываете как полностью соответствующее Божественной воле, то наука никогда не сумеет опровергнуть догматы вашей веры. А утверждения, которые невозможно опровергнуть, невозможно и подтвердить.

Выдумывание ответов на сложные и неразрешимые вопросы

Невозможно долго читать богословские тексты, не изумляясь умственной ловкости их авторов при столкновении с серьезными проблемами. Как ученый, я с сожалением отмечаю, что мы могли бы намного больше знать о природе, если бы вся эта ловкость нашла себе применение не в богословии, а в науке – или в любой области, где изучается нечто реальное.

Возьмем, к примеру, вопрос о том, почему Бог скрыт от своих последователей. Даже если рассматривать Библию как книгу в основном аллегорическую, нельзя не заметить, что присутствие Бога – отраженное в чудесах, воскрешениях и прочем – 2000 лет назад было куда заметнее, чем сегодня. И несмотря на «чудеса» Лурда и Фатимы, самым искушенным верующим приходится как-то решать для себя проблему Deus absconditum, или незримого Бога. Наиболее экономная гипотеза сводится просто к тому, что никаких богов не существует, поэтому и в том, что они никак себя не проявляют, нет ничего удивительного. Но для человека религиозного такое неприемлемо, поэтому необходимо какое-то объяснение. Вот ответ от Джона Полкингхорна и его коллеги, социального философа Николаса Биля:

Присутствие Бога скрыто, потому что, если подумать, голое присутствие божественности ошеломило бы конечные существа, лишая их возможности быть самими собой и свободно принимать Бога.

Но имеет ли на самом деле смысл такое заявление? Вот вас, к примеру, ошеломило бы голое присутствие божественности настолько, что вы отвергли бы Бога? Ведь ничего подобного не произошло, когда он явился Моисею в виде пылающего куста или Иову в виде вихря. Наоборот, можно предположить, что «конечные существа» были бы рады получить какие-то осязаемые доказательства своей веры.

Богослов Джон Хот предлагает другой ответ:

Для религиозного опыта существенно, чтобы высшая реальность была недосягаема. Если бы мы могли дотянуться до нее, она не была бы высшей.

Здесь автор прибегает к сомнительной игре слов и, по существу, к тавтологии, которая ничего не доказывает.

Некоторые прогрессивные верующие хотя и неохотно, но признают, что ощущают неловкость от отсутствия Бога. Как ни удивительно, одним из таких людей стал Джастин Уэлби, нынешний архиепископ Кентерберийский, который публично признался в своих сомнениях по поводу существования Бога. В интервью BBC в Бристольском соборе он сказал: «Недавно во время бега я молился кое о чем и закончил таким обращением к Богу: "Посмотри, это все очень хорошо, но не пора ли тебе что-нибудь предпринять – если ты там есть", хотя, вероятно, архиепископ Кентерберийский не должен заявлять подобное». Но при этом Уэлби поспешил добавить, что его сомнения не распространяются на Иисуса, о чьем существовании можно говорить совершенно уверенно: «Мы знаем об Иисусе. Мы не можем дать ответы на все вопросы на свете, мы не можем объяснить страдания, мы не можем объяснить целую кучу вещей, но мы знаем об Иисусе». От моего понимания ускользает, как можно быть уверенным в божественности Христа и при этом сомневаться в существовании Бога. Это все равно что сказать: «Я не слишком уверен в существовании Санта-Клауса, а вот его олени точно существуют». (В самом деле, англиканцы признают Святую Троицу – «Бог един в трех лицах», – так что Иисус и Бог, согласно их вере, – части одного целого.) Так что прогрессивное религиозное сознание по-разному относится к разным догматам, даже если подтверждаются они одинаково малым числом доказательств.

Если какое-то явление требует доказательств, но их никак не удается обнаружить, в науке вполне оправданным будет вывод о том, что данное явление не существует. Примерами могут служить лохнесское чудовище и снежный человек, а также такие паранормальные явления, как экстрасенсорное восприятие и телекинез. Поиски доказательств подобных вещей до сих пор ничего не дали. То же и с Богом, хотя богословы будут возмущены сравнением Бога со снежным человеком. Философ Делос Маккоун дал более лаконичный ответ на вопрос отсутствия Бога: «Невидимое и несуществующее выглядят очень похоже».

А как насчет бессмертия в загробной жизни? Многие страстно жаждут его, но доказательств раздражающе мало. Учитывая, что никто еще не вернулся из мертвых, а все рассказы о переселении душ или околосмертных визитах в рай либо сомнительны, либо противоречивы, либо допускают простое физиологическое объяснение, как нам увериться в жизни вечной? Один из способов – попросту отвергнуть саму мысль о необходимости доказательств, как это делает Джон Хот:

Во всяком случае, если бы я пытался получить научное доказательство бессмертия, я бы, наверное, капитулировал перед лицом узкого эмпиризма натуралистичных верований. Я же скажу, что любая надежда на личное бессмертие – отличная почва для взращивания доверия к жажде познания… Такая надежда разумна, если создает (а я верю, что она способна на это) климат, побуждающий жажду познания к действию до тех пор, пока не будет достигнута полнота бытия, истины, добры и красоты.

Обратите внимание на небрежный отказ от «узкого эмпиризма» – то есть от настоящих доказательств. Но бессмертие либо существует, либо нет, и очевидно, что ответ на такой важный вопрос должен опираться на что-то большее, чем «любая надежда на личное бессмертие». Как можно утолить «жажду познания» без собственно знаний?