Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима - Лидия Винничук

Марку Випсанию Агриппе, зятю Августа, Рим обязан постройкой другого крупного военного порта — порта Юлия в Мизенах, при создании которого были использованы Лукринское и Авернское озера в Кампании. Особенно известен был александрийский порт, значение которого возросло, когда Египет превратился в главную житницу Рима, столицы империи. Между Александрией и Римом курсировал большой торговый флот; в его состав входили огромные для того времени транспортные корабли длиной 55 м и шириной 13 м. Перевозили они от 1200 до 1300 т различных товаров, и Александрия стала одним из самых больших международных портов античного мира.

Совершая далекие путешествия, длившиеся иногда много дней подряд, римляне, как и греки, охотно останавливались отдохнуть и даже переночевать у знакомых. Но в отличие от Греции здесь не существовало особого «права на гостеприимство» и не было специальных соглашений между городами о проксении. В Италии путешественник мог остановиться лишь у родственников или знакомых. Были здесь и гостиницы, постоялые дворы, трактиры, разбросанные вдоль проезжих дорог. Гораций в «Сатирах» описывает такое типично римское путешествие от Рима до Брундизия. Вместе с поэтами Вергилием и Варием и греческим ритором Гелиодором он сопровождал Мецената в его поездке в качестве дипломатического представителя Октавиана для переговоров с Марком Антонием. Останавливаться им приходилось во многих местностях, пользуясь гостеприимством знакомых. Иногда ночевали на постоялых дворах. Путь до Южного побережья Италии занял у них 15 дней.

Насколько было распространено в Риме частное гостеприимство, говорят письма Цицерона и Плиния Младшего. Великий римский оратор, собираясь приехать со своими знакомыми к себе в Тускуланское поместье, заранее предупреждает об этом жену и требует, чтобы все там было готово к приему гостей. «В Тускульскую усадьбу думаю приехать либо в ноны, либо на следующий день. Пусть там все приготовят. Со мной, возможно, будет несколько человек, и мы, полагаю, задержимся там на более долгий срок. Если в бане нет ванны, пусть устроят. Пусть приготовят и прочее, необходимое для питания и здоровья» (Письма Марка Туллия Цицерона, CCCCXLII). (Заметим попутно, что Цицерон не всегда давал поручения своей Теренции таким холодным, властным тоном: близился день, когда, оставив свою первую жену, Цицерон вступит в брак с молодой и богатой Публилией.)

О том, как хорошо приняли Плиния в доме его друга Понтия Аллифана в Кампании, мы узнаём из письма благодарного гостя. Самого Понтия в это время не было дома, но он поручил своим домашним встретить гостя как можно радушнее: «Столько городской и деревенской снеди нанесли мне от твоего имени. Хоть это и бессовестно, но я все взял: и твои меня просили взять, и сам я побоялся, что, если не возьму, ты рассердишься и на меня, и на них.

Впредь, однако, если у тебя меры не будет, она будет у меня. Я уже заявил твоим, что если они опять принесут столько же, то все заберут назад. Ты скажешь, что мне следует пользоваться твоим добром, как своим собственным, — я и буду беречь его, как свое» (Письма Плиния Младшего, VI, 28).

Обращаясь к деду своей жены Кальпурнии Фабату, Плиний сообщал ему, что надеется уговорить своего друга проконсула Калестрия Тирона завернуть по пути в провинцию Бетику (нынешняя Андалусия) в имение Фабата в Умбрии, чтобы осуществить там как должностное лицо формальную процедуру освобождения некоторых рабов. Фабат, очевидно, сомневался, захочет ли проконсул отклониться от своего пути к месту назначения. Плиний заверяет: «Не бойся, что это будет ему в тягость: ради меня он согласится обойти всю землю». При этом Плиний ссылается на то, что он и Калестрий не раз гостили друг у друга: «Я часто уезжал к нему на виллу, он часто поправлялся после болезни в моем доме» (Там же, VII, 16). Фабат готов был выехать навстречу почетному гостю даже в Медиолан, хотя для его возраста эта поездка тяжеловата. «Я. настаиваю, — пишет Плиний, — чтобы ты ждал его дома, в самом доме и даже не переступал порога комнаты. Хотя я люблю его как брата, но он не должен от человека, которого я почитаю как отца, требовать внимания, какого он не потребовал бы от своего отца» (Там же, VII, 23).

Гостиницы в крупных городах располагались близ городских ворот — как сейчас близ железнодорожных вокзалов — или в центре, а в портовых городах — недалеко от пристани. На вывесках гостиниц и постоялых дворов было обозначено имя владельца. Например, в Помпеях были известны гостиницы Гая Гугина Фирма и Сития. Подчас, как и в наши дни, гостиницы имели особые названия: «У орла», «Под мечом», «У сестер» и т. д. Надписи на табличках у входа извещали и о том, какие услуги оказывают в этом заведении, и приглашали непременно ими воспользоваться. Так, одна из надписей гласила: «Здесь помещается гостиница. Триклиний на три ложа и со всеми удобствами». Другая надпись была составлена более искусно:

Выпивка стоит здесь асс. За два асса ты лучшего выпьешь,А за четыре уже будешь фалернское пить.

Латинские эпиграфические стихотворения, 147

На первом этаже обычно находился трактир, на втором — комнаты для постояльцев. Меблировка спальных покоев в гостиницах была скромной, если не сказать примитивной. Она включала в себя ложе (в заведениях низшего разряда — простой топчан), лампу и как обязательную принадлежность гостиниц — ночной горшок. Уже древним был не чужд обычай писать на стенах комнат свои имена или даже выражать таким образом свои мысли и впечатления. Мы знаем, например, такую надпись, оставленную на стене одним из постояльцев в память о своем пребывании в гостинице: «Валерий Венуст, рядовой I преторианской когорты Руфа». Немало сохранилось и надписей весьма нескромных. Так, некто Вибий откровенно начертал на стене, что в комнате этой он спал один, но все время мечтал о своей Урбане. Иные надписи служили как бы предостережением будущим постояльцам, указывая на отсутствие в спальных покоях гостиницы необходимых элементарных удобств:

Мы помочились в постель. Виноваты мы, ладно, хозяин.Но почему же ты нам не дал ночного горшка?

Там же, 149

Итак, не каждый владелец гостиницы или постоялого двора заботился об удобствах гостей, о чистоте и гигиене. Однако и сами постояльцы не всегда вели себя подобающим образом, что вынуждало хозяина помещать на стене комнаты своего рода правила поведения для желающих там переночевать:

Ноги пускай раб омоет и насухо вытрет,Ложе салфеткой покрой, наши платки береги!

Там же, 150

Держатели постоялых дворов и гостиниц не пользовались в Риме доброй славой: их считали ловкачами, старающимися выжать побольше из доверчивого постояльца. О женщинах — владелицах гостиниц говорили даже, будто они занимаются колдовством. Если Апулей в «Метаморфозах» (I, 8) рассказывает, что хозяйка гостиницы — колдунья — умела источники лишать воды, затоплять горы и гасить звезды, то в этих и подобных им сообщениях можно видеть разве что намек на умение держателей постоялых дворов поистине колдовскими способами ловко и искусно обманывать проезжающих. Но от суеверий такого рода не был свободен и св. Августин. В своем трактате «О граде божьем» он пишет: «И мы, когда были в Италии, слыхали такое о некоей области, где, как говорили, женщины, содержательницы постоялых дворов, обученные этим пагубным хитростям, имели обыкновение путешествующим, каким хотели или могли, давать в сыре нечто, от чего те тотчас же обращались во вьючных животных и перевозили все необходимое» (Августин. О граде божьем, XVIII, 18). Наверное, колдовские чары хозяек гостиниц состояли в том, что, когда постояльцы не могли получить там хорошей нищи или вина, они сами должны были, как вьючные животные, таскать себе с рынка желаемую снедь и напитки.

В зависимости от категории заведения и от доходов владельца гостиницы или постоялого двора он держал большее или меньшее количество слуг. К ним относились: сторож или дворник, привратник, трактирный слуга или иной человек, прислуживавший постояльцам. Немалый штат прислуги приходилось держать и на кухне: один из рабов разжигал и поддерживал очаг (функции эти могла исполнять и женщина — фокария); блюда готовил повар, а то и не один; иногда, кроме этого, хозяин держал также колбасника — ботулярия, и кондитера — крустулярия. Среди всех этих лиц, работавших в трактире или в гостинице, мы не видим никого, кто поддерживал бы внутренний порядок в заведении.

В комнатах, где гости обедали, также появлялись надписи на стенах, иной раз прямо обращенные к хозяину. Выражая свое недовольство, гости создавали ему весьма сомнительную рекламу, выглядевшую, например, так:

Кабы попался ты нам на такие же плутни, трактирщик:Воду даешь ты, а сам чистое тянешь вино.

Латинские эпиграфические стихотворения, 148