Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима - Лидия Винничук

Заботясь о поддержании порядка на городских улицах, а также о сохранении в хорошем состоянии мостовых и о том, чтобы предотвратить падение неустойчивых, плохо построенных доходных домов, императоры вводили все новые ограничения для движения колесного транспорта. Адриан издал эдикт, запрещавший сильно перегруженным повозкам въезжать в города. Однако жизнь заставила его отступить от этого строгого предписания, ибо бурный рост монументального строительства в столице империи требовал ввоза в Рим именно «тяжелых» строительных материалов, в том числе каменных блоков огромного веса.

Без каких-либо ограничений могли пользоваться паланкинами весталки и жрецы, отправлявшиеся на поклонение святыням и вообще в поездки с религиозными целями. В эпоху империи право путешествовать со всеми удобствами, в носилках было даровано также женщинам, принадлежавшим к императорской семье.

Спешащих, измученных уличным шумом и многолюдьем, усталых пешеходов, расталкиваемых к тому же носильщиками паланкинов, эти привилегированные особы, удобно устроившиеся на носилках, нередко просто раздражали:

Если богач спешит по делам — над толпы головами,Всех раздвинув, его понесут на просторной либурне;Там ему можно читать, писать или спать по дороге, —Ежели окна закрыть, то лектика и дрему наводит;Все же поспеет он в срок; а нам, спешащим, мешаетЛюд впереди, и мнет нам бока огромной толпоюСзади идущий народ: этот локтем толкнет, а тот палкойКрепкой, иной по башке тебе даст бревном или бочонком;Ноги у нас все в грязи, наступают большие подошвыС разных сторон…

Ювенал. Сатиры, III, 239–248

Не удивительно, что Сенека, призывающий Луцилия стоически относиться к жизни и ее тяготам, вынужден оправдываться перед ним из-за своего пристрастия к носилкам: «Я как раз вернулся с прогулки в носилках; впрочем, если бы я столько же прошел пешком, усталость была бы не большей. Когда тебя подолгу носят, это тоже труд и, видно, еще более тяжелый из-за своей противоестественности. Природа дала нам ноги, чтобы мы сами ходили… Изнеженность обрекла нас на бессилие, мы не можем делать то, чего долго не хотели делать. Однако мне необходимо было встряхнуться, для того ли, чтобы растрясти застоявшуюся в горле желчь, или для того, чтобы по какой-то причине стеснившийся в груди воздух разредился от качания носилок. И я чувствовал, что оно мне помогает, и поэтому долго и упорно двигался туда, куда манила меня излучина берега…» (Сенека. Нравственные письма к Луцилию, IV, 1–2). Путешествие на носилках оказывалось, таким образом, иногда тягостным для человека, сидевшего наверху, — о рабах, несших его паланкин, философ здесь и не вспоминает, хотя именно он в другом своем письме призывал уважать человеческое достоинство раба.

Как осуществлялся контроль за пользованием носилками и действительно ли применяли жесткие санкции к нарушителям привилегии, мы не знаем. Но если подобный контроль и существовал, то всегда находились ловкие пройдохи, способные безнаказанно разъезжать на носилках, не имея на то никакого права. Одну из таких ситуаций описывает Ювенал. Упомянутый сатириком горожанин без труда прокладывал себе дорогу в уличной толпе, указывая всем на паланкин, который несли за ним, задернув занавески, и в котором якобы сидела больная или беременная женщина:

…Так и теснятся носилки, и жены идут за мужьями —Хворая эта, беременна та — всюду тянутся жены.Муж, наторевший в привычном искусстве, для той, кого нету,Просит, а вместо жены — пустое закрытое кресло:«Галла моя, — говорит. — Поскорей пропусти, что ты медлишь?»— «Галла, лицо покажи» — «Не тревожьте ее: отдыхает»

Ювенал. Сатиры, I, 121–126

Житель полуострова, почти со всех сторон окруженного морями, римлянин, однако, долгое время словно не замечал ни красот Нептунового царства, ни пользы, которую оно несло людям, ни угрозы со стороны заморского неприятеля. Он видел в море только грозную стихию, и жить рядом с ней казалось римлянам неудобным и опасным.

Правда, Флавий Вегеций Ренат, автор трактата «О военном деле», писал в IV в. н. э., что «римляне всегда располагали большим флотом и в любой момент могли привести его в состояние боевой готовности — не потому, что их принуждала к тому необходимость — ибо кого им было бояться! — но затем, чтобы показать мощь и славу своего имени». Вместе с тем слово «всегда» мало о чем говорит, ведь нам не известно, к какому периоду относит Вегеций возникновение римского флота. «Кого им было бояться?» На этот вопрос мы может ответить: прежде всего Карфагена. И как раз стратегическая необходимость заставила римлян строить корабли. До появления военной угрозы из-за моря жители Италии не думали об организации обороны на побережье и отнюдь не готовились к битвам на море. Они были всеми нитями привязаны к земле, к пашне, и, как отмечает Катон Старший в начале своей книги «О сельском хозяйстве», самой большой похвалой для римлянина былых времен были слова: «хороший земледелец», «хороший сельский хозяин». Много должно было смениться поколений, прежде чем стало возможным сказать о римлянине: «хороший моряк».

Несомненно, какое-то представление о морских коммуникациях римляне имели и прежде, ведь еще их предки — латиняне соприкоснулись некогда с троянским флотом Энея. Однако мы не знаем даже, каким путем и при помощи каких плавучих средств добрались в конце VI в. до н. э. до Дельф сыновья Тарквиния Гордого. Зато известно, что, когда в III в. до н. э. опаснейшим противником римлян стал Карфаген, они поначалу выступили против опытных карфагенских мореходов на примитивных, лишенных маневренности судах с командой, составленной из недавних земледельцев. Рим долго избегал войн на море, обеспечивая себе мир договорами с Карфагеном. В то время как власть Рима распространялась на суше на все новые и новые области Италии, побережье охраняли от морских разбойников этруски на севере и греки на юге. Далеко не сразу втянулись римляне и в заморскую торговлю, предоставляя греческим городам на юге Италии самим заботиться о своих торговых интересах. Наконец, когда римляне сами начали бороться с пиратством и охранять берега своего полуострова, они не строили собственных кораблей, а захватывали греческие.

Лишь угроза со стороны Карфагена, исходившая для Рима сначала с острова Сицилия, а затем непосредственно из Испании и Африки, вынудила римлян осознать, как важно было господство на море для военного и политического преобладания среди народов античного мира. Они осознали и то, какое значение имели хорошо оснащенные и защищенные морские порты — такие, например, какими обладала Сицилия. Годом рождения римского флота стал 260 год до н. э., когда сенат принял решение построить военные корабли для борьбы с Карфагеном. Таким образом, римские суда не прошли долгого пути эволюции от плотов и простейших лодок до все более совершенных форм, а возникли на основе уже имевшихся готовых образцов.

Первые римские корабли были предназначены для войны, но они же явились прообразом и тех судов, которые использовались для целей торговых и туристических. На принятие сенатом решения о постройке флота повлияло и развитие политических отношений с другими италийскими городами, как об этом рассказывает Полибий. Города, боявшиеся сухопутных сил Рима, перешли на его сторону, но еще больше приморских городов отпали от римлян, опасаясь карфагенского флота. Теперь, чтобы сохранить контроль над всей Италией, римляне должны были бросить вызов Карфагену и на море. «Они видели, что война затягивается и истощает их, а потому в первый раз тогда принялись за сооружение судов в числе ста пятипалубных и двадцати трехпалубных.

Но так как для строительства пятипалубных судов не было опытных мастеров, ибо в то время никто в Италии таких судов не использовал, то предприятие это привело римлян в большое затруднение. И вот здесь-то и можно видеть со всей ясностью величие духа римлян и их отвагу в начинаниях. Действительно, не имея средств к войне на море не то что значительных, но вообще каких бы то ни было, никогда ранее не помышляя о морских завоеваниях и впервые задумавши это теперь, они принялись за дело с такой уверенностью, что решили тотчас, еще до испытания себя, померяться в морской битве с теми самыми карфагенянами, которые со времен их предков неоспоримо владычествовали на море…Когда римляне впервые задумали переправить свои войска в Мессану (ныне Мессина в Сицилии. — Прим. пер.), у них не было не только парусных кораблей, но и длинных судов вообще и даже ни одной лодки. Пятидесятивесельные корабли и трехпалубные они взяли у тарентинцев и локрян, а также у элеатов и неаполитанцев и на этих судах смело переправляли войска. В это время в проливе на римлян напали карфагеняне; один неприятельский палубный корабль в порыве усердия бросился вперед, очутился на берегу и попал в руки римлян». Не скрывая своего восхищения энергией и находчивостью граждан Вечного города, Полибий подчеркивает и то, как помог им этот нечаянный успех: по образцу трофейного корабля римляне и построили весь свой флот, «так что очевидно — не будь такого случая, они при своей неопытности не могли бы выполнить задуманное» (Полибий. Всеобщая история, I, 20, 7, 9—16).