Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Командир полка подтвердил, что приказание понял и приступает к его выполнению. В пакете том как раз и было сказано, что в случае развязывания войны 40–й полк скоростных бомбардировщиков наносит удар по военным объектам.
В десять часов две минуты наши краснозвездные бомбовозы взяли курс на запад.
Уже после войны мы как‑то встретились с Иваном Логиновичем и вспомнили первый день лихолетья.
— Как жаль, что мы не знали тогда о расположении в Восточной Пруссии, в районе Ростенбурга, ставки Гитлера «Волчье логово», — сказал я Федорову. — Можно было разбить его в пух и прах.
— Конечно досадно. Но кто же предполагал, что логово хищника было у нас под боком?..
В ожидании сообщения от майора Могилевского я позвонил в 21–й истребительный полк, стоявший на окраине Риги. Временно нарушенная связь была восстановлена. Я знал, что наши самолеты вышли на перехват фашистских бомбардировщиков, но о результатах Юров пока не докладывал.
— Результаты? — переспросил батальонный комиссар. — Неважные. Из десяти пушечных самолетов эскадрильи капитана Нестоянова половина не вернулась.
— Сбиты?
— Нет, — поспешил успокоить меня Юров. — Сели на вынужденную. Не хватило горючего. Две машины разбиты.
— Ну а летчики, летчики как? — стараясь перекричать шум и треск в телефонной трубке, беспокойно выпытывал я у Юрова.
— Все живы. Посылаем за ними машину. Несмотря ни на что, настроение у людей бодрое, товарищ полковой комиссар. Рвутся в бой.
Несколько позже Юров прислал политдонесение. Написано оно было карандашом, на мятом, оборванном с краев клочке бумаги. В такой напряженной боевой обстановке не до канцелярских формальностей. Главное, что донесение дышало огневой страстью. Я не уловил в нем даже н намека на растерянность. Юров кратко докладывал: сбито девять вражеских самолетов. Старший лейтенант Гаркуша и лейтенант Комиссаров в первых же воздушных схватках уничтожили по две фашистские машины. Самоотверженно, не жалея сил, трудятся техники и механики.
21–й истребительный полк был укомплектован хорошо подготовленными летчиками, и потери он нес в основном не в воздухе, а на земле. Аэродромы, на которых ему доводилось базироваться в первые дни войны, неоднократно подвергались массированным налетам вражеской авиации. «На сегодня, — писал Юров в одном из своих донесений, — у нас осталось шесть исправных самолетов. За последнюю неделю от бомбежек мы потеряли пятнадцать машин».
Забегая вперед, скажу, что, несмотря на потери, полк майора Мирошниченко дрался геройски. Только за июль и август на старорусском и новгородском направлениях его летчики совершили 2366 боевых вылетов, сбили в воздушных боях 87 самолетов, уничтожили 42 танка, 46 автомашин, 5 бензоцистерн, 14 орудий и много другой боевой техники противника.
Личный состав этого полка имел настолько богатый боевой опыт, что, когда потребовалось, ему не нужно было уезжать в тыл на переучивание. За двадцать три дня люди непосредственно на фронте овладели новым самолетом ЛаГГ-3 и продолжали успешно сражаться с врагом.
В Либаве, где мне довелось побывать рано утром, я не смог долго задерживаться, и сейчас, когда мы дали знать, что все запреты на активные боевые действия сняты, меня чрезвычайно интересовало, как там дела, как дерется полк.
Ни Зайцева, ни Головачева в штабе не оказалось. По телефону со мной разговаривал дежурный по части.
— После вашего отлета нас еще раз бомбили, — сообщил он.
— Потери есть?
— Четверо убито, шесть человек ранено.
— А как дела в воздухе?
— Дерутся наши здорово!
В конце дня я узнал от батальонного комиссара Головачева, что с началом активных боевых действий 148–й полк сражался мужественно и организованно. Некоторые летчики провели по шесть и более воздушных боев. Счет сбитых вражеских самолетов открыл капитан Титаев. Фашистский бомбардировщик, подожженный им, упал неподалеку от либавского аэродрома и взорвался.
— А видели бы вы, как работали техники и механики! — не удержался от похвалы Головачев. — Хоть пиши приказ о поощрении каждого из них.
— И надо написать, — поддержал я заместителя командира полка по политчасти. — Сейчас это особенно важно — поднимать боевой дух людей, отмечать их усердие.
— Мы рассказали всему полку о тех, кто особенно отличился, — сказал Головачев. — В частности, о воентехнике первого ранга Загородском. Он, невзирая на бомбежку, и свою машину выпустил в полет, и помог товарищу. Отлично работал водитель автостартера красноармеец Фадеев.
Батальонный комиссар Головачев был опытным, энергичным и инициативным политработником. Он быстро оценивал сложившуюся обстановку и тут же принимал необходимые меры. Подчиненные уважали его как летчика, ценили как чуткого, душевного человека.
Порадовал майор Могилевский.
— Налет на Кенигсберг, Тоураген и Мемель закончился успешно, — сообщил он по телефону. — Был мощный зенитный огонь, но бомбы сброшены точно на объекты. Потерь не имеем.
Это был первый удар наших бомбардировщиков по военным объектам в тылу противника. И на этом примере мы поняли, что измышления гитлеровской пропаганды, будто советская авиация полностью парализована и не способна к сопротивлению, не стоят выеденного яйца.
В суматохе минувшей ночи и необычно горячего дня я не смог позвонить домой и теперь, вспомнив об этом, поднял телефонную трубку: надо успокоить семью. Надо. А как это сделать?
— Началась война. Уезжаю в Митаву, — сказал жене и тут же подумал: «Вот так успокоил. Ну, да ничего. Она все поймет, подруга старого солдата…»
Проезжая по Красноармейской улице, я услышал выстрелы. Били сверху, вероятно, с чердака какого‑то здания. Пули в нескольких местах продырявили крышу «эмки». Шофер побледнел, до хруста в суставах стиснул баранку и на бешеной скорости выскочил на Московскую улицу.
— Тише, — предупредил я его. — Перевернемся или в столб врежемся.
У подъезда к мосту через Западную Двину снова раздались сухие щелчки винтовочных выстрелов. Значит, диверсанты и их местные приспешники активизируются. Они давали о себе знать и перед началом войны: нередко нарушали телефонную связь, производили взрывы и поджоги, из‑за угла убивали военных, в первую очередь командиров и политработников…
Митава от Риги недалеко, и мы доехали по шоссейной дороге довольно быстро. Километрах в пяти от аэродрома заметили в воздухе немецких бомбардировщиков. Шли они в клину девяток, как на параде, без сопровождения истребителей. Вскоре послышались глухие разрывы. «Как там, у Добыта? — подумалось в эту минуту. — Ведь у него нет истребителей, а зенитная оборона слабенькая…»
Спустя несколько. минут я убедился, что воронок ‘па рабочей площади аэродрома фашисты наделали немало, однако ущерб от налета оказался незначительным. Самолеты здесь стали заблаговременно, с двадцать первого июня, рассредоточивать далеко за пределами взлетно — посадочной полосы, и горели сейчас только три машины из полка Филиппа Александровича Агальцова, который только что прилетел в Митаву с какого‑то эстонского аэродрома.
Из‑за дамбы вышел командир 31–го бомбардировочного полка Федор Иванович Добыш. Он доложил, что его часть дважды поднималась в воздух, чтобы избежать удара, но, не имея указаний бомбить вражеские объекты, возвращалась обратно. В третий же раз бомбила колонну фашистских машин и танков.
— Противодействие было сильным? — спрашиваю Добыта.
— Истребителей не встретили, а зенитки лупили изрядно. Но все обошлось благополучно.
Подошел инженер. Сказав, что налетчики разрушили каптерку, он попросил у командира дальнейших указаний.
— Каптерка — ерунда. Надо дозаправить самолеты и быть в готовности, — сухо распорядился Добыш. — Разве не знаете, что в таких случаях делают?
— Как не знаю? — слабо оправдывался инженер. — Да вот беда: начальника базы нигде не найдем.
— Где он может быть? — закипятился Добыш.
Еще по войне в Китае я помнил Добыта как распорядительного командира, который не выносил бестолковщины. Поэтому легко было понять его негодование, когда в самое горячее время начальник базы куда‑то исчез.
Знал я и начальника авиационной базы капитана Рапопорта. Шустрый такой, услужливый, он считался у нас неплохим хозяйственником.
— Где Рапопорт? — спрашиваю у водителя топливозаправщика, только что прибывшего на стоянку.
— Перед налетом был здесь, а когда немцы стали бросать бомбы, побежал вон туда. — И солдат показал рукой на видневшийся неподалеку хутор.
Примерно через час Рапопорта нашли. Ему, конечно, было крайне неудобно за проявленную слабость, и он не знал, куда девать глаза. Я сказал ему, чтобы он срочно организовал заправку самолетов, а об остальном разговор будет позже. Капитан ожидал, видимо, суровых слов осуждения, но, отделавшись, как говорят, легким испугом, ошалело выпалил:
- Виктор Суворов: Нокдаун 1941. Почему Сталин «проспал» удар? - Виктор Суворов - Военное
- Прослушка. Предтечи Сноудена - Борис Сырков - Военное
- Шпионаж - Ганс Берндорф - Военное
- Город. Штурм Грозного глазами лейтенанта спецназа (1994–1995) - Андрей Загорцев - Военное
- Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте - Сергей Кредов - Военное
- Агентурная разведка. Часть 3. Вербовка - Виктор Державин - Биографии и Мемуары / Военное
- Я служил в десанте - Григорий Чухрай - Военное
- Над Арктикой и Антарктикой - Илья Мазурук - Военное
- Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том II - Владимир Пичета - Военное
- Самоучитель разведчика - Льюис Хобли - Военное / Публицистика