Мизантроп - Чингиз Абдуллаев

Вскоре у меня уже не осталось никаких сомнений в том, что я ошибся и скоро здесь появится подполковник Пилипенко. Не успел я додумать эту мысль, как дверь открылась и кто-то посторонний заглянул в комнату. Сержант лениво поднялся, но тот тип только дал отмашку рукой, мол, свои, посмотрел на меня и вышел из кабинета. Поразительно, что этого мужчину в штатском не удивила моя поза. У них, наверное, принято так прессовать гостей, приковывать их к батареям. Мне даже противно было думать об этом.

Хотя работа полиции повсюду одинакова. Они везде не любят нас, а мы – их. Не нужно рассчитывать на особое отношение. Все понятно. Любого бандита можно так вот приковать наручниками к батарее, заставить сидеть на полу. Но когда это делает честный офицер полиции, то оно и не так обидно. Если же такой фортель выкидывает продажный полицейский, то мерзко становится на душе.

Я уже ни на что не надеялся, хотел пить и попросил сержанта дать мне стакан воды. Он открыл глаза, равнодушно посмотрел на меня и снова зажмурился, никак больше не прореагировав на мои слова. Я опять попросил воды, и сержант посоветовал мне заткнуться. Я понял, что напрасно трачу время.

Примерно через час я наконец-то услышал шаги за дверью. Сержант вяло поднялся, когда в комнату вошел сначала мой пожилой знакомый, который встречался со мной сегодня ночью. У него на руках виднелись браслеты. В спину старика подталкивал очень довольный Пилипенко. Физиономия у него была такая счастливая, что мне даже стало обидно. Ведь именно я сдал этого типа подполковнику.

Теперь уже у меня не осталось никаких сомнений в том, что Корякин или его напарник, который мне сразу перезвонил, работали на подполковника. А пожилой тип – звено в их цепочке, возможно, наставник или руководитель, который знает путь наверх. Поэтому Пилипенко так долго отсутствовал. Он просто заставил Корякина выдать своего шефа, угрожая посадить его самого.

Все правильно. Если ты хочешь спокойно заниматься такой работой, то просто обязан сотрудничать с органами полиции. Тогда они закроют глаза на твое сотрудничество с курьерами и связными, которые возят в Пермский край и еще в три соседние области чемоданы с героином и другими наркотиками.

– Садись. – Подполковник показал на свободный стул и толкнул своего подопечного в нужную сторону.

Вскочившему сержанту он приказал выйти из комнаты.

– Вот видишь!.. – удовлетворенно сказал мне Пилипенко. – Ты думал, что я возьму мелкую сошку, это ничтожество Корякина. А я убедил его свести меня совсем с другим человеком. Можешь познакомиться. Это Зигмант Гедра, наш большой друг.

Теперь я понял, почему этот тип показался мне немного странным. Имя очень уж редкое. Очевидно, он литовец, давно проживающий в Пермском крае. Именно этот старичок с аккуратно постриженной бородкой и благообразным лицом, наверное, был бригадиром той самой связки, в которую входили Корякин и его напарник.

– А это наш друг Алишер, с которым вы знакомы, – удовлетворенно проговорил подполковник и посмотрел на часы.

«Ах ты сволочь продажная! – подумал я. – Ты тоже понимаешь, что такое фактор времени, и торопишься быстрее узнать имя связного, чтобы попытаться найти его чемодан среди уцелевших вещей. Но почему ты так задержался? На целых три часа! Ничего не понимаю.

И еще один важный момент. О том, что я встречался с Зигмантом Гедрой, знал только один человек. Корякин, который сидел за рулем. Ай, как нехорошо. Значит, сексот – Корякин! Поэтому Пилипенко знает и о нашей встрече».

– Что вам нужно? – холодно спросил Зигмант. – Я не понимаю причин моего задержания, господин подполковник, и хочу вас уведомить, что успел вызвать своего адвоката. Он знает, куда надо ехать. Вам придется объяснить ему причины, по которым я был задержан и привезен сюда.

– Причины, значит!.. – Пилипенко кивнул, подходя к Зигманту.

Я уже знал, как это опасно. Но Гедра старик, его нельзя бить так, как меня.

– Вам интересны причины? – мягко спросил подполковник. – Вы их действительно не знаете? – Он резко дернул левой рукой.

Да, теперь я понял, что Пилипенко левша. Они часто бывают хорошими боксерами, с которыми трудно драться.

Зигмант согнулся от боли, закашлял. Этот подполковник не успокоится, пока не выбьет из нас имя связного, не завладеет нашим чемоданчиком. Пилипенко участливо смотрел на старика, согнувшегося от боли.

– Теперь ты понимаешь, по каким причинам попал сюда? – спросил он.

Глава седьмая

Все смотрели на Репетилова. Министр нахмурился. Ему вообще не нравилось поведение его первого заместителя в этой командировке с момента появления в Перми.

– В чем дело, Борис Семенович? – спросил вице-премьер. – Что именно вас не устраивает? Вы считаете, что летчики не виноваты? Или мы не совсем правильно предъявляем претензии заводу-изготовителю?

– Нет. Я хотел сказать не про это. Я согласен с тем, что летчики допустили ошибку. Сегодня утром мне говорила об этом Фариза, с которой я побеседовал до вашего появления. Она тоже подтвердила, что там был какой-то мужчина, который о чем-то просил стюардессу, стоявшую у кабины пилотов. Потом появился второй человек, который отменил просьбу первого. Эти показания совпадают с записями самописца, которые мы сейчас выслушали. Но я говорю не о вине погибшего экипажа или завода-изготовителя. Мне кажется необходимым отметить моральную ответственность руководства авиакомпании «Аэромир».

Наступило неприятное молчание. Представитель «Аэрофлота» нахмурился. Руководитель компании «Аэромир» шумно вздохнул. Все ждали реакции вице-премьера, но он молчал, обдумывая слова первого заместителя министра транспорта.

Тогда в разговор вмешался сам министр.

– Я вас не понимаю, Борис Семенович, – громко сказал Пермитин. – При чем тут моральная ответственность «Аэромира»? Это добросовестная компания, к которой у нас нет никаких нареканий. Как вам известно, они являются дочерней структурой нашего «Аэрофлота». Мы всегда старались поддерживать «Аэромир». Теперь я отказываюсь понимать, о какой моральной ответственности может идти речь.

– Летчики частных компаний слишком часто идут на необоснованный риск в целях экономии топлива, – пояснил Репетилов. – Руководство таких предприятий эксплуатирует самолеты без учета технических замечаний, которые возникают практически после каждого рейса. О неисправной системе кондиционирования техники докладывали еще до полета этого «Суперджета», но руководство компании предпочло закрыть на это глаза и выпустить лайнер в рейс. Не говоря уже о том, что капитан первоначально не хотел садиться в другом месте и в конце концов принял ошибочное решение приземляться в Перми. Именно поэтому я считаю, что моральная ответственность руководства компании «Аэромир» должна быть особо оговорена в заключительном документе комиссии.

– Откуда вы знаете о том, что на предыдущем рейсе тоже были проблемы? – поинтересовался губернатор.

– Вот документы. – Репетилов достал бумаги.

Все смотрели на вице-премьера, ожидая его решения. Но он молчал.

– Борис! – снова решил вмешаться министр. – Сейчас не время и не место демонстрировать свою принципиальность. Ведь погибло столько людей! За любую катастрофу всегда несет моральную ответственность руководство авиакомпании и даже министерство транспорта. Но это необязательно указывать в заключении комиссии. Мы все и так подавлены случившейся трагедией.

– Я говорю не об общей моральной ответственности, а о конкретной вине руководства авиакомпании, – упрямо возразил Репетилов.

– Тогда получается, что несколько лет назад мы должны были отметить твою личную вину за катастрофу, не так ли? Беда ведь приключилась в твоей собственной фирме! – резко заявил Пермитин.

Он помнил аварию, которая произошла с самолетом компании, принадлежащей самому Репетилову. Тогда Пермитин работал заместителем министра транспорта.

– Да, – горько сознался Борис Семенович. – Об этом я всегда помню. Тогда именно на мне лежала моральная ответственность за разбившийся самолет. Это я давил на Раздольского, приказал ему выпускать самолет в рейс. Он вынужден был меня послушаться, хотя формально сам являлся директором и отвечал за безопасность полетов.

Наступило тяжелое молчание. Кто-то шумно втянул воздух. Губернатор посмотрел на вице-премьера. Никто не ожидал, что на этом заседании комиссии первый заместитель министра транспорта выступит с подобным заявлением.

– Зачем вы занимаетесь самобичеванием Борис Семенович? – мягко сказал вице-премьер. – Никто вас не обвинял ни тогда, ни сейчас.

– Я сам себя обвиняю до сих пор, – признался Репетилов. – Нужно быть законченным мизантропом, чтобы не чувствовать свою моральную ответственность. Раздольского посадили. Но разве это могло вернуть жизни стольким людям?! Я до сих пор чувствую свою вину. Вот и сейчас у нас столько жертв, а мы укажем в качестве виноватых только погибших летчиков и неизвестных механиков на заводе-изготовителе. Нам нужно быть принципиальными до конца и подчеркнуть моральную ответственность руководства компании «Аэромир».