Мизантроп - Чингиз Абдуллаев

Через минуту слышен крик Алимовой:

«Мы не успеваем!..»

«Попытаюсь…»

«Не успеваем. Бери левее».

«Держись!»

«Там деревья. Осторожнее…»

«Все нор…»

Запись оборвалась. Повисло долгое молчание.

Потом вице-премьер оглядел всех, покачал головой и спросил:

– Почему все молчите? Может, кто-то расскажет нам, что именно произошло? Или не будет никаких комментариев?

– Разрешите? – снова проговорила Сафиуллина.

– Конечно.

– Если совместить показания приборов и записи диспетчеров, то получается, что при подлете к городу кому-то из пассажиров стало плохо. Командир корабля попросил разрешения посадить самолет, не сообщив о том, что у него есть больной, однако затем поменял свое решение. Он перешел на ручное управление, а затем снова включил автопилот. В результате система предупреждения о сближении с землей не работала. Самолет сел не на полосу, а рядом и разбился. Считаю, что вина летчиков однозначно имеется, однако техническое состояние машины также вызывает вопросы. Налицо отказ системы кондиционирования. Все эти проблемы наложились на требование кого-то из пассажиров срочно посадить самолет.

Опять наступило долгое и очень неприятное молчание.

– Снова виноваты летчики, – негромко произнес Астахов, но его все услышали.

– А вы хотели бы свалить всю вину на техническое состояние самолета? – встрепенулся Пермитин. – Это ведь наша новейшая машина. Остальные мы пока не можем запустить в полноценные серии. Если сами будем все время утверждать, что это плохой самолет, то, естественно, никто не захочет на нем летать.

– На нем и так не захотят летать, – сказал бесстрашный Астахов. – После такой аварии. Если мы снова напишем, что виноваты были только летчики, над нами будет смеяться весь мир. Спросят, что за летчики такие в нашей стране, если во всех катастрофах всегда оказываются крайними только они.

– Человеческий фактор никто не отменял, – заметил губернатор. – Есть конкретные виновники любого отказа. Мы знаем, что здесь ошиблись летчики.

– Вы же все слышали, как все события трагически наложились друг на друга, – продолжал возражать Астахов. – Сначала отказ системы кондиционирования, из-за которого, возможно, стало плохо пожилой пассажирке самолета. Затем решение командира лететь на запасной аэродром, ссылаясь на неполадки. Потом он взял управление на себя, после замечания второго пилота перевел самолет на автопилот, но уже поздно. Они поменяли маршрут, который был заложен в компьютере. Когда Савушкин снова выключил автопилот, то, как и положено в таких случаях, прекратила действовать система предупреждения о сближении с землей. Шасси уже выпущены. Тут сказалось изменение маршрута. Командир не попал в полосу, попытался аварийно сесть. При этом «Суперджет», очевидно, задел верхушки деревьев, поэтому развалился и загорелся.

– Я не совсем понимаю, чем отличается версия Лины Борисовны от вашей, Михаил Петрович, – заявил вице-премьер.

– Он хочет сказать, что к аварии привел комплекс причин, включая ошибки пилотов, отказы систем самолета и плохое самочувствие одной пассажирки, – пояснил Пермитин.

– Как мы можем все это написать? – спросил вице-премьер. – Насколько я понимаю, отказ системы кондиционирования не является таким большим недостатком, из-за которого может разбиться самолет? Или я не прав?

– Вы правы, – сразу сказал Пермитин. – Конечно, у новых самолетов бывают определенные недостатки, но они не влияют на безопасность полетов.

Астахов заставил себя замолчать, не стал вторично объяснять, что трагическое наложение всех факторов привело к катастрофе. Вместо этого он демонстративно промолчал. Но ему на помощь неожиданно пришла Лина Борисовна.

– Там было много факторов, – сказала она. – Как человеческих, так и технических. Будет не совсем правильно, если мы обвиним в случившемся только погибший экипаж. Они боролись до последнего, пытались спасти пассажиров.

– Давайте без патетики, – предложил вице-премьер. – Я хочу знать, кто виноват. Какое главное заключение мы можем предоставить? Мы ведь не авиационная комиссия, которая еще будет все проверять, а государственная. Наша задача: установить причины гибели стольких людей.

– Виноваты летчики погибшего самолета, – сказал Пермитин.

– Часть ответственности лежит и на заводе-изготовителе, – быстро добавил губернатор.

– Других мнений нет? – спросил вице-премьер.

Репетилов вспомнил, как настаивал на вылете другого самолета, когда разговаривал с Раздольским, приказывал ему отправить рейс, несмотря на все технические проблемы, как переживал, получив сообщение об аварии. Одиннадцать погибших детей!..

– Есть, – сказал он. – У меня другое мнение.

Интерлюдия

Я снова сидел, ждал, когда появится подполковник Пилипенко, и видел, что сейчас всего только восемь часов утра. Интересно, что этот надушенный подполковник делал в чужом кабинете так рано? Неужели специально приехал, чтобы выбить из меня признания? Непонятно. Значит, он знает гораздо больше, чем обычный подполковник. Еще этот субъект слишком образован. Это сразу чувствовалось. Он не похож на обычных полицейских костоломов. Те мычат, а не разговаривают, а этот умеет тонко пошутить. Он самый настоящий садист, получающий удовольствие от своих действий.

Мне нужно было успокоиться. Сейчас меня снова будут бить, возможно, гораздо сильнее, чем до сих пор. Что его может заинтересовать? Мои связи в Перми. Он не дурак, понимает, что я просто обязан знать, к кому именно летел Лесоруб. Конечно, я соврал, говоря о том, что в Пермь был отправлен Савелий Лубнин. Сюда летел другой связной, о котором я обязан забыть. Лесоруб всего лишь его подстраховывал.

Но я не мог сообщать подробности этому подполковнику. Иначе ему станет понятно, кто именно вез наш товар и чей чемодан следует искать. У Лесоруба обычно была с собой лишь небольшая сумка. С пустыми руками он выглядел бы весьма странно.

Пилипенко будут интересовать мои связи в Перми. Он приехал в этот райотдел так рано лишь для того, чтобы допросить меня.

«Успокойся и подумай, что можешь сделать!.. – приказал я самому себе. – Пусть даже ты не выдержишь и сдашь Корякина. Это, конечно, плохо, но ниточка будет длинной. Можно почти со стопроцентной уверенностью говорить, что Корякин не знает Геолога, который является здесь главным. Интересно, почему его все зовут Геологом?.. Неужели он когда-то занимался этой благородной наукой? Если так, то его легко можно вычислить.

Думай о другом. Пилипенко не является офицером этого райотдела, иначе вел бы допрос в своем кабинете. Он пришел сюда впервые, так как с интересом рассматривал содержимое чужого стола. Подполковник достал нож, раскрыл его, посмотрел и положил обратно. Значит, это не его кабинет. Он здесь никогда не был.

Так, пойдем дальше. Пилипенко знал обо мне достаточно много. Ему известно, как и зачем я приехал в аэропорт. Он быстро сумел вычислить гастролера. Что это? Гений сыщика или меня просто заложили? Скорее второе, иначе они проверяли бы все гостиницы. Значит, меня сдали, поэтому так быстро взяли в отеле и привезли сюда. Пилипенко появился здесь уже в половине восьмого утра. Нет, даже раньше. Он желал срочно меня допросить.

Стоп. Здесь важна эта самая срочность. Значит, он не мог подождать. Почему этот пахнущий парфюмом подполковник появился здесь так рано? Только ли потому, что я был взят в отеле?

Меня могли продержать до девяти часов утра с этими вонючими бомжами, а потом допросить. Я бы никуда не делся. Это только в романах можно легко сбежать из КПЗ. В жизни так не бывает. Я спокойно просидел бы сколько надо рядом с омерзительными соседями. Меня допросили бы после девяти. В десять или в одиннадцать. Они никуда не должны были торопиться, но спешили.

Значит!.. – От волнения у меня пересохло в горле. – Выходит, подполковник знает, что нужно допросить меня до начала рабочего дня и выяснить, где находится груз, который вез наш курьер. Он точно в курсе насчет багажа и всего лишь проверяет, насколько его сведения совпадают с моими показаниями. Пилипенко будет бить меня до тех, пор пока я не расскажу о нашем курьере. Это надо делать до девяти утра, когда начнется следующий рабочий день.

Они хотят перехватить наш груз, – ошеломленно понял я. – Если меня сдали, то наверняка сказали, зачем я сюда приехал. Теперь Пилипенко бьет меня не для того, чтобы понять цели моего появления. Ему нужен наш чемодан. Он выколачивает из меня имя курьера, чтобы найти груз.

Как это я сразу не понял? Этот бравый подполковник – не идеальный полицейский герой, а оборотень, связанный с мафией, который собирается выколотить из меня несколько миллионов долларов. – Я сжал зубы. – Значит, они просто хотят отобрать наши деньги. Поэтому Пилипенко так рано сюда приехал. Да, чтобы выбить их из меня как можно раньше.

Нет, я так просто не сдамся. Пусть достанет нож и разрежет меня на кусочки. Я ничего не отдам им.