Михаил Абрамович Мильштейн - Nataly

Возможно, в моем назначении определенную роль сыграл Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, который в то время был заместителем министра обороны и знал меня лично по Западно­му фронту. Но это лишь предположение.

Так или иначе, но в декабре 1953 года я был назначен началь­ником кафедры, которая стала называться по-новому: кафедрой разведки и вооруженных сил иностранных государств, и прора­ботал на этой должности до 1972 года, до увольнения из Воору­женных Сил по возрасту, то есть почти двадцать лет. Пожалуй, аналогичных случаев в истории академии было не так уж много. И не потому, что я крепко держался за свою должность или отказывался от предложений перейти на другую работу. Нет, от меня ничего не зависело. Просто так сложилась моя судьба, и я ни о чем не жалею. Сколько интересных, необычных военачаль­ников я встретил за эти годы, сколько работ было написано и из­дано мною за время работы в академии! Рассказать обо всем этом невозможно.

Даже простое перечисление имен тех, кто стоял во главе ака­демии, показывает, в подчинении каких замечательных людей и крупных военных деятелей мне посчастливилось служить: Мар­шалы Советского Союза М.Захаров и И. Баграмян, генералы ар­мий В. Курасов, Г. Маландин, С. Иванов, В. Иванов, А. Радзиевский и другие. Конечно, все они были разными людьми с нелег­кими характерами, да и к работе каждый из них предъявлял свои требования. Тем не менее, несмотря на все мои недостатки, я в целом, видимо, отвечал их требованиям, проработав начальни­ком кафедры 20 лет и пройдя путь от полковника до генерал-лей­тенанта. В 1968 году мне присвоили ученое звание профессора.

Семья все это время жила своей жизнью и своими заботами. Старший сын Игорь в 1950 году поступил на химический фа­культет Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. В те годы еврею поступить в Московский уни­верситет было трудно, но помогло знакомство жены с деканом факультета. Окончив университет, Игорь, однако, не получил той работы, о которой мечтал.

Еще хуже обстояли дела у младшего сына Вадима. Он в 1959 году закончил переводческий факультет Московского институ­та иностранных языков имени Мориса Тореза по специально­сти переводчик английского языка. Все его товарищи давно на­шли себе место под солнцем, а он все бегал в поисках работы. Куда бы он ни обращался, как только дело доходило до фами­лии, ему тут же под разными предлогами давали от ворот пово­рот. Вадим был готов на любую работу, связанную с его специ­альностью. Интересно отметить, что даже заведующая отделом кадров института всячески старалась помочь ему, но и ее за­ступничество не принесло результатов. Вспоминаю, как однаж­ды она позвонила ему домой и сказала, что одному из москов­ских банков срочно нужен переводчик, дала телефон с кем на­до переговорить и предупредила, чтобы он сразу же ей отзвонил по окончании беседы. Я присутствовал при этом разговоре. Сын тут же набрал номер телефона. Состоялся примерно такой диалог.

Мне сказали, что вам нужен переводчик английского язы­ка? — спросил он.

Да, и срочно. Вы могли бы приступить к работе уже сегод­ня? — ответили ему.

- Я могу приступить к работе хоть сейчас.

-Тогда давайте, приходите немедленно. Мы закажем вам пропуск. Как ваша фамилия?

Как только сын назвал свою фамилию, настроение на другом конце провода резко изменилось. В конце концов, сыну сказали, что сегодня приходить не надо, когда он понадобится, ему по­звонят. Так обычно завершались и другие переговоры. Я всяче­ски пытался ему помочь, к кому только я ни обращался, но все мои потуги оказывались тщетными. Настроение у сына было от­вратительным. Вадим находился на грани срыва. И все же на­шелся один добрый человек, мой бывший подчиненный, кото­рый работал редактором спортивного журнала, освещавшего проблемы спорта за рубежом. Он без всяких вопросов тут же со­гласился принять сына на работу. К тому времени с момента окончания им института прошло больше года. Таковы «гримасы» прошлых лет...

Где-то проблема фамилии (вернее, национальности) не игра­ла решающей роли (как это было со мной), а где-то она служила непреодолимой преградой (как это было с моим младшим сы­ном). Все зависело от взглядов и убеждений тех, кто решал воп­росы приема на работу. Самое любопытное в истории с моими сыновьями было то, что оба они по паспорту числились русски­ми, поскольку их мать, моя жена, была русской. Даже моя внуч­ка Оля испытала на себе «пагубное» влияние фамилии Мильштейн (мать ее тоже русская), но тем не менее с гордостью про­должала ее носить и после своего замужества. Спасибо Георгию Аркадьевичу Арбатову и его тогдашнему заместителю Виталию Владимировичу Журкину, которые помогли ей устроиться на ра­боту в Институт США и Канады.

Дальнейшая судьба Вадима сложилась, впрочем, вполне бла­гополучно. Он стал доктором исторических наук, проработал в Швейцарии около пяти лет и затем долгие годы трудился в од­ном из гуманитарных институтов Академии наук СССР.

Мои взаимоотношения с ГРУ в тот период носили сугубо фор­мальный характер и касались главным образом получения тех или иных информационных материалов. Поскольку моя кафедра в Академии была переименована в кафедру разведки и вооружен­ных сил иностранных государств, мы помимо изучения «против­ника» выполняли теоретические задания, касающиеся вопросов стратегической и оперативной разведки. Обучали будущих специалистов принципам и методам работы с техническими средст­вами разведки, в том числе с космическими и радиотехнически­ми. Меня как начальника кафедры время от времени приглаша­ли в Главное разведывательное управление на отдельные совеща­ния, сборы начальников разведок округов, показ новейших дос­тижений военной техники. Конечно же, я не имел никаких кон­тактов с агентурной службой.

В ГРУ в 60-е годы заместителем начальника управления слу­жил мой близкий друг генерал-полковник X. Мамсуров.

Этот необыкновенный человек, будучи в годы гражданской войны в Испании советником республиканского правительства по ведению партизанской войны, за участие в боевых действиях был награжден двумя боевыми орденами. В Испании его знали многие. Генерал общался с Эрнестом Хемингуэем, дружил с Ми­хаилом Кольцовым, Ильей Эренбургом. Там он познакомился и со своей будущей супругой. По возвращении из Испании Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров продолжал работать в Главном раз­ведывательном управлении.

Потом мы с ним встретились на войне. Он командовал кава­лерийским корпусом и в конце 1944 года стал командующим ар­мией. Получил звание Героя Советского Союза. Мы были близ­ки с ним до последнего дня его жизни, и я горжусь этой дружбой.

После войны Мамсуров окончил Академию Генерального штаба и через некоторое время его приняли на работу заместите­лем начальника ГРУ. В то время, когда министром обороны был Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, начальником Главного разведывательного управления работал генерал армии Сергей Матвеевич Штеменко.

Вот что мне в свое время поведал Мамсуров (об этом я еще ни­кому не рассказывал). Незадолго до поездки в Югославию Г. К. Жуков вызвал его к себе и поделился с ним своим решением о формировании бригад специального назначения, исходя из воз­можного характера будущих военных действий в том регионе. Эти бригады должны были быть сравнительно небольшими (до двух тысяч человек), вооруженными самым совершенным и мощным легким оружием. Предполагалось собрать в единый кулак отбор­ный, физически сильный личный состав, обученный приемам ве­дения ближнего боя, карате, десантированию с воздуха и пользо­ванию современными взрывчатыми веществами. Формирование этих бригад Георгий Константинович возложил на Мамсурова.

У Хаджи-Умар Джиоровича Мамсурова был друг, которого он знал много лет, - генерал Туманян. В то время он занимал должность заместителя начальника бронетанковой академии по по­литической части. Туманян приходился дальним родственником Анастасу Ивановичу Микояну. Будучи женатыми на сестрах, они часто встречались и относились друг к другу по-дружески.

Мамсуров рассказал о встрече с Жуковым и его указаниях Ту­маняну, тот, в свою очередь, решил доложить об услышанном А.И.Микояну. Микоян, вто время первый заместитель председа­теля Совета Министров СССР, воспринял рассказ Туманяна очень серьезно. Первый вопрос, который, он ему задал, звучал примерно так: «А могут ли эти бригады быть выброшены с возду­ха на Кремль?» Туманян ответил утвердительно.

Услышав это, Анастас Иванович поспешил на доклад к Ни­ките Сергеевичу Хрущеву. В воспаленном воображении Микоя­на, воспитанного на теориях «заговоров», по-видимому, сразу родилась мысль о намерении Жукова подготовить военный пе­реворот с помощью бригад специального назначения. Именно в таком или примерно таком ключе он, судя по всему, доложил о разговоре Хрущеву. Тот, конечно, согласился с Микояном, ис­пугался, и в результате Георгий Константинович Жуков был от­странен от должности министра обороны. А Сергей Матвеевич Штеменко, как протеже Жукова, был снят с должности началь­ника ГРУ С той поры по инициативе Первого секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР Н.С. Хрущева на должность начальника Главного разведывательного управле­ния, понятно по какой причине, стали назначать только ответ­ственных сотрудников КГБ. Такое решение свидетельствовало о явном непонимании задач и обязанностей военной разведки, которые не только не совпадают, но иногда и противоречат службе контрразведки. Вначале пост начальника ГРУ занял ге­нерал армии Герой Советского Союза И.Серов. Я несколько раз встречался по делам кафедры с генералом Серовым. Меня поражала узость, ограниченность его взглядов, и невольно воз­никал вопрос, как такой «маленький» (по всем меркам) человек мог дослужиться до столь ответственных постов. Кстати, высо­кое звание он заработал, осуществляя в 1944 году руководство незаконным выселением крымских татар, чеченцев, ингушей и других народов с их родных мест. В дальнейшем он оказался большим другом перешедшего на службу к англичанам полков­ника Пеньковского. Как выяснилось в ходе судебного процесса над британским шпионом, генерал армии всячески содейство­вал предателю в его поездках за границу, в доступе к секретным материалам.