Волк. Молодость. - Виктория Гетто

…Вечер. Горят костры. Бойцы с аппетитом ужинают. Словно и не было кровавой мясорубки днём. Впрочем, почему бы не радоваться? Они сделали точно так, как завещал великий русский полководец Кутузов: 'Ваша задача — заставить как можно больше мерзавцев умереть за свою Родину'*. Вроде бы так. (* - автор прекрасно знает, кому в реальности принадлежит эта фраза. ) И завещание выполнено и перевыполнено. На поле насчитали почти семь тысяч мертвецов. В плену — пять сотен. Большинство из них — раненые. Сейчас пленники копают братскую могилу для своих павших. Сбежало, причём очень недалеко — около двухсот. И хотя бы здесь специалисты Льян оказались на высоте, догнав и вырубив всех рёсцев без всякой жалости. В наших трофеях — обоз, куча запасного оружия, впрочем, и собранного на поле боя хватает тоже, доспехи… Короче, столько добра, что даже не знаю, что с этим делать. Зато прекрасно это знает мой суперинтендант, младший лейтенант Рург Тарс. Молодой парень семнадцати лет от роду. Его подчинённые сейчас шерстят добычу полным ходом. И, как я вижу, он в этом деле действительно разбирается. И куда лучше меня. Так кто на что учился!

Я откладываю ложку в сторону. Ужин закончен, и сейчас мне предстоит неприятное занятие. Даже очень мерзкое. Допрос пленников. Естественно, что не простых солдат — они мало что могут знать, а командиров рёсцев, которых взяли в плен всей кучей. Вздохнув про себя, встаю, и сразу за мной двигаются охранники. Идём по лагерю, отходим в сторону, где разожжён большой костёр. Возле него четыре связанных тела. Думать о них, как о людях, я не хочу. Это - 'языки', которые должны дать мне информацию. Появляется Льян. Хмурая и молчаливая. Усаживаюсь на обрубок бревна, хлопаю ладонью рядом.

— Присаживайся. Девочка.

Та удивлённо смотрит на меня, но послушно устраивается на обрубке. Машу рукой:

— Давайте первого.

Самого толстого и низкого вздёргивают на ноги, ставят передо мной на колени. Внимательно рассматриваю плоское лицо, редкую чёрную бородёнку:

— Имя?

Льян каркает незнакомое слово. Тот вздрагивает, потом выплёвывает нечто, от чего девушка краснеет, потом с маху бьёт рёсца по щеке. Я кладу ей руку на плечо:

— Спокойнее. Молчит?

— Ругается, тварь!

Делаю знак охране. Мгновенно передо мной кладут чурбак, на который притягивают руку пленника. Беру поданный мне молоток, повторяю:

— Имя?

Тот шипит сквозь зубы нечто непроизносимое, и по багровеющему виду Льян видно, что это нецензурно. Тюк!

— Ыыыыы!

Молоток плющит ноготь указательного пальца. Брызгают крошечные капельки крови. Повторяю:

— Имя.

Теперь можно понять. Захлёбываясь, тот торопливо выпаливает:

— Гырк…

Дальше меня не волнует.

— Сколько вас было?

Снова каркает девушка, переводя мой вопрос. Тот снова молчит. Тюк!

— Уууууууууу!!!

Замахиваюсь, но рёсец начинает тарахтеть, словно запись, пущенная по кругу. Льян внимательно слушает, время от времени донося до меня смысл его слов:

— Восемь тысяч воинов. Тысяча конных. Тысяча лучников. Три тысячи — тяжёлая пехота. Остальные — лёгкие воины. В обозе — два требучета…

— Достаточно, Льян. Спроси его, что слышно по поводу других подкреплений мятежникам?

Девушка тарахтит, а я многозначительно поигрываю молотком. Расширившиеся до состояния круглости узкие глазёнки полный таким ужасом, что тот выплёскивается через край. Ответное шипение–рычание, и 'специалистка' переводит:

— Готовится большая армия. Он точно не знает, но вроде как даже обещают королевскую гвардию.

Это мне непонятно, и поэтому я переспрашиваю, на этот раз её:

— Что значит, королевская гвардия?

…Что‑то девочка сбледнула с личика…

— Мамонты. Боевые мамонты империи.

— Мамонты?!

Переспрашиваю я её, и, дождавшись утвердительного кивка, начинаю смеяться:

— Боги! Да поскорей бы уж! Ха–ха–ха!

Льян с удивлением смотрит на меня, и глаза у неё тоже становятся круглыми от изумления. Наконец, успокаиваюсь:

— Ладно. Всё–всё. А раньше никого не будет? В смысле — противника?

Снова тарахтящее шипение рёсской речи, и я задумываюсь на тем, что попади я в империю, мне бы пришлось куда хуже: даже после единственной попытки произнести полностью имя этого Гырка, у меня зверски заболели связки и запершило в горле.

… — Вроде как должен подойти отряд пехоты. Но небольшой. Всего пять сотен. И это не рёсцы, а фиорийские бароны.

Киваю, что услышал. Ладно. Пора заканчивать.

— Уберите этого, ребята, пока в сторонку. Послушаем остальных…

Выводят другого. Худой, даже болезненно худой, можно сказать, и глаза злые, до безобразия.

— Имя?

Тюк! Молчит. Тюк! Тюк! Ах ты ж, сволочь!

— Поднять его и посадить на пень.

Солдаты переглядываются, но выполняют приказ.

— Льян, ты знаешь, чем отличается мужчина от женщины?

Неожиданно девчонка багровеет, но кивает в знак согласия. Протягиваю руку, разрезаю неприятно пахнущие штаны, высвобождая сморщенный стручок пленного между ног. Затем снова беру молоток:

— Не дойдёт через голову, дойдёт через ноги…

Тюк! Левая тестикула плющится. Непередаваемый звук, напоминающий сглатывание. Потом глаза пленника закатываются под лоб. Сержант смотрит на него, отворачивается:

— Перестарались, сьере капитан. Готов он.

— Думаешь? А вот если я ему добавлю по второму? Оживёт?

— Мертвец?!

— Ну, разумеется, сьере капитан.

— Вот сейчас и проверим…

Замахиваюсь молотком, и тут неожиданно мертвец орёт благим матом на чистейшем фиорийском:

— Не на–а-адо!!

И глазки сразу появляются, и сам оживает. Все смотрят на него, раскрыв рты от изумления, хорошо, что хоть не развязали. Этот рёсец всё сделал идеально. За исключением одного — когда я заикнулся о втором, гхм, яичке, нервы сдали, ресницы дрогнули. Льян настораживается — ни дать, не взять кошка, вздыбившая шерсть. Потом поднимается, смотрит на меня, я киваю, в знак согласия. Девушка рвёт на пленнике халат, обнажая грудь. Там татуировка в виде лапы дракона. Или кто тут водится? Она даже присвистывает от возбуждения, кончик носа бледнеет — чего это она так вдруг так разволновалась.

— Твой клиент, Льян?

— Да, сьере капитан. Точно, мой. Ближний слуга владык.

— Ого! Тогда да. Тебе помочь? Я знаю ещё пару штук. От них даже мертвецы разговаривают. У нас на Островах долгими зимними вечерами делать нечего, вот и придумываем всякие способы…

Цинично улыбаюсь, отмечая при этом, как сереют лицом прочие пленники. Отлично. Зато запираться не станут.

— Ладно, девочка, убирай своего, и давай быстренько покончим с остальными. Договорились?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});