Книга теней - Джеймс Риз

– Ага, – бухнула, точно в колокол, ключница, – ты сама это признала; ты призналась, что обвиняемая действительно сбежала, ускользнув от наказания.

– Нет! – воскликнула мать Мария. – Она действительно уехала, но у нее не было причины «бежать». – Затем мать Мария обратилась к мэру как представителю закона: – Позвольте напомнить, месье мэр, что ни надо мною, ни над моей племянницей не тяготеет обвинение в нарушении какого-либо закона.

– Ведьма! – раздался в ответ вопль, который подхватили многие из присутствующих. Мэр же отметил, что раз Сатана формальностей не соблюдает, то и солдатам Христа делать это незачем. Другие полностью с ним согласились.

Мать Мария напрягла голос и попыталась перекричать тех, кто выкрикивал обвинения:

– В чем вы меня обвиняете, скажите! Если это судебный процесс, то мало иметь преступников, нужно также преступление.

Мэр принялся доказывать, что данное расследование не является официальным.

– Ах, дорогой мой, – возразила мать Мария, – и вы, и все здесь присутствующие хорошо понимаете, что официальное или нет, но расследование есть расследование.

Мэру между тем удалось несколько утихомирить воспитанниц.

– Матушка, – проговорил он тихо, но чувствовалось, что ему едва удается сдерживать свои эмоции, – пока что вас еще никто не обвиняет ни в каком преступлении.

Пока , отметила я про себя.

Но тут сторонницы сестры Клер, словно заранее сговорившись, обрушили на мать Марию новый поток еще более сумасбродных и безумных обвинений. Одна нелепица следовала за другой, каждое слово свидетельских показаний дышало ложью.

– Она позволила демонам свободно разгуливать среди нас! – Это сестра Клер. – Разве одно это не считается преступлением у истинных христиан? – Затем, обращаясь к мэру и постаравшись придать голосу оттенок рассудительности, директриса повторила опять: – Разве это не преступление, а ты не преступница?

– Не я, а ты, – вскипела мать-настоятельница. – Ты вместе с твоими орудиями преступления, молотком и гвоздем! Ты, которая воспользовалась беззащитностью Елизаветы; и разве не ты едва не забила до смерти бедную Геркулину? Лучше бы ты так боролась со своими порочными помыслами. Ты… Ты… язычница!

Только теперь вспомнила я о гадком замысле сестры Клер. Я позабыла о нем, когда выбиралась из погреба; позабыла, когда мной овладела назойливая мысль о побеге. Ах, какой виноватою я себя чувствовала! Я оставила юную Елизавету в лапах этой злой интриганки, которая виртуозно исполнила задуманный план, состоявший в том, чтобы воспользоваться проказою Перонетты, извлечь из нее выгоду, взбаламутить легковерных девиц и в итоге самой стать настоятельницей.

Но как узнала мать Мария о безбожной выходке сестры Клер? Без сомнения, тем же путем, каким сестра Клер узнала, что я занимаюсь с Марией-Эдитой.

В этом ей помогли хитросплетения монастырской жизни с ее тайно возникающими и вскоре распадающимися союзами и группками, с ее паутиной благоволений, вражды и тайных привязанностей.

– Всякого демона должна неминуемо настигнуть смерть! – последовал приговор сестры Клер. – Это из-за тебя юная чертовка до сих пор среди нас. Иди посмотри, что за беду навлекла эта тварь на мою Елизавету, полюбуйся!

Девицы при этих словах взвыли от страха; многие стали биться в истерике и визжать; одна воспитанница осведомилась, чья это работа, стигматы: Господа или Его врагов?

– Прекратите этот театр! – воскликнула с презрением сестра Екатерина. Конечно, она понимала, что никаких стигматов у бедной девочки нет, они фальшивые, а вся история с ними сплошной фарс. Но сколько монахинь в них верило? Сколько сомневалось? И сколько человек из тех, кто не верил, дерзнули бы открыто восстать против сестры Клер?

Сестра Клер… Должно быть, в этот момент она обернулась к стоявшему позади нее мэру, потому что я расслышала, как она скомандовала ему:

– Заберите у нее монастырь, сей Божий дом, некогда вверенный ее попечению.

– И который остается таковым до сих пор, – поправила директрису мать Мария и, обращаясь к мэру, пояснила: – Она домогается власти с той самой поры, как меня назначили настоятельницей… И позвольте заметить, месье мэр, со всем подобающим вашей должности почтением, что вы все же являетесь носителем власти светской, а не духовной, и потому в делах такого рода…

– С той самой поры, как ты купила сей Божий дом на сатанинские сребреники! – Тут сестра Клер, видимо, бросилась к матери-настоятельнице, потому что я услышала шум переворачиваемых стульев, а присутствующие начали быстро и сбивчиво читать молитвы громкими испуганными голосами.

Как могло случиться, что дело дошло до подобного ужаса так быстро? Теперь я действительно испугалась: если оказалось возможным так обращаться с матерью-настоятельницей, то можно представить, что они сделали бы со мной. Мне следовало немедленно бежать прочь. Но я осталась у двери, услышав, как мать Мария разразилась рыданиями. Вскоре от ее самообладания и от ее изящества не осталось и следа. И лишь тогда ей, слабой и сломленной, предложили высказаться в свою защиту. Но у нее уже не хватило сил.

Я стояла у двери библиотеки, слезы катились по моим щекам. Даже приложила к щели ухо, чтобы все лучше расслышать. Я вяло оперлась на косяк, и пальцы мои рассеянно ощупывали неровности и шероховатости. Конечно, я помнила о необходимости соблюдать осторожность и не подошла совсем близко: едва слышный шорох и мелькнувший в щелке под дверью белый ботинок могли меня погубить. Время от времени мне приходилось отодвигать носком ботинка Малуэнду, когда та подбиралась к двери чересчур близко: она подсовывала под нее лапу, пытаясь открыть, фыркала, когда из щели тянуло спертым, тяжелым духом, и немудрено, ведь столько людей собралось в совсем небольшой комнатке.

После того, как матери Марии задали еще несколько вопросов о том, где находится Перонетта, на которые она не ответила, – возможно, потому, что действительно этого не знала (обо мне, к счастью, более не было сказано ни слова, будто все про меня забыли), – мэр приготовился объявить приговор .

– Как это возможно! – воскликнула сестра Екатерина. – Неужели он вынесет приговор матери-настоятельнице? Месье, – обратилась она к мэру, – простите меня, но разве не епископ должен…

– Искать доказательства? Какие тебе еще нужны доказательства? – вскричала сестра Клер, заставив юную сестру Екатерину замолчать. – Хорошо. Пускай перед вынесением приговора будет представлено еще одно доказательство! Пусть все убедятся , что она продала душу дьяволу! Пускай сам язык ее выдаст грешницу по наущению падшего ангела, закосневшего в зле!

Перебросившись несколькими быстрыми фразами с директрисой, мэр объявил, что готов прослушать, как мать-настоятельница прочтет «Mater Dei»[21] и «Pater nostrum»[22], причем сперва по-французски, а потом на латыни.

– …И пусть язык ее либо спасет хозяйку, – заявил мэр в подражание прокурорскому тону сестры Клер, – либо выдаст ее нечестие; да, нечестие и любой заключенный ею союз с адскими силами. Пускай…

– Да, пусть говорит! – рявкнула сестра Клер, обращаясь к своей марионетке. (Издавна считалось, что нечестивый язык не в силах прочесть «Отче наш» без ошибки. Молитву «Богородице Дево, радуйся», которая, похоже, не представляла трудности для одержимых бесами, мэр добавил просто так, для большей убедительности; власть его носила характер светский, и в делах духовных сестра Клер с легкостью направляла его в ту сторону, куда ей требовалось.

Мать Мария принялась читать, а что ей еще оставалось? Сперва по-французски – ни единой погрешности. Но все знали, что она споткнется именно на латыни – языке Господа и святой церкви. И вправду сказать, кто сумел бы прочесть «Mater Dei» при таких обстоятельствах без сучка, без задоринки?

«Ave Maria, gracia plena, dominus tecum…» – не слышно ни звука, только ее голос, медленный и уверенный. Одна-единственная запинка, оговорка, и… Я так боялась за нее, боялась, что она не сумеет прочесть молитву одним духом, одним махом, и притом безупречно. Сколько раз в жизни она произносила ее? Однако нынешний случай был совсем другой.

Мать Мария закончила. Обе молитвы она прочла на обоих языках безукоризненно. И все зря.

Сестра Клер громко выразила неудовольствие – она явно боялась, что мать Марию придется оправдать, – и угомонилась, лишь когда мэр огласил вынесенный им приговор: мать Мария должна была немедленно покинуть монастырь. Ее следовало доставить в деревенский дом собраний и содержать там под стражей до тех пор, пока не будет организован ее переезд.

– Переезд куда? – спросили одновременно с десяток девичьих голосов. Они звучали обеспокоенно. Не получив ответа, воспитанницы заголосили, жалуясь, что боятся, как бы монахиня, спознавшаяся с дьяволом, не осталась где-то поблизости.