Главная тайна ГРУ - Анатолий Максимов

После начала Второй мировой войны (сентябрь 1939 — июнь 1941) советская разведка смогла выявить следующие тенденции в оперативной обстановке последних мирных дней: неизбежность войны; истинные устремления Германии, Великобритании, США в отношениях с СССР; самые неблагоприятные варианты развития ситуации для СССР, когда он мог оказаться один на один с Германией против коалиции европейских государств. Наконец, она смогла детально осветить военную, военно-экономическую и политическую подготовку Германии к агрессии против СССР. И назвала точную дату нападения.

Информация имеет три равнозначные по важности оценки и в упрощенном виде может быть охарактеризована формулой САД. Где «С» — секретная, «А» — актуальная, «Д» — документальная. Трехсторонняя оценка информации определяет степень ее полезности с точки зрения доверия к ней, то есть достоверности.

Так вот, информация разведки к июню 1941 года характеризовалась чаще всего двумя категориями оценки «С» и «А» — секретная и актуальная. Так, например, в архивном деле агента-антифашиста Корсиканца, сотрудничавшего с советской разведкой с 1935 года, имеется календарь сообщений с сентября 1940 по 16 июня 1941 года (более 50 кратких резюме). И эти сведения представлены так: «со слов…», «из наблюдения…», «из документов, прошедших через руки…», «из документов…».

Конечно, эти сведения были секретными и важными по своей актуальности… Более того, старший лейтенант госбезопасности в то время Зоя Рыбкина — составитель этого календаря, сделала вывод, который начальник внешней разведки Павел Фитин доложил Сталину: «Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Это была формулировка из шифротелеграммы берлинской резидентуры, которая находилась в центре событий в этот трагический момент истории Советского государства.

Вот только реакция первого лица страны была неадекватной тревожному содержанию документа от разведки: «Не поддавайтесь панике!» Доклад состоялся 20 июня — впереди была война, через считаные часы.

Разведка после массовых репрессий 30-х годов, серьезно коснувшихся и ее, не смогла — не было агентурных позиций в высших эшелонах власти Германии — добыть документального характера данные: о плане «Барбаросса» и введении его в действие, о стратегических целях и сроках начала войны, об окончательной дате нападения.

Сведения обо всех этих документах в Кремле были, причем секретные по содержанию и актуальные по времени, но не документальные! Ослабленной разведке было трудно, особенно в условиях, когда активно работала дезинформационная служба гитлеровцев, вводя дезу в ряды и высших чинов, и офицеров вермахта.

Но имеется еще одна сторона трагедии советской разведки в канун нападения Германии на нашу страну. Сведения-то были объективные, но в фактическим виде, а не в аналитическом. Права на анализ разведданных в своей штаб-квартире разведка была лишена в 1937 году. Разведку отделили от анализа, а ведь именно она была на острие событий и лучше любой другой службы в правительстве и среди военных чувствовала ситуацию.

«В фактическом виде» — это значит, что разведданные шли «наверх» как бы «живьем»: что прислали из резидентуры, то и подавалось. Беда была в том, что в советском политическом и военном руководстве разведданные не анализировались на фоне военно-политической ситуации и военной доктрины Германии. А ведь вермахт — германские вооруженные силы — имел стереотип во всех случаях захвата европейских стран. Это были: шантаж с позиции силы, ультиматум, провокации.

И шла «фактическая информация» в ЦК, СНК, НКО вплоть до 1943 года, когда разведке вернули право анализировать разведданные.

Вот так обстояло дело с информацией — этим «хлебом» разведки — в самый тревожный период для Страны Советов.

Когда речь идет об организации связи для поддержания контактов по линии «разведчик — агент» (беседы по заданиям, прием материалов, подача условных сигналов), то и тут «народные умельцы от разведки» придумали обобщающую «формулу» — это КОН. Связь должна быть: «К» — конспиративной (скрытая от других), «О» — оперативная по временному фактору («дорого яичко к Христову дню») и «Н» — надежная (по защите источника информации и передаваемых от него материалов).

На какие ухищрения не идут участвующие в контактах разведчики и агенты! Тут и беседы в укромных местах вдали от глаз знакомых и спецслужб, и короткие встречи для передачи материалов от нескольких минут до секунд. Безопаснее всего оставление материалов на короткое время в потайном месте, известном только двоим. И наконец, радиосвязь. Но по ней материалы в документальном виде или образцы изделий не передашь…

Так что, прав майор Федотов: «Связь, связь, связь…». Ее еще называют «кровеносными сосудами разведки» — столь важна она и столь уязвима для связки «разведчик — агент».

* * *

Окунаясь в специфику разведработы, желательно понять ее «азы», которые формируют понятие «краеугольные камни» мастерства разведки. «Азы» нужны для того, чтобы разобраться в столь сложной борьбе разведок между собой, в том числе в вопросах дезинформации — этом «высшем пилотаже» любой разведки. Вот что говорил ас американской разведки Джеймс Энгельтон о методах дезинформации, правда, применительно к советской стороне:

«Бесчисленное множество военных хитростей, трюков, уловок, мистификаций, блефа и других методов дезинформации, которые советские и подчиненные им другие службы пользуются для введения в заблуждение стран Запада и с помощью которых стремятся вбить клин между нами (спецслужбами Запада. — Авт. )».

Теперь с позиции этого обширного определения дезинформации можно взглянуть на происходившее в период Карибского кризиса.

Были ли «военные хитрости»? Конечно, — вся операция «Анадырь» по скрытной доставке советских ракет на Кубу. «Трюки» — ложные ракетные позиции на острове. «Уловки» — подвижные ракетные установки. «Мистификации» — встреча Кеннеди с нашим министром Громыко — вокруг да около правды о положении дел, но не открытый разговор. Ведь даже советский посол в Вашингтоне не был в курсе дела с ракетами. Его просто в этот момент исключили из игры, сделав простым чиновником от МИДа, но без полномочий.

Наконец, «блеф». Вершина результативности его применения советской стороной — «большой блеф» Хрущева, его непризнанная победа в закреплении советского влияния в Западном полушарии и, как следствие, просоветские режимы в Никарагуа, Чили…

Нельзя обойти и другие методы; один «ход конем» государственно мыслящего резидента советской разведки в Вашингтоне чего стоит! Его «экспромт» с Берлином как «слабым звеном западной демократии» в Европе на момент кульминации в Карибском кризисе отрезвляюще подействовал на горячие головы вашингтонских политиков и военных. Но это даже не хитрость, и не уловка, тем более не мистификация. И не блеф авантюрного склада. Это взгляд в суть отношений двух ядерных держав и «ахиллесова пята» США в тот момент. Возможно, именно этот «экспромт» дал право Кеннеди доверить компромиссное предложение не послу СССР, а представителю советской спецслужбы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});