Маленький чайный магазинчик в Токио - Джули Кэплин

для вас, что ли?

– Нет. Думаю, нет, – тихо сказал он, затем схватил пакетик с сахаром, смял его в ладони, посмотрел мимо нее в окно, а потом добавил с откровенной честностью: – Я привык делать все сам. Я уже давно не преподаю, не веду никаких личных проектов. Сейчас мои съемки, как правило, просто коммерческие заказы, они не требуют от меня большого погружения.

По выражению его лица было понятно, что это его разочаровало.

– Вы сами решили так работать? – спросила она гораздо мягче.

Гейб внимательно посмотрел на ее лицо. Его глаза внезапно прояснились, будто он проснулся. Пожав плечами, он взял еще один пакетик сахара, что лежал рядом на подставке, и постучал им по столу. Она представила, как маленькие частички внутри пересыпаются вниз по велению гравитации, и поняла, что это тактика задержки. Она не стала заполнять тишину.

Вместо этого она откинулась на спинку стула и окинула взглядом его красивое лицо и морщинки вокруг рта, которые углублялись, когда он говорил.

– Да, – он потер одну бровь. – В коммерческих заказах клиенты обычно имеют очень четкое представление о том, чего они хотят. Они платят – они заказывают музыку, мне так удобно. А преподавание… Энергия и энтузиазм утомительны. Каждый раз с учениками приходится изобретать велосипед… Я ответил на твой вопрос?

Она заметила, как внутри у него пробудилась досада, потому что он изобразил насмешливую улыбку и спросил:

– Нечего сказать?

Она покачала головой. Что изменилось? Почему он перестал быть энергичным, азартным человеком, которого переполняли энтузиазм и стремление не упускать ни одного момента – ведь именно таким она его помнила. Было время, когда можно было почувствовать кипение его энергии. Он едва мог усидеть на месте, фонтанировал идеями, с нетерпением хотел заняться следующим проектом.

На мгновение между ними повисла тяжелая тишина – оба погрузились в свои мысли.

Наконец Гейб отбросил пакетик с сахаром в сторону.

– Завтра мы начнем все сначала. У тебя есть какие-нибудь идеи, куда бы ты хотела поехать?

Это была не просто фраза. Фиона почувствовала, будто ей преподнесли настоящую оливковую ветвь.

– Я бы хотела увидеть что-нибудь более традиционное.

– Хорошо. – Он кивнул, а затем неожиданно, словно хотел услышать честный ответ, а не просто банальность, спросил: – Есть какая-то конкретная причина почему?

Она прищурила глаза, на секунду задумавшись:

– Моя идея: фотограф подглядывает за туристами. Поэтому вместо того, чтобы фотографировать туристические места, я фотографирую реакцию туристов на них.

– Продолжай…

В его голосе звучала скука, но ее проницательный, оценивающий взгляд встретился с этими голубыми глазами – будто он неохотно, но заинтересовался. Она отвела взгляд, ее пульс участился. Его глаза всегда ее завораживали. Окаймленные темными ресницами, яркие и проницательные – или, скорее, когда-то они такими были. Тогда его глаза ничего не упускали из виду, постоянно двигались, словно в поисках идеального кадра, а затем внезапно останавливались, будто их что-то задержало. Тогда подростковые гормоны уверили ее, что множество раз его глаза останавливались именно на ее лице, и в них появлялись восхищение, интерес, даже страсть. Но все это она придумала, нельзя было верить этим подростковым гормонам!

Не обращая внимания, что во рту пересохло, она заставила себя говорить дальше:

– Например, когда мы были в Сибуе, все смотрели вверх. А сегодня в башне, там, где стеклянный пол, все смотрели вниз.

– Контраст! – он одобрительно кивнул.

Ее лицо озарилось внезапной улыбкой – поразительно, что он сразу же понял ее идею! Даже не пришлось объяснять. Осторожность подсказала ей умерить пыл: «Однажды ты уже выставила себя дурочкой!»

Более спокойным, профессиональным тоном она подробнее изложила свою идею.

– Умно, – заметил Гейб. – Наблюдать за наблюдателями. Но если подумать, что тема вуайеризма уже заезжена до смерти…

Его лаконичное пожатие плечами привело ее в ярость.

– Значит, вы считаете, что идея – так себе, – сказала она, падая духом быстрее, чем сдувается проколотый воздушный шарик.

– Я не совсем так сказал! Просто это уже делали раньше. Я же говорил, что именно поэтому и не люблю преподавать… Ну все, лимит душещипательных историй на сегодня исчерпан! Если хочешь больше узнать о культуре, неподалеку находится музей «Эдо-Токио». Могу подбросить тебя туда, если желаешь.

– Нет, не надо, – пробормотала она, пряча руки под бедра. Желанию его придушить было тяжело сопротивляться. Бесит! Не услышал ни слова из того, что она ему рассказывала, даже не похвалил ее грандиозную идею! От досады она готова была расплакаться.

– Завтра ты можешь решить, куда хочешь поехать.

И с этими словами он встал, давая понять, что на сегодня их общение закончено.

Глава 9

– Как съездили в «Небесное дерево»? – с нежной улыбкой спросила Сэцуко вернувшуюся ближе к вечеру Фиону. Японка, изящно поджав ноги под себя, расположилась за столом в центре комнаты. – И где Габриэль-сан?

– У него дела, – сухо ответила Фиона, присаживаясь за стол, куда ей указала Сэцуко, и обрадовавшись чудесному теплу. – Там было очень… интересно, – было что-то в спокойствии, безмятежности Сэцуко, отчего девушке хотелось говорить правду, а не произносить хвалебные речи, которые ожидают от туристов. – Многолюдно.

– Да уж! – произнесла Харука, даже не пытаясь скрыть недовольство. Она суетливо вошла в комнату, неся большой поднос. Фиона не поняла, к чему относилась эта презрительная насмешка: к башне или Гейбу. Сэцуко вскочила и попыталась отобрать поднос у матери, которая в ответ резко прищелкнула языком и что-то сказала по-японски. Бросив на дочь язвительный взгляд, она отвела поднос в сторону, чтобы Сэцуко его не могла взять, и поставила его на стол котацу.

– А фотографии получилось сделать? – спросила Сэцуко, снова усаживаясь за стол, как будто никакой перепалки с матерью не было.

– Немного, – сказала Фиона, почувствовав, что за простым дежурным вопросом скрывается неподдельный интерес Сэцуко. – Хотите взглянуть?

По крайней мере, кто-то интересовался ее работой! Она сжала пальцы под столом – только так она позволила себе выплеснуть раздражение на Гейба.

Сэцуко кивнула, и Фиона показала ей фотографии, а Харука в это время расставляла чайные принадлежности, но не была довольна результатом.

– Есть места и получше, – сказала Харука, разливая чай. Она улыбнулась, глядя на фотографию в рамке, сделанную Фионой: Харука, Сэцуко и Маю под цветущей вишней. Фиона решила пока не показывать тот самый снимок матери и дочери, надеясь, что они будут рады, если она продемонстрирует его на выставке.

Сэцуко спрятала улыбку.

– Моя мама не одобряет недавно построенные бельма на глазу в Токио.

– Где в этой громадной современной башне грация и красота? Тот самый ваби-саби? Ни достоинства, ни смирения… Все только человек