Директива – уничтожить - Михаил Нестеров

Теперь не понял Рябов и попросил объяснений.

Участковый начал с событий, может быть, даже мифических, но разговоры о которых так или иначе ходили, – начал он с событий двадцатипятилетней давности.

– Тогда по «Голосу Америки» передали сообщение, – проникновенно говорил участковый, – что Чапаевск в Самарской области – это маленький американский Чикаго. Была грандиозная перестрелка, передали они на весь мир, половина Чапаевска залегла по одну сторону железной дороги, половина по другую сторону полотна. И началась пальба! Потому что каждый житель Чапаевска, по мнению Пентагона, имеет в наличии огнестрельное оружие.

– Это действительно так?

– Может, не совсем так, но имеют. – Участковый помолчал. – Одним словом, имеют. Если взять наших осужденных, то на зонах чапаевцев называют тяжеловесами – огромные сроки получают, с Самарой не сравнить. У них там два-три года, у нас – восемь-десять.

Рябов покачал головой, ему показалось, что на лице милиционера промелькнула гордость за родной Чапаевск. Вздохнув, он вернул участкового к теме разговора.

– Мы говорили о, так сказать, делении молодежи на определенные группы в зависимости от увлечений.

– Так я же ответил вам. Никаких панков с сине-зелеными волосами – упаси Бог! – с ними тут же разделаются. Есть, конечно, музыкальные фаны, группировки по месту жительства, но без названных вами перекосов. Одним словом, у нас в Чапаевске самая нормальная молодежь.

Ладно, подвел итог встрече Рябов, будем искать среди нормальной. Он, конечно, не знал, что однажды Романов сказал Антону удивительную фразу: «Никогда не надейся на случай, Антон, не зови его, но в подсознании отложи: случай – не от Бога, Бог закрывает глаза в такие моменты, случай – от ангела, от твоего ангела-хранителя». Ангел-хранитель Антона, воспользовавшись дремой Бога, свел его с друзьями, но не в Чапаевске, а в Самаре. И не мог видеть Рябов, что сейчас Юлька Лиханова работает над волосами Антона, делая филировку и осветляя его виски перекисью водорода. Он не должен выделяться даже в их компании, потому что все они немедленно отправляются в Москву – через Ульяновск и Нижний Новгород.

Часть вторая

13

МОСКВА

– Смотрите, тоннель кончился! – на весь вагон заорал Примус, тыкая пальцем в окно. Электропоезд действительно резво выскочил из тоннеля и помчался по городу, словно обычный трамвай.

Пассажиры в вагоне посмотрели на Олега как на дикобраза. Какая-то девчонка лет пятнадцати громко рассмеялась и, бросая взгляды на Примуса, быстро заговорила с подругой. Через пару секунд они смеялись обе.

Антон улыбнулся. Он держался одной рукой за поручень, другой обнимал Юльку. Образцов дернул за рукав Примуса и довольно громко предупредил:

– Заори еще раз.

Теперь почти все в вагоне рассмеялись, но уже смотрели на компанию молодых людей доброжелательно и снисходительно. Понятное дело – там, откуда они приехали, наверное, нет метро. А если и есть, то без таких «сюрпризов» наверняка. Мужчина, сидевший неподалеку, оторвал взгляд от книги и поднял голову:

– Сейчас будет мост через Москву-реку, мы по нему проедем.

Примус кивнул и посмотрел на мужчину.

– А потом опять? – он плавно указал рукой вниз.

Девчонки снова засмеялись.

– Я все это уже переживал сегодня ночью, – неожиданно сообщил Примаков, провожая глазами белое здание, внешне похожее на небольшой железнодорожный вокзал.

– Что ты переживал? – спросила Юлька.

– Вот это все, – Олег подался вперед, касаясь стекла лбом. – Я видел все это во сне.

– Вы откуда? – поинтересовался все тот же пассажир.

Примаков хотел было ответить, но его опередил Образцов:

– Он с Чмаровки.

Примус не обиделся. Поезд проезжал сейчас по мосту через Москву-реку; моментально забылся странный сон, Олег смотрел на узенькую речушку с чувством глубокого превосходства. «Вас бы на Волгу свозить, – думал он, – я бы посмотрел, как бы вы засмеялись. Ущербные люди…»

Примус был высокий и худой, с жиденькой порослью редких волос на острие подбородка; на нем были узкие джинсы, рубашка расцветки «джангл» и бейсболка, надетая козырьком назад. Поступать в университет он и не думал. «Попробуй», – говорили ему. «Бесполезно», – отвечал он. Он играл на гитаре, сочинял по настроению музыку, потом демонстрировал свои произведения друзьям. Те, как и положено, кислотно морщились: «Одно и то же». – «Аккордов мало знаю», – вздыхал Примус.

Электричка проехала мост и снова нырнула в тоннель. Антон, шагнув к дверям, кивнул Образцову: «Выходим». Ромка Ващенко с неохотой оставил свое место. Всего их, считая Антона, было пять человек.

Двери вагона открылись, и пятерка ступила на перрон станции «Коломенская». Поднявшись на эскалаторе и выйдя из вестибюля, Антон указал вправо:

– Нам туда.

Дом на Нагатинской улице, 36, они разыскали довольно легко.

Открыв дверь, Светлана Рогожина с интересом посмотрела на симпатичного парня с модной мелированной прической. Он поздоровался.

– Вы Светлана Рогожина, журналистка?

– Да, – ответила она, не сумев сдержать улыбки. Парень оценивающим, но не нахальным взглядом окинул ее с ног до головы. – А вы?

– Меня зовут Сергей. Я могу с вами поговорить?

– Я даже не знаю… – Она нерешительно оглянулась, прислушиваясь к доносившимся из кухни звукам, там гремела посудой мать.

– Да вы не бойтесь, – успокоил ее парень. – Я по поводу одной из ваших статей. Если неудобно дома, давайте поговорим на улице.

Рогожина все еще пребывала в нерешительности.

– Может быть, лучше завтра, в редакции… – Она неожиданно осеклась. – А как вы узнали мой адрес?

– Вот в редакции его и дали. Я туда отправился прямо с поезда. Я из Самары.

– Ну хорошо. А о какой статье пойдет речь?

Парень протянул ей газету, где в нескольких строчках говорилось об Антоне Никишине, и ткнул пальцем.

– Я не писала этого, – она вернула газету.

– А про Дробова писали?

Рогожина вздрогнула. Этот человек последнее время не выходил у нее из головы. Когда она брала интервью у него, то чувствовала себя спокойно, однако… не совсем уверенно. А после выхода статьи не находила себе места. Генерал будто загипнотизировал ее, внушив, что она должна бояться его. Почему бы? Она написала все слово в слово, старательно подгоняя предложения под речь Дробова: они были то совсем короткими, то длинными. Прежде чем показать готовый материал редактору, несколько раз «прогнала» его. Шеф прочитал и сказал «хорошо». Потом спросил: «Он расписался?» – «Да, на каждой странице». Редактор отдал статью в набор, только не утвердил фотографию Дробова, которую предложила Рогожина: на заднем плане, левее и ниже портрета Сталина, висела карта Москвы, на которой отчетливо был виден крупный крест. А еще говорил – не фашист, думала Светлана, досадуя, что не спросила о значении этого знака. Редактор из одиннадцати снимков, сделанных Рогожиной в кабинете генерала, выбрал тот, который и появился в газете на следующий день. А еще шефу понравилось название: «Георгий Дробов. «Молчание ягнят» по-русски». В редакции ее поздравили – это был ее первый большой успех в газете.

Светлана отчего-то решила, что пришедший к ней парень состоит в организации Дробова; хотя по его виду трудно было это сказать. Внутри шевелился червячок страха – может, напортачила чего-нибудь? Она все же решила с ним поговорить, только не на улице. Демонстративно громко крикнув в глубь квартиры: «Мама, у нас гости», – она впустила гостя в прихожую.

Из кухни выглянула женщина лет сорока пяти и поздоровалась.

Они сели за стол в большой комнате, Светлана достала с полки газету со своей статьей.

– Вы о ней говорили?

– Да. – Образцов взял газету. – Вам эта статья не кажется странной?

– В каком смысле? – обиделась Рогожина. Она поправила на носу очки, стараясь выглядеть старше своих двадцати двух лет; ей просто необходимо иметь солидный вид, коли затронута такая щекотливая тема. – Вам кажутся странными вопросы или ответы?

Эх, как непрофессионально она ведет разговор. Сейчас этот парень скажет ей, что какие вопросы, такие и ответы. Или еще обиднее: «Не задавай дурацких вопросов, не получишь дурацких ответов».

Образцов решил зайти с другой стороны. Он впервые вел разговоры, которые, так или иначе, носили дипломатический оттенок. Обычно решающее слово оставалось за Антоном, Сергей и Юлька сумели убедить его, что не стоит самому идти к журналистке – еще неизвестно, кто она, как его воспримет. Выбор пал на Образцова. Правда, в бой рвался Примус, но его попытку резко пресекли. Важность визита трудно было переоценить. Единственной зацепкой в «деле Никишина» была статья Рогожиной и записная книжка Дмитрия Романова, открытая на странице с телефоном Дробова. Они в тот вечер обыскали всю квартиру капитана, хотя ничего заслуживающего внимания больше не нашли. Только деньги. Деньги решили взять, без финансовой поддержки любые дальнейшие действия вели в тупик. Теперь Образцову предстояла трудная работа, звучащая каламбуром: «Подвести под статью Антона». Посмотрев еще раз в молодое лицо Рогожиной, носившее пожизненно отпечаток облика отличницы, Образ решил идти напролом.