Журнал «День и ночь» 2011–03 (83) - Анатолий Аврутин

Но разве может человек с обострённым, с бедуински дерзким чувством жизни (и Пушкин, и Лермонтов, и прасолы наши знаменитые, и Некрасов…) в смуте остаться в убаюкивающим далёко от этого излома, от центра социально-психологических бурь? — Нет.

Он постоянно в борьбе, постоянно в строю. Он живёт и пишет по принципу:

Устал от схваток роковых —И хочешь обрести покой?Так обретай! Но в жизни той,Где нет ни близких, ни чужих.

Он не просто написал, но выстрадал эти строки:

Беда — не быть без права смелым.Беда — без права проиграть…

Действительно — беда! На войне бед много. Помнится, после первой битвы сторонников Мухаммада с его противниками при Бадре один молодой воин поседел всего за несколько минут, в течение которых он тащил своего отца (врага) в могилу. Плакать было запрещено. Седеть — не запрещено. И он поседел. А вот стихотворение Ивана Переверзина:

— Всего за ночь одну прошедшуюКак ты, товарищ, поседел!— Я видел эту груду тел,Будто поленья, обгоревшую.

Я часто повторяю: «Несмотря на то, что каждый человек уникален, в людях гораздо больше общего, чем частного». И то откровение, которое прозвучало в сильнейшем стихотворении «Наша война», тоже бывало в истории войн и не раз, когда враг пренебрегает всеми законами и обычаями, когда солдат, от рядового до маршала, вдруг начинает понимать, что надо не просто выживать, но спасти свою Родину. И он говорит и врагу, и себе:

Ты мою мать подорвал в столице!Я твою мать убиваю в горах!

Эта дерзкая мысль может ворваться в мозг и осесть там только с отчаяния, только от обречённости. Надо уметь бить врага его же оружием. Китайский полководец Ли Му так бил хунну во третьем веке до н. э. И он побеждал… И таких случаев я могу привести десятки. Не доводите до греха!

Ещё более сильным и значимым для России я считаю откровение в стихотворении «Гражданская война»:

И потому в минуты тризныПомянем всех сынов отчизны,Что шли упрямо рать на рать,В междоусобице проклятой,Брат не щадил родного братаИ шёл за брата умирать.

В Испании, в Долине Павших, по приказу генералиссимуса Франко в 1940-х годах был построен храм всем погибшим в Гражданской войне 19361939 гг. И список по алфавиту, а не по партийной принадлежности. У нас до такого монумента пусть и не храма, но монумента, как до Луны пешком.

Подобные откровения (помянем всех, сражавшихся за Россию) встречаешь редко-редко. Гражданская война ещё не закончена. А пора бы.

Заводи берёз

Естественно, после такой раскалённой главы и автору, и читателю нужно отдохнуть, нужно уединиться в какой-нибудь заводи. Пусть, «душа от радости заплачет», пусть.

Мне кажется, это хороший композиционный приём. Душа читателя ещё обожжена социально напитанными горячими строфами, они её ещё не отпускают, но Природа, окружающий нас мир всё-таки посильнее людских бед: они-то и успокоят душу. И успокаивают. Уж не буду цитировать, поверьте, а я лучше поговорю о душе.

Всё «человеческое, слишком человеческое» покоится на трёх субстанциях: разуме, сердце и душе. Бог-Отец, Бог-Сын, Бог Святой Дух. Командир — начальник штаба — замполит. А можно и так: разум — опыт и наука; сердце — время и ритмы эпохи; душа — вечная всему живому мать. Мудрецами я называют тех людей, в которых эти три субстанции равносильны и отстоят друг от друга на одинаковом расстоянии. Мудрецы рождаются чрезвычайно редко. У остальных людей всё по-разному.

В некоторых древних индийских этико-социальных и этико-религиозных системах первенство и руководящая (!) роль в познавательном процессе отдаётся душе. Она направляет и распределяет усилия разума и сердца. И, естественно, она не всегда успевает уследить за холодным и порою чрезвычайно стремительным разумом и горячим и, уже в силу этого, иной раз бесшабашным сердцем.

Души и душевных откровений в стихах Ивана Переверзина очень много. Может быть, все его стихи написаны душой, вроде бы всё знающей (если она руководит и направляет, если она вечна, значит, знает), но иной раз дающей волю сердцу (предыдущая глава). Но именно это качество — литературное познание мира только душой свойственно поэтам первозданного мышления, а не книжного. И только ей интересны не научные аспекты жизни, а её песни, которые Иван Переверзин слышит в любой травинке, в любой птахе.

И поэтому ему легко приходить в себя, искать душевное равновесие на природе, в природе.

Звенящие мгновения

Древние египтяне называли музыку словом «хи», что в переводе на русский язык означает «удовольствие». Они были уверены в том, что существует космологическая связь между музыкой и движением небесных светил, они умели «слушать» музыку звёзд.

Иван Переверзин тоже неравнодушен к небу, дневному и ночному, и сдаётся мне, что и там в высоте высот он ловит мелодии своих стихов. Да-да, он не композитор, но очень многие его стихи музыкальны, на них написаны мелодии многочисленных песен. Но не только небеса навевают ему мелодии, он слышит их в любой травинке травного раздолья, богатой якутской «пересечёнки». Мелодии его стихов романсные и песенные. И, конечно же, много мелодий даёт ему любовь — во всех её формах.

В этой главе автор не то, что бы подытоживает, приводит книгу (роман) к логическому завершению, но готовится к этому. Здесь можно встретиться с автором в самых разных, заявленных ранее ситуациях, здесь он чаще обращается к поэзии и поэтам, в том числе и к себе самому. Он пытается пробраться в тайны творчества, восторженно благодаря всех тех, кто ему помогал, кого он любит и читает (Афанасия Фета, например, и Гёте). И в этой главе он использует композиционные волны, о которых говорилось выше.

Напряжение строки словно бы затухает.

Немеркнущий свет

Свет действительно не меркнет и не померкнет. Автор собирает лучи немеркнущего света в этакий шар, как и положено свету! И вновь высвечивает ими все темы, о которых он написал в книге (романе). Можно ли считать этот роман завершённым? — Да, можно. Только с одной оговоркой: жизнь продолжается, и на этой ноте заканчивается книга «Грозовые крылья».

Владимир Спектор[20]

Время предпоследних новостей

Среди кривых зеркал, где лишь оскал стабилен,Где отраженье дня неравносильно дню,Всесильный бог любви не так уж и всесилен,Вскрывая, словно ложь, зеркальную броню.

И впрямь прямая речь там ничего не значит.Но кровь и там, и здесь — красна и солона.Пульсирует она, как в зеркалах удача,Чья тень хоть иногда и там, и здесь видна.

* * *

Бессмертие — у каждого своё.Зато безжизненность — одна на всех.И молнии внезапное копьёВсегда ли поражает лютый грех?

Сквозь время пограничной полосы,Сквозь жизнь и смерть — судьбы тугая нить.И, кажется, любовь, а не часыОтсчитывает: быть или не быть…

* * *

Взрываются небесные тела,Земля мерцает сквозь ночной сквозняк.И только мысль, как будто день, светла,Собою пробивает этот мрак.

Там — сталинские соколы летят,Забытые полки ещё бредут…И, словно тысячу веков назад,Не ведает пощады Страшный суд.

* * *

Свет не меркнет, не гаснет —а просто мерцает незримо.В небесах над печалью —мечты, словно голуби, кружат.Невесёлые мысли бредутвдоль дороги под ними,А весёлым надеждам —лишь воздух мерцающий нужен.

Этот свет, этот воздух,который так сладок в гортани,Каждый миг, каждый день,он не меркнет, мерцая, сгорая…На мечты уповая,шагаю за светом, что манит,И пространство любви в нём мерцаетот края до края.

* * *

Запах «Красной Москвы» —середина двадцатого века.Время — «после войны».Время движется только вперёд.На углу возле рынка —С весёлым баяном калека.Он танцует без ног,он без голоса песни поёт…

Это — в памяти всё у меня,У всего поколенья.Мы друг друга в толпеМимоходом легко узнаём.По глазам, в коих времямелькает незваною тенью,И по запаху «Красной Москвы»В подсознанье своём…

* * *

Каждый видит лишь то, что хочетКаждый знает лишь то, что умеет.Кто-то отметит, что день — короче,А для кого-то лишь ночь длиннее.

Но и разбив черепаший панцирьдня или ночи, в осколках желанийОтблески счастья найдёшь, между прочим,Словно последнюю мелочь в кармане.

* * *

Всё временно. И даже то, что вечно.Оно меняет форму, стиль и суть,Как жизнь, что кажется наивной и беспечной.Но в ней со встречных курсов не свернуть.

Оригинальным будь, или банальным —Исчезнет всё, не повторяясь, в срок,Как чья-то тень на полотне батальном,Как в старых письмах слёзы между строк.

* * *

В раю не все блаженствуют, однако.Есть обитатели случайные.Речь не о том, что в небе много брака,И не о том, что ангелы печальные

Никак не сварят манну по потребностиИ шалаши с комфортом всем не розданы…Но что-то есть ещё, помимо бедности,В чём чувство рая близко чувству Родины.

* * *

Пока ещё в Луганске снегопад,Беги за ней сквозь позднее прощанье,Хватая тьму наощупь, наугад,И ощущая лишь любви дыханье.

Пока ещё превыше всяких благВ последний раз к руке её приникнуть,Беги за ней, хоть ветер дует так,Что ни вздохнуть, ни крикнуть, ни окликнуть.

И, зная, что сведёшь её на нет,Не отставай — беги за нею следом,Пока её скользящий силуэтНе станет мраком, холодом и снегом.

* * *

От возраста находок вдалекеЯ привыкаю к возрасту потерь.И где «пятёрки» были в дневнике,Пробелы появляются теперь.

А я в душе — всё тот же ученик.Учу урок, да не идёт он впрок.Хоть, кажется, уже почти привыкК тому, что чаще стал звонить звонок.

* * *

На рубеже весны и лета,Когда прозрачны вечера,Когда каштаны — как ракеты,А жизнь внезапна, как игра,

Случайный дождь сквозь птичий гомонСтреляет каплею в висок…И счастье глохнет, как Бетховен,И жизнь, как дождь, — наискосок.

* * *

У первых холодов — нестрашный вид —В зелёных листьях притаилось лето.И ощущенье осени парит,Как голубь мира над планетой.

И синева раскрытого зрачкаПодобна синеве небесной.И даже грусть пока ещё легка,Как будто пёрышко над бездной.

* * *

Сигаретный дым уходит в небо,Тает в воздухе последнее «прости»…Над дорогой, городом, над хлебом —Божьи и житейские пути.

Жизнь зависла над чертополохом.Только мир по-прежнему большой.Не хочу сказать, что всё так плохо.Не могу сказать, что хорошо.

* * *

От сказуемого до подлежащего,Через скобки, тире, двоеточия,Через прошлое и настоящее,Перерыв на рекламу и прочее…

Сквозь карьерные знаки отличияИ глаголов неправильных рвение,Позабыв про права свои птичьиИ про точку в конце предложения,

Между строк, между мыслей склоняютсяЛица, словно наречия встречные…Боже мой! И урод, и красавица —Все туда — в падежи бесконечные.

* * *

Самолёты летают реже.Только небо не стало чище.И по-прежнему взгляды ищутСвет любви или свет надежды.

Самолёты летят по кругу.Возвращаются новые лица.Но пока ещё сердце стучится,Мы с тобою нужны друг другу.

* * *

Среди чёрных и белых —Расскажи мне, какого ты цвета…Среди слова и дела,Среди честных и лживых ответов

Проявляются лица,И — по белому чёрным скрижали.Время памяти длится,Время совести? Вот уж, едва ли…

* * *

Давай не думать о плохом,Страницы дней листая.Пусть даже, словно птица, в дом,Влетает весть лихая.

И день пройдёт, и ночь пройдёт,И вместо утешеньяСудьбы продолжится полётСквозь память и прощенье.

* * *

Всё своё — лишь в себе, в себе,И хорошее, и плохое.В этой жизни, подобной борьбе,Знаю точно, чего я стою.

Знаю точно, что всё пройдёт.Всё пройдёт и начнётся снова.И в душе моей битый лёд —Лишь живительной влаги основа.

* * *

Не хочется спешить, куда-то торопиться,А просто — жить и жить, и чтоб родные лицаНе ведали тоски, завистливой печали,Чтоб не в конце строкирука была —В начале…

* * *

Добро опять проигрывает матч.Счёт минимальный ничего не значит.Закономерность новых неудачПочти равна случайности удачи,Чья вероятность близится к нулю,Как вероятность гола без штрафного.Добро, проигрывая, шепчет: «Я люблю»,И, побеждая, шепчет то же слово…

* * *

Какою мерою измеритьВсё, что сбылось и не сбылось,Приобретенья и потери,Судьбу, пронзённую насквозь

Желаньем счастья и свободы,Любви познаньем и добра?..О Боже, за спиною — годы,И от «сегодня» до «вчера»,

Как от зарплаты до расплаты —Мгновений честные гроши.Мгновений, трепетом объятых,Впитавших ткань моей души.

А в ней — доставшийся в наследствоНабросок моего пути…Цель не оправдывает средства,Но помогает их найти.

* * *

Кому-то верит донна Анна.Не год — который век подрядКлубится память неустанно,Мосты над временем горят.

Пренебрежительной ухмылкойОпять оскален чей-то рот.И вечность, как любовник пылкий,Не отдаёт, а вновь берёт.

* * *

Яблоки-дички летят, летят…Падают на траву.Жизнь — это тоже фруктовый сад.В мечтах или наяву

Кто-то цветёт и даёт плодыДаже в засушливый год…Яблоня-дичка не ждёт воды —Просто растёт, растёт.

* * *

Дышу, как в последний раз,Пока ещё свет не погас,И листья взлетают упруго.Иду вдоль Луганских снов,Как знающий нечто Иов,И выход ищу из круга.

Дышу, как в последний раз,В предутренний, ласковый час,Взлетая и падая снова.И взлётная полоса,В мои превратившись глаза,Следит за мной несурово.

Гурам Петриашвили[21]