Ришелье. Спаситель Франции или коварный интриган? - Сергей Нечаев

В двух последних фразах заключён главный смысл происходившего. С одной, впрочем, оговоркой: всю свою жизнь кардинал будет заботиться о том, чтобы его собственная воля выглядела как королевская воля, "от которой зависит будущее".

И как, интересно, могла относиться ко всему этому сама Мария Медичи?

Историк Ги Шоссинан-Ногаре отвечает на этот вопрос так:

"Мария чувствовала себя одураченной и хотела только одного: добиться смещения де Ришелье".

Франсуа де Ларошфуко в своих "Мемуарах" пишет:

"Уже тогда говорили о размолвке между королевой-матерью и кардиналом де Ришелье и предугадывали, что она должна повести к весьма значительным последствиям, но предугадать, чем это всё завершится, было ещё нелегко. Королева-мать поставила короля в известность, что кардинал влюблён в королеву, его супругу. Это сообщение возымело действие, и король был им чувствительно задет. Больше того, казалось, что он расположен прогнать кардинала и даже спросил королеву-мать, кого можно было бы поставить вместо него во главе правительства; она, однако, заколебалась и никого не решилась назвать, то ли опасаясь, как бы её ставленники не оказались королю неприятны, то ли потому, что не успела договориться с тем, кого хотела возвысить. Этот промах со стороны королевы-матери явился причиной её опалы и спас кардинала. Король, ленивый и робкий, страшился бремени государственных дел и не желал потерять человека, способного снять с него этот груз".

Кардинал же, получив в своё распоряжение достаточно времени и все необходимые средства, сумел рассеять ревность короля и оградить себя от происков королевы-матери. При этом, по словам Франсуа де Ларошфуко, "ещё не чувствуя себя в силах сломить её, он не упустил ничего, что могло бы поколебать её положение. Она же, со своей стороны, сделала вид, что искренно помирилась с ним, но ненависть к нему затаила навсегда".

Шанс для решительного отмщения представился кардиналу де Ришелье в 1630 году, когда король едва не умер от дизентерии. По свидетельству всё того же Франсуа де Ларошфуко, Людовик XIII тогда занемог "настолько опасно, что все сочли его болезнь безнадёжной".

В самом деле, 22 сентября у короля поднялась температура, и он был уложен в постель. Жар усиливался, и ежедневные кровопускания ничего не могли с этим поделать.

Болезнь протекала в крайне тяжёлой форме. Организм короля был истощён до предела, и растерянные доктора уже не оставляли никаких надежд на благополучный исход. Людовик XIII исповедался и принял причастие.

А 29-го числа Людовику стало ещё хуже, и он, готовясь к скорой смерти, помирился с матерью и попросил передать своим подданным, что просит у них прощения. Было видно, что он доживёт до следующего дня…

Все вокруг только и говорили, что во всём виноват кардинал де Ришелье, что это он подверг опасности жизнь короля, настояв на экспедиции в Северную Италию. Все гадали, каким будет состав Совета после смерти короля и восшествия на престол Гастона Орлеанского. А ещё всех интересовал вопрос, выйдет ли Анна Австрийская за него замуж, чтобы тем самым узаконить права Гастона на престол. Что же касается кардинала де Ришелье, то ему отводили лишь три возможности: ссылку, заточение в тюрьму или казнь…

На его счастье, у Людовика вдруг началось стремительное выздоровление.

"Не знаю, жив я или мёртв, — писал в те дни кардинал графу де Шомбергу. — Признаюсь вам, что некоторые заявления докторов внушили мне столь невыносимый страх, что я до сих пор не могу от него избавиться".

Понятно, что Людовик XIII долгое время ещё был очень слаб, но всем стало понятно, что он выжил, а значит, выжил и кардинал де Ришелье.

Когда королю стало существенно лучше, Мария Медичи попыталась поговорить с ним.

Для поддержки она взяла с собой Гастона, предварительно "накачав" его назиданиями типа: "Будь твёрд, дорогой мой мальчик" или "Мы знаем, чего хотим, и, клянусь Богом, мы добьёмся своего".

Однако Людовик XIII, хотя и чувствовал себя неважно, сразу же предложил матери усмирить своё воинственное настроение. Он, не скрывая раздражения, сказал:

— Я по вашему лицу, мадам, вижу, как вы озлоблены. Вижу, как дуется Гастон. Клянусь Богом, я сыт по горло всеми этими вашими сценами!

— Ваш брат несчастен, — объявила Мария Медичи. — Я тоже…

Людовик удивился:

— Мой брат, герцог Орлеанский, владеет многочисленными городами и поместьями, у него огромное состояние. Он может делать всё, что ему вздумается. С чего бы ему быть несчастным?

— Меня женили на мадемуазель де Монпансье, а я хотел бы жениться на Маргарите Лотарингской, сестре герцога Карла Лотарингского, — заявил Гастон. — Я хотел бы иметь право сам делать выбор.

— Ах вот как? — хмыкнул король. — Может быть, вы ещё потребуете и мою корону в придачу, дорогой брат? Ведь на самом деле вы этого добиваетесь?

После этого Людовик XIII вдруг вскочил с места и закричал:

— Мой ответ — нет! Нет и ещё раз нет!

— Подождите! — воскликнула Мария Медичи. — Ваш брат верен вам. Его требования — это одно, но есть вещь не менее важная. Ришелье по-прежнему при должности. Я ждала… Долго ждала… Но теперь я заявляю, что вы просто обязаны избавиться от него! Иначе мира между нами не будет!

— Ах вот как?! — закричал в ответ Людовик. — Никого не заботят моё спокойствие духа и здоровье… Вы не отстаёте от меня ни днём, ни ночью, требуя устранить лучшего из моих слуг… Вы оскорбляете и высмеиваете его… Вы не даёте мне покоя, но я отвергаю ваши требования! Абсолютно все ваши требования! Ришелье останется при мне…

— Ваш кардинал — предатель! — заявил Гастон. — Если вы не прогоните его, то лично я знаю, как себя защитить.

— Неблагодарный сын! — поддержала его мать. — Пообещайте, что завтра этот дьявол будет заточён в Бастилию! Если нет, я оставлю вас! Я покину вас и двор раз и навсегда!

В ответ Людовик сказал как отрезал:

— Ришелье останется. Это моё окончательное решение.

Потом он резко развернулся и вышел.

Мария Медичи грязно выругалась по-итальянски и шепнула Гастону:

— Нас не заставят свернуть с выбранного пути, сын мой. Мы осуществим наш план в этой игре. Возможно, кровавой игре — не исключено и такое… Они ещё увидят… Этот его любимый кардинал… Мы с ними покончим, а Людовик ещё не один раз пожалеет, что встал на его сторону…

Исходя из вышеизложенного, можно с уверенностью утверждать, что Людовик целиком и полностью поддерживал кардинала де Ришелье как с личностной, так и с политической точки зрения.

Однако, по словам современников, полнейшим антиподом короля была его мать, Мария Медичи, которая всячески выказывала своё крайнее неодобрение действиями кардинала и в течение долгих лет собиралась отправить его в отставку. Более того, Его Высокопреосвященству грозило тюремное заключение: прекрасно понимая, в каком плачевном состоянии находится король, Мария Медичи приняла твёрдое решение дождаться смерти сына, а затем заточить ненавистного кардинала в лионскую тюрьму Пьер-Ансиз и приставить к нему надзирателя в лице коменданта города Лиона господина д’Аленкура.

Увы, все её планы по устранению де Ришелье, равно как и попытки склонить короля на свою сторону, с треском провалились. Видя, как один за другим рушатся её воздушные замки, она решила взять реванш и поговорить с сыном с глазу на глаз. И вот она снова предстала перед Людовиком, на этот раз уверяя, что любит его и никоим образом не намерена вступать с ним в открытую борьбу. При этом Мария Медичи отметила, что если он её тоже любит, то ему придётся сделать окончательный и бесповоротный выбор — мать или кардинал.

Обстановка накалялась; оба родственника заметно нервничали и говорили на повышенных тонах. И в тот самый момент, когда беседа достигла своего эмоционального апогея, в комнату неожиданно вошёл… конечно же вездесущий кардинал де Ришелье.

— Я знаю, — с порога сказал он. — Вы говорили обо мне. Не так ли, мадам?

Это внезапное вмешательство ввело Марию Медичи в кратковременный ступор. Дыхание её пресеклось, и ей потребовалось несколько мучительно долгих секунд, чтобы взять себя в руки. Гордо подняв голову, она отрывисто произнесла:

— Вовсе нет.

Но вдруг волна жгучей ненависти, смешанная с горечью от собственной растерянности, захлестнула её. Она резко повернулась к кардиналу и заговорила, чувствуя, как всё её лицо покрывает испарина:

— Вообще-то… Да… Мы говорили о вас, причём говорили как о человеке самого низкого и неблагородного достоинства.

Слова срывались с её губ сами собой, как извержение вулкана, как неудержимая снежная лавина, сель, камнепад…

Она чувствовала, как всё то, что угнетало и терзало её неё это время, выплёскивается наружу, притом не в самой пристойной форме. Она не замечала ничего вокруг, выкрикивая оскорбления в адрес Ришелье, обвиняя его во всех мыслимых и немыслимых грехах: якобы он задумал покушение на короля, он распространяет слухи, будто Людовик XIII — незаконный сын Генриха IV и потому занимает престол не по праву, он…