Крепость не сдается - Яков Порохин

КРЕПОСТЬ НЕ СДАЕТСЯ

1

Леонид прямо из шахты зашел в баню и теперь, не торопясь, шел домой, радуясь весенней теплыни. Он думал о том, что через пятнадцать-двадцать дней копи будут свободными, и можно будет жить, не боясь казачьего окрика, не просыпаясь ночью от тревожного стука в окно.

«Значит, мост ребята только повредили», — подумал Леонид о своих товарищах Петрякове, Рогалеве и Хуснутдинове. Несколько дней назад они взорвали железнодорожный мост между Чурилово и Потанино. Но уже через четыре дня колчаковцы восстановили его. Взрыв лишь нарушил слегка путь и перекидные балки, к которым прикреплялись шпалы.

Операцию по взрыву моста ребята проводили с помощью… поросенка. Взяли его у Еремея Берсенева, напоили пьяным, положили в мешок и принесли тайком к мосту. Там натерли зад скипидаром и пустили по железнодорожной линии на мост, чтобы отвлечь внимание усиленной охраны.

К. М. Рогалев.

«Надо повторить налет, — размышлял Леонид. — Попрошусь у Василия Яковлевича сам…»

Он не заметил, как догнал его Долгодворов с двумя солдатами. Колчаковцы набросились на Леонида, свалили его с ног, связали руки.

— Попался, голубчик, — прохрипел Долгодворов. — Под гребеночку вас сегодня стрижем.

В штабе контрразведки, куда привели Горшкова, уже находились Голубцов, Екимов, Полещук, Петряков, Масленников и Царегородцев.

«Это — провал, — мелькнуло в голове Леонида. — Но кто выдал?»

Степан Викторович Голубцов едва заметно кивнул Горшкову: держись, мол…

Утром сегодня Дарья Кузьминична проснулась чуть свет.

— Чего вздыхаешь? — спросил Степан.

— Не спится. Сердце будто ножом кто скребет.

— Ну, ну, не выдумывай. Слушай-ка, Дашенька. Тебе ведь вот-вот тридцать годков стукнет. Давай справим твой день рождения. Друзей пригласим, отдохнем.

Лежали, тихо переговаривались, и вдруг — громкий стук в дверь.

— Кто там? — побледнев, застыла у дверей Дарья Кузьминична.

— Голубцов дома? Живо откройте!

— Открой, — тихо сказал Степан Викторович.

В распахнувшуюся дверь ввалились четыре колчаковца и Иван Долгодворов.

— Ну, Голубцов, собирайся, поехали.

Вскрикнула Дарья Кузьминична. Проснулся восьмилетний сын Толя. Бросился на шею отца, зашептал:

— Папа! Куда тебя эти дяденьки ведут. Не ходи от нас…

— Вернусь я скоро, сынок, не плачь, — говорит Степан Викторович, чувствуя, как спазма сжимает горло. — А если не вернусь, помни своего отца. Знай, что он всегда был честным и добрым. И ты, Даша, не кручинься, может, и вернусь.

Потом подошел к спящему младшему сыну Александру, поцеловал его.

— Спи, Шурик. Храбрым будь всегда.

Все это вспомнилось сейчас Степану Викторовичу, и снова назойливо жег вопрос: «Кто же предал? Ведь взят весь комитет. Как удалось Норенбергу напасть на след?».

Однако заслуг Норенберга в поимке копейских подпольщиков не было. Утром он получил строго секретный приказ Агапова: арестовать в течение ближайших часов таких-то людей по нижеуказанному списку. Провал случился в Челябинске. Контрразведка арестовала Образцова, который выдал руководящее ядро подпольной организации. Одного за другим хватала колчаковская контрразведка. За несколько дней было арестовано 66 человек, в том числе 14 копейчан.

2

Колчак проводил массовую мобилизацию в армию. Белогвардейцы пошли на крайние меры: насильно забирали всех, кто мог носить оружие.

В одну из облав попал и Михаил Кормильцев. Сбежать не удалось. Партию мобилизованных отправили на сборный пункт под охраной в станицу Кочкарскую, оттуда — путь в Троицк. В Троицке среди новобранцев Миша увидел Федю Кормильцева, своего однофамильца, копейчанина.

Федя хмуро спросил:

— И тебя, гады, сграбастали? Не смог открутиться и я.

Он и поведал Мише печальную весть: арестованы почти все подпольщики копей и Челябинска.

— Кто уцелел? — сдавленным голосом спросил Михаил.

— Степан Демин, Михаил Иванов, Евстигней Егоров и Володя Вдовин. Ахматша Файзуллин и многие коммунисты ушли в леса. Жену Екимова, Прасковью Владимировну, я отвез в Кочкарь, — рассказывал Федька. — Но ее узнал урядник Васька Косарев и арестовал в тот же день. Егоров, и Демин поручили мне передать в Кочкарь моему дяде Дмитрию Кузьмичу Кормильцеву о провале нашей организации. Как я узнал позднее, Шадымов, спасая его от ареста, приказал увезти в Троицк. Но и там было неспокойно. Нашел я дядю в Токаревке у подпольщика Андрея Мальцева. Едва вернулся в Кочкарь, попал под облаву.

Ребята ждали удобного случая, чтобы уйти в партизанский отряд Жиляева. Но побег пришлось отложить — новобранцев перевели в Кустанай. Случайно Миша узнал, что отца его уволили, и он перебрался в деревню Житари. Узнал Миша и о том, что Захар Яковлевич Кормильцев помог однажды отряду Шадымова захватить белогвардейский обоз. Старый Кормильцев подрезал гужи у хомутов. Когда партизанский отряд влетел в Житари, белогвардейцы решили не принимать боя. Лошади взяли с места. Гужи лопнули. Не выдержали и чересседельники. Обоз был захвачен.

…Стемнело. Выйти из казармы не стоило большого труда: офицеры пьянствовали. Миша и Федя заранее запаслись продуктами, набрали патронов. Благополучно вышли по темным проулкам за город. Перед утром свернули к стогу сена, сели отдохнуть. Тихо переговаривались, вспоминали старых друзей.

— Прячемся! — вдруг сказал Федька.

По дороге скакал казачий разъезд. Так и провели остаток ночи и день в стогу сена. Вторая ночь пути… третья… Утром подошли к деревне Боровое. Где-то в этом районе находились партизаны. Навстречу шел, не торопясь, мужчина. Остановился, оглядел парней в белогвардейской форме.

— Далеко ли, служивые?

Сам смотрит внимательно, зорко.

— Из Кустанайского гарнизона, — открыто сказал Михаил. — Идем до командира партизан Жиляева.

Мужчина подозвал паренька в крестьянском полушубке. Увидев солдат в белогвардейской форме, тот оторопел.

— Добеги к Николаю Егоровичу, скажи, что ко мне гости пришли, — и кивнул Кормильцевым: — Идемте.

Ждать пришлось недолго. В штабе Жиляева Кормильцевы сообщили, сколько в Кустанае казачьих войск, какое у них вооружение.

Партизанский отряд готовился к захвату города.

3

К городу подошли на рассвете. Мишу и Федора вызвал Жиляев.

— Хорошо умеете ориентироваться? — спросил он. — Надо снять часовых у военного арсенала. Сделайте это бесшумно, по сигналу общей атаки. И затем охраняйте его до подхода наших.

В течение трех часов громили партизаны колчаковцев. Белогвардейцы отступили.

На следующий день каратели получили подкрепление и начали наступление на правом фланге.

Жиляевцы отходили. Возле реального училища и Михайловского собора попали под перекрестный огонь из пулеметов и залегли.

— Снять надо этот пулемет, — сказал командир, указав в сторону собора.

— Разрешите мне, — подполз к командиру Миша Кормильцев. — Двух человек в помощь дайте…

Поползли по неглубокой канаве, стараясь выйти из зоны пулеметного огня. Сразила пуля одного партизана. Второй продолжал двигаться за Мишей.

— Ну и сечет, сволота, — услышал Миша его голос. — Даже аллаха не боится.

Миша оглянулся, не то с насмешкой, не то со злостью ответил:

— Ваш аллах и наш бог — кумовья. Так и норовят заставить нас с тобой молиться.

Обогнули церковь, теперь можно привстать. Перед ними двухметровый забор, утыканный сверху толстыми гвоздями. Через секунду Миша уже был на заборе.

— Давай руку! — приказал он товарищу.

Крадучись, прошли возле построек, подобрались к лестнице на каланчу.

— Здесь охраняй, — кивнул Миша партизану. — Как хоть звать-то тебя?

— Марат. А тебя?

— Михаил, — весело подмигнул Кормильцев.

Лестница поскрипывает. Чем выше ползет Кормильцев, тем чаще на него сыплются еще теплые гильзы. Кто же там, наверху?

У пулемета лежал поп в бордовой рясе. Одним прыжком подскочил к нему, рванул от пулемета, толкнул вниз. Взметнулись широкие полы рясы, дикий крик повис в воздухе.

Снизу донеслось дружное партизанское «ура!» Но из окна реального училища ударил пулемет. Упали убитые и раненые. Быстро развернул свой пулемет Михаил и дал длинную очередь по окну. Захлебнулся там пулемет. А из проулка уже выскочили белогвардейцы.

…Белогвардейцы гнали пленных к Троицку. Обессиленных добивали в пути штыками. Тридцать километров одолели к полуночи. А утром в промозглой тишине послышалась команда:

— Каждый десятый выходи!

Михаил Кормильцев оказался в толпе смертников. Молча простился взглядом с Федором.

Полоснули пулеметы, а остальных пленных погнали вперед.