Список нежных жертв - Лариса Соболева

– Я уже все бока отлежал. Завтра меня отпускают из вашего лазарета.

– Поздравляю. Ты герой, будешь ходить по городу с гордо поднятой головой...

– Не говори глупости, – поморщился Лешка. – Я из-за этого урода соревнования пропустил. Представь, готовился-готовился... и не поехал.

– Сочувствую. – Оленька закончила, забрала использованную посуду и пошла к выходу, но у дверей оглянулась и с улыбкой спросила: – Ты будешь сидеть тут всю ночь?

– Спать захочется, наверное, уйду, – сказал юноша. – А что, ты думаешь, всю ночь слушать храп в палате приятно?

– Ну, раз ты дежуришь, я пойду спать.

Посмеиваясь над ним, Оленька вернулась в дежурку, перекинулась несколькими фразами с сонной медсестрой, после улеглась на кушетку. Сон не шел, жесткая кушетка была уже невыносима. Странно, иногда человеку для счастья достаточно мягкой кровати...

Через несколько минут Оленька села на кушетке, свесила голову. Не спится. А как не спится, так лезут в голову всяческие мысли о Витальке. Вновь обида, которая днем казалась глупой, не заслуживающей внимания, заполняла Оленьку. Трудно вырвать из сердца устоявшиеся нормы, привычную жизнь, того же Витальку – негодяя и мерзавца. Оленька поняла, что не уснет долго, следовательно, ее замучают воспоминания. Надо чем-то заняться... И она решила, что в ее положении лучший выход – работа. Отоспится потом, на новом месте. Кстати, утром должна приехать за ней Антонина Афанасьевна. А сейчас она пойдет в палату к Лешке и предложит ему выпить чаю. Он хороший парень, умный, что для мужчин его возраста редкость. Оленька вышла в коридор, надевая крахмальную шапочку на голову...

* * *

Лешку на самом деле мучила бессонница, а это скверная штука, особенно в молодые годы. В палате не почитаешь, телевизора там тоже нет, потенциальные собеседники, с которыми можно говорить не только о болезнях, спят, как сурки. Лешка снова поплелся в палату к Симоне.

Вообще-то посторонним в реанимацию вход строго воспрещен. Но в отделении все знали о подвиге Лешки, часто его смущали похвалами, поэтому правило «строго воспрещен» на него не распространялось. Разумеется, ему льстила слава героя, парню постоянно хотелось взглянуть на спасенную даму, хотелось и от нее услышать слова благодарности.

Это такая классная штука – слыть и чувствовать себя героем! Вон и Лялька по-другому на него смотрит, а раньше носик воротила. Однокурсники каждый день навещают, тумбочку завалили продуктами. В двух газетах описали его подвиг. Приятно! Лешка постоянно ходил проведать Симону – ему казалось, что без него она не поправится. Нет, он не влюблен в нее, просто чувствовал повышенную ответственность за девчонку именно сейчас, когда она начала мало-помалу выкарабкиваться.

Вдруг Лешка напрягся, настроив все органы чувств на пространство коридора. По коридору кто-то шел, но не крался. И Лешка успокоился. Он увидел, как за матовым стеклом замерла человеческая тень. То, что это была мужская тень, парень определил сразу – слишком крупная фигура, мощная, что несвойственно женщине, какого бы роста она ни была. Это наверняка врач, и сейчас он начнет отчитывать Лешку: мол, что здесь делаешь в такой поздний час.

Дверь слегка приоткрылась, и образовалась маленькая щель. Несколько секунд дверь не двигалась, словно за ней никто не стоял... «Если это свой, то почему так осторожен?» – промелькнуло в голове Лешки, но он сразу же отбросил эту мысль, потому что «не своих» здесь просто не бывает.

И точно. В палату вошел врач. В обычном темно-зеленом костюме, только с повязкой на лице, какую надевают во времена эпидемий или на операции.

– Извините, я тут... – начал было оправдываться Лешка перед врачом.

Внезапно врач сделал выпад, выбросив вперед руку. Что-то кольнуло в бок. Почти сразу палата поплыла перед Лешкиными глазами. Парень не понял, что произошло, лишь почувствовал, что теряет силы. Ослабли мышцы ног, он упал на колени, потом потерял равновесие и свалился, скорчившись не от боли, а оттого, что все качалось, будто он оказался на корабле в шторм. В теле, мышцах, внутренностях ощущалась отвратительная легкость, ничего не имеющая общего с настоящей легкостью, знакомой каждому человеку. Лешка ясно видел ноги врача у своего лица и не понимал, почему тот не помогает ему. Хотел подняться сам, но тело не слушалось, оно жило отдельно от Лешки. Казалось, оно само и поднялось, парит над полом. Мозг работал, но тягуче, глаза слипались. Лешка все видел и слышал. Слышал, только как будто издалека, голос Оленьки, вошедшей в палату и кинувшейся к врачу:

– Что вы делаете? Я замени...

Речь Ольги оборвалась на полуслове. Почему? Лешка усилием воли заставил себя повернуть тяжелую, стотонную голову. Он увидел, как Ольга взмахнула руками и плавно падает. Упала. Рядом с ним.

«Это был не врач», – подумал он и вдруг полетел куда-то назад от себя. Он оторвался от пола и летел к потолку, потом к крыше, потом выше... Он летел в темноту и в конце концов перестал что-либо видеть и чувствовать.

* * *

Наступило утро. В состоянии подавленности Оленька сидела на кровати в мужской палате, поджав под себя ноги и положив подбородок на спинку. Не менее подавлен был и Лешка, который полулежал на той же кровати. Остальные мужчины, находившиеся в палате, тщательно соблюдали тишину, хотя об этом их никто не просил. Если кто-нибудь вставал и при том скрипела кровать, больные смотрели на него с осуждением.

В палату вошел Виталик, приблизился к пострадавшим. Правда, те не отреагировали на его появление, и ему пришлось напомнить о себе:

– Оленька, как ты?

– Плохо, – едва вымолвила она, не поворачиваясь в его сторону.

– Понятно, – покивал он. – Там девочки приготовили чай... в столовой... Идите с Лешей, выпейте... Ну, а ты как, парень?

– Тошнит, – коротко ответил Лешка.

– Пройдет, – заверил Виталик. – Анализы отправили в лабораторию, надеюсь, к вечеру узнаем, какой наркотик он вколол тебе.

– А смысл? Я ж не умер. Эмиль Максимович приехал?

– Нет, – сказал Виталик и взглянул на Оленьку, которая к их диалогу осталась безучастной. Он постоял некоторое время, затем вышел из палаты, не найдя нужных слов.

Оленька сидела не шевелясь, находясь в прострации, когда нет четких мыслей и наступает апатия ко всему на свете. Лешка же сосредоточил внимание на обтрепанном уголке простыни. Недавно с ними беседовали следователь и два мордоворота из ментовки, от которых несло перегаром. Представители правоохранительных органов не внушали доверия юноше, особенно мордовороты с лицами, чистыми от какой-либо мысли. Он не верил, что эти люди способны что-то сделать в данном случае. Оленьку псевдоврач попросту вырубил, нанеся удар кулаком в солнечное сплетение, она даже ойкнуть не успела. А Лешке вколол пока неизвестно какой наркотик. Счастье, что организм у него сильный, с запасом защитных ресурсов. Впрочем, он не об этом думал, не об этом...

– Оленька, – заглянула в палату Альбина, – Эмиль Максимович приехал...

– Я не хочу его видеть, – нервно подскочила Оленька.

– Оля... – протянула Альбина, – а кто ему скажет?

– Я не хочу его видеть! – выкрикнула Оленька. Чтобы не докучали, умчалась в служебный туалет, там заперлась и наконец разрыдалась.

Она сидела в туалете не так уж и долго. Снова явилась Альбина, произнесла за дверью:

– Ольга, тебя тут спрашивает женщина. Говорит, вы договаривались встретиться.

– Где она? – выглянула из туалета Оленька.

– В кабинете заведующего, а сам он... ну, ты понимаешь... лютует. Такое ЧП! Оля, выходи. Заперлась тут... вдруг кому-то понадобится...

Оленька молча отстранила ее и понеслась к кабинету завотделением. Антонина Афанасьевна была одна и курила у раскрытого окна. Она так же великолепно выглядела, как и при первой встрече. Когда вошла Оленька, она повернула к ней голову и без приветствия, по-деловому жестко, начала:

– Я в курсе того, что с вами произошло ночью. Но вы должны мне сегодня дать ответ, согласны работать у меня или не согласны. Поймите, у меня нет времени на сантименты, я могу подождать, но только до завтрашнего дня. Если вы не согласны...

– Я согласна и поеду сегодня, сейчас, – перебила ее Оленька.

– Прекрасно, – произнесла Антонина Афанасьевна, но ее правая бровь удивленно взметнулась вверх. – Тогда я жду вас в машине. Поторопитесь.

Она прошла мимо, окутав Оленьку знакомым ароматом духов, ароматом благополучия и достатка.

Девушка вытащила лист бумаги из папки на столе и взяла авторучку. Она написала заявление, о котором шла речь, затем подумала минутку и написала еще записку: «Не говорите никому, где я нахожусь. Ольга». Записку прикрепила к заявлению скрепкой, бросила в ящик стола и рванула в комнату, где под тахтой стояли ее вещи. Надев пальто, схватив баул и сумку, она помчалась вниз по лестнице к выходу. Да, это бегство. Трусливое бегство. А почему обязательно все должны быть сильными, отважными, смелыми? Для равновесия в природе кто-то должен и убегать, трусливо поджав хвост, как сейчас убегала Оленька.