Из плена иллюзий - Фёдор Углов

Алик был сыном известного в городе хирурга, трагически погибшего. После смерти отца вскоре умерла и мать, сраженная горем. Остались" трое детей. Алик был старшим и принял на себя все заботы по дому и двум маленьким сиротам. Заработок его был невелик, и ему пришлось взять работу по совместительству в Институте скорой помощи. В свое время Алик получил хорошее образование, он владел тремя иностранными языками, был начитан, умен и трудолюбив. Благодаря эрудиции, блестящей памяти и способности к анализу и обобщениям он совсем молодым защитил кандидатскую диссертацию и стал ассистентом.

Его острый, ищущий ум, способность точно ставить диагнозы поражали многих. Не было в литературе такого редкого заболевания, которого Алик не знал бы. И знания эти с блеском применял на практике. Бывало, вся клиника мучительно не может определить диагноз больного, а Алексей Леонтьевич посидит над ним, тщательно его обследует и заявляет, что это вот такая-то болезнь, которая впервые описана в таком-то году таким-то ученым. Она протекает так-то, заключается в том-то и таким-то образом лечится.

Однажды в клинику привезли больную с переломом бедра. Ее стали лечить по принятой методике. Не успела бедренная кость срастись, как у женщины случился перелом кости плеча. Тогда Алексей Леонтьевич тщательно обследовал больную, сделал ей снимки других костей и заявил, что у нее повышенная функция паращитовидных желез: небольших, величиною с горошину или даже чечевицу желез внутренней секреции, которые располагаются около щитовидной железы и потому называются "паращитовидными". При их гиперфункции, которая обычно является результатом опухоли этой железы, происходит нарушение обмена в организме человека, и как следствие этого, у него часто происходят переломы костей, кости постоянно болят, что делает таких больных полными инвалидами. Алик сам сделал операцию, отыскал опухоль железы и удалил ее. Больная полностью поправилась.

И такие диагнозы он ставил нередко. Поэтому в тех случаях, когда и сам руководитель клиники не мог поставить точный диагноз, он говорил: "Позовите Алика. Он мудрец, что-нибудь да отыщет".

Алик был хорошим хирургом, с мягкими добрыми руками. Лекции же читал так, что на них приходили студенты других курсов. Всех покоряла его способность читать лекции по любому вопросу хирургии, причем почти без подготовки. О его феноменальной памяти рассказывали анекдоты. Бывало, молодые врачи соберутся в ординаторской и начнут испытывать свою память: назовут подряд 15-20 слов, часто бессмысленных, и просят каждого тут же повторить их. Самое большее, что они могли повторить, - это 5-6 слов. Алик же повторял 12-13! Но больше всего поражала его творческая энергия. Он всегда что-то изобретал, часто придумывал новое, оригинальное.

Единственное, что огорчало друзей Алика, это некоторая его слабость к вину. И хоть он это тщательно скрывал, стесняясь своей привычки, ее заметили многие и очень беспокоились за него.

Когда началась Великая Отечественная война, Алексею Леонтьевичу было 30 лет, но он был уже знаменитым хирургом. Мобилизовав, его назначили главным хирургом медсанбата, и он вскоре зарекомендовал себя на фронте с самой лучшей стороны.

Когда у командования возник вопрос: кого из хирургов, молодых, энергичных и в то же время высокообразованных, умеющих работать в самой сложной обстановке, послать в партизанский край, выбор пал на Алексея Леонтьевича. В течение нескольких лет он работал главным хирургом большой партизанской бригады, а вернее сказать, целого партизанского края. Проводил большую оздоровительную и профилактическую работу, много оперировал больных и раненых, наладил быструю и своевременную их эвакуацию на Большую землю.

Во время крупного наступления наших войск по освобождению блокадного Ленинграда партизанские отряды развернули большую и смелую операцию. В бою Алексей Леонтьевич был тяжело ранен в живот, с повреждением желудка и кишечника. Его быстро доставили на Большую землю, и он уже через несколько часов попал на операционный стол к прославленному хирургу Александру Александровичу Вишневскому.

Операция продолжалась долго, так как ранение кишечника было множественным. Но все было сделано точно и аккуратно. Больной поправился настолько, что вновь был послан в свой партизанский край.

Вернувшись после воины в клинику, он вскоре был избран доцентом и по-прежнему, с тем же интересом читал лекции, вел занятия со студентами, оперировал. Он даже, как и раньше, выкапывал в литературе какие-нибудь интересные сообщения и демонстрировал их на примере своих больных. Женившись еще до войны, он очень заботился о своей семье. Его по-прежнему любили и уважали все сотрудники. И мало кто знал, что Алексей Леонтьевич попивает.

Началось это еще в войну, Слава о нем гремела по партизанскому краю. Многие считали за честь познакомиться с известным хирургом и при этом не скупились угощать его спиртным. А Алексей Леонтьевич, человек добрейшей и деликатной души, отказывать не умел. Да и что скрывать, тянуло его к спиртному. После войны ему стало напоминать о себе тяжелое ранение, временами появлялись боли. Чтобы заглушить их, Алексей Леонтьевич принимал крепкие напитки, а если и они не помогали, пил таблетки кофеина, постепенно пристрастившись и к ним.

Так проходили годы. Алексей Леонтьевич заметно сдавал. Лекции его становились более шаблонными, операции он делал только те, что были отработаны раньше, ни-чего нового уже давно не предлагая. Да и в самих операциях не было того блеска точности, как несколько лет назад. Руки заметно дрожали. Иногда Алексей Леонтьевич приносил своему руководителю какую-нибудь статью, выполненную согласно плану, но в ней не было той живой, творческой мысли, которая отличала его статьи раньше. Им были проделаны уже десятки удачных операций по поводу гиперфункции паращитовидных желез. Он владел уникальным материалом, который не имел ни один хирург не только в нашей стране, но и за рубежом. Ему не раз советовали сделать на этом материале докторскую диссертацию или монографию. При его знании языков и способности писать работы было не более чем на год.

Алексей Леонтьевич соглашался, назначал срок. И... не укладывался в него. Наконец руководитель клиники потребовал, чтобы тот принес ему план работы. Диссертант представил план, который был написан на 24 листах большого формата с сотнями пунктов и параграфов.

Внимательно посмотрев план, руководитель убедился, что диссертант обладает большой суммой знаний, что он подробно проанализировал весь материал, но у него нет и намека на его синтез. Этот результат высочайших функций головного мозга в представленном плане начисто отсутствовал. Отставив этот план в сторону, руководитель написал новый план будущей диссертации на одной странице, содержащей всего 10-12 пунктов.

- Вот по этому плану и пишите диссертацию, - заявил он Алексею Леонтьевичу. Тот, взяв план, ушел работать.

Через два года диссертация была написала и с успехом защищена.

- Если бы вы составили мне план диссертации раньше, я бы написал и защитил ее несколько лет назад, - сказал он своему руководителю.

Но эта защита не стала толчком к новому творчеству. Алексей Леонтьевич продолжал жить в наркотическом тумане. Уже несколько лет он чувствовал падение сил, отсутствие желания и потерю интереса не только к творчеству, но и к самому труду. Он перестал уделять внимание семье. Часто ночевал вне своего дома, а если и приходил в него, то всегда нетрезвый. Жена, обожавшая мужа много лет, охладела к нему. Ее раздражали его постоянные попойки, и в конце концов она ушла от него.

Какое-то время он жил один. Затем женился на молодой, красивой и талантливой женщине, тоже враче, которая еще в студенчестве была покорена его лекциями, эрудицией и добрым сердцем. И хотя с годами Алексей Леонтьевич изменился, но чувство к нему у нее осталось. Выйдя за него замуж, она стала ухаживать за ним как за малым ребенком. Эта любовь и забота, доброта и бескорыстие, трогательная дружба не могли не повлиять на человека, и он стал меньше пить.

По существу, его никто не мог назвать пьяницей или алкоголиком. Он ни разу не прогулял работы из-за пьянства, ни разу не отложил из-за вина ни одной лекции, ни одной операции. Он, что называется, "пил умеренно". Но мозг его не "просыхал", и в результате - полная остановка творческого развития. Он работал и пил. Пил и работал. И вот, женившись второй раз, будучи уже немолодым и больным, он глубоко пожалел о так глупо прожитой жизни. Бросил пить, но поправить уже ничего не мог. Сказывался возраст.

Известно, что жизнь систематически пьющего человека на 15-20 лет меньше, чем непьющего. И если он после 50 лет не погибает от пьянства, то начинает расплачиваться за свое поведение тяжелыми болезнями.

Эта судьба не миновала и Алексея Леонтьевича. Он стал часто болеть. У него были глубоко поражены сосуды нижних конечностей, что проявлялось в постоянных болях ног, хромоте и неуверенной походке. В самом благоприятном для ученого возрасте он ходил с палочкой, а часто и совсем не мог ходить.