Фонд последней надежды - Лиля Калаус

С трудом разлепив опухшие веки, Ася некоторое время рассматривала мутный в предрассветной мгле кусок подушки с витой надписью «Минздрав СССР». Из-за спины шло приятное тепло.

— Гулька, подвинься… — зевнув, сказала Ася и обернулась. — Ой, мама!!

На соседней подушке покоился чей-то подбритый соломенный затылок. Тело неизвестного было укутано, как мумия, в розовый плюш.

Ася мгновенно спрыгнула с новобрачного ложа.

— Эй! Вы кто?!

Тело лениво зашевелилось и село, распространяя невообразимый перегар.

— Ну чего… Чего ты орешь, Насырова… Т-твою мать…

И Софа Брудник повалилась в постель.

Ася полежала без сна минут двадцать, слушая визгливый храп Софы. Потом встала, умылась, натянула кошмарные штаны с водолазкой, пошла завтракать. Ага… Столовка была закрыта на засов, нигде никого не было видно — ни на ресепшен, ни в коридорах. Санаторий «Еуежай» как вымер. Свинство, вообще-то. Она вернулась в номер, надела шапку и куртку и пошла в пункт проката. Пока все отсыпаются, хоть на санках покататься, что ли.

Идея была бредовой. Пункт проката — дощатая будка во дворе — был пуст и тёмен, на двери категорично висел пудовый замок.

Значит, будем гулять. Не в номер же возвращаться. Что там делать? Книжку дочитала в автобусе, кретинка, нет, чтобы две с собой взять. Но кто же знал, что тут такая тощища будет?

Ася неторопливо двинулась по еловой аллее по направлению к оленьим проволочным силуэтам. Солнце ещё не встало, было пасмурно и холодно, как-то зыбко. Обморочная глубина неба переливалась перламутром, как губы ненавистной Раисы. Вдруг где-то на юге вспыхнул над сосновым массивом тонкий, как карандаш, прожекторный луч и вонзился в кашу облаков над перевалом Айше. Далеко в горах загрохотало.

Скоро санаторий проснётся, людишки кинутся за санками, жизнь забурлит. Вечером, краснощёкие, усталые, они устроят рождественский ужин, будут чокаться шампанским, играть в «триньку», дарить друг другу идиотские подарки. Завтра утром все опять немного покатаются, а в полдень соберутся и уедут из санатория. Автобус понесётся вниз по серпантину шоссе, коллеги будут петь песни про красное яблоко заката и белые кораблики, потом автобус подкатит к офису, все помашут друг другу варежками и разбегутся. Ася отправится домой в трамвае, это всего четыре остановки — с рваной сумкой идти пешком глупо. Дома её встретят безразличный Влад и трёхдневная гора грязной посуды. Впереди — долгие рождественские каникулы.

Дел дома невпроворот. Во-первых, генеральная уборка — с мытьём окон, натиранием паркета, чисткой ковров. Во-вторых, надо перемыть хрусталь, люстры, почистить столовое серебро. В-третьих, перестирать шторы, проветрить и перегладить одежду, а потом опять пора будет убираться. Обдумать меню новогоднего ужина, купить подарки, ёлку нарядить. После Нового года свозить Веру Ивановну на обследование. Да! Антресоли не забыть разобрать. Как эта Райка в него вцепилась, а? Мерзкая гадина. А он… Ася закрыла глаза, перевела дух.

Так, шторы перестирать. Балкон покрасить. Господи, остановись, в декабре месяце? И зачем тебе этот покрашенный чужой балкон в чужой квартире?..

Двадцать семь лет — это не старость, конечно, но всё-таки возраст. Пора бы уже начать жить нормальной самостоятельной жизнью. Ведь ей так повезло — прекрасная, хорошо оплачиваемая работа в солидной уважаемой организации. Есть накопления. Пять штук баксов — это не так много, но и немало. Для начала надо развестись с Владом и снять квартиру. Или комнату? Может, даже про ипотеку подумать. Ася представила, как будет приходить в свою квартиру, как будет жить там одна, возможно, даже встречаться с мужчинами… Да! Почему бы и нет?! Значит, начинать надо не с развода и не с квартиры, а с мужика. Прямо сегодня. А что?! Она уже взрослая, тем более, после этого, говорят, всё как-то само собой налаживается.

В общем, Жорка Непомнящий — это раз. Нет, лучше сразу растворитель выпить. А кто ж тогда? Гамаюныч? Вспомнились его полосатые носки, которые Тараска принципиально носил неделями. Артём, как справедливо заметила Гулька, по другому гендеру проходит, а Жаник Снизим Риски уже ангажирован. Шофёр Виталик? Немытые айтишники? Карим Каримыч? Ой. Ты ещё Николай-улы вспомни. Остаётся только…

— Ась? Ась-сись-тентка? Здорово, едренть! — в рассветном сумраке проявилась круглая котовья физиономия Вани Мадиляна. Глаза его сверкали под низко надвинутым треухом, руки топырились для объятий, короткие ножки били нервную чечётку. Видно, успел уже поправиться с утра.

— Ты чего здесь потеряла, подруга? — удивлённо продолжал он, почеломкавшись и обдав Асю ароматом прелой соломы. — Не спится?

— Ну… — Ася набралась храбрости и сказала, глядя в сторону, — Иван, а помните, вы… То есть, ты… вчера на экскурсию приглашал? Метеорит какой-то смотреть.

— Ну приглашал, — притопнул Мадилян. — Классный, между прочим, каменюка, ёптыть! А что?

— Ну… Вот. В смысле, я бы поехала. — Ася судорожно вздохнула.

— Да-а? — вяло переспросил Мадилян, сдвинул треух набок и почесал потный лоб. — Конечно, ёшкин кот, съездить можно. Только…

«Чего это он растерялся? Или я и на Мудиляна не тяну?», — горько подумала Ася.

— Короче, этот, — пряча глаза, завёл Ваняша. — Можно поехать… Прямо сейчас если. А то мне надо к своим на полигон. Соляры им отвезти, понимаешь? Я тебя свожу быстренько — и обратно закину до обеда, а то я до послезавтра уже не вернусь. Идёт? — лицо его расправилось. — Короче, если едешь — прыгай в джипарь, но имей в виду, бля, Раиске — ни слова!

Ася кивнула. Сердце будто примёрзло к рёбрам.

Большинство автомобилей на стоянке было занесено высокими сугробами. Ванькин джипарь, много повидавший на своём веку, гостеприимно распахнул перед ней свои битые дверцы. Мадилян, как ртутный шарик, скакал вокруг него, открывая и закрывая багажник, радостно матерясь, грозя волосатым кулаком перевалу Айше.

Внутри салона было вонюче, липко и сыро. Ася влезла на пассажирское сидение и захлопнула за собой дверцу, как крышку гроба.

— Ну, погнали! — вскричал Ванька, юлой ввинтившись в водительское кресло. Сорвал треух, резко газанул — джип пополз к выездной дорожке. Из колонок жахнул Шнур.

Ехали быстро. Ася выкурила подряд две сигареты. Мадилян молчал, изредка подпевая Шнуру в самых нецензурных местах. Значит, вот так всё у неё и будет? Потный рыжий сморчок — метр в кепке, как Гулька говорила? Тоска… Может, попроситься назад в санаторий? А если он её не повезёт? Высадит на обочине. Идти назад пешком? А дойдёт ли? Да нет, дойдёт, дорога-то одна. Поворачивал он или нет? Боже, я не помню…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});